И снова из не
Крестное знамение-3
Сегодня мы будем говорить о крестном знамении немного с внешней стороны. Всеми более или менее признается, что этот специфически христианский жест чрезвычайно древен в употреблении учениками Иисуса, однако сказать точно, когда он появился в христианском употреблении, представляется весьма сложным. В церковной литературе прошлого, да и настоящего (особенно популярной и полемической), порой встречаются утверждения, что уже сами апостолы им пользовались (а Стоглавый собор в Москве ничтоже сумняся вообще объявил, что так поступали и Сам Спаситель), однако мы сейчас понимаем, что такие утверждения вряд ли можно признать соответствующими истине. Впрочем, нет сомнений, что самые основы данного явления коренятся именно в той, апостольской эпохе. Среди того, что запомнили апостолы из учения Христова, слово о кресте занимает одно из важных мест: 'Кто хочет быть Моим учеником, возьми крест свой и иди за Мною', а если не так - 'недостоин Меня'. Парадокс нашего учения: чтобы жить истинной жизнью, Христом, чтобы стать 'причастником божеского естества', надо сначала наполнится смертью, болью и страданием. Итак, так как Христос пострадал за нас плотию, то и вы вооружитесь тою же мыслью', - пишет Петр, а Павел говорит про 'недостаток в плоти моей скорбей Христовых', который он восполняет в своих страданиях. Здесь, и в других известных местах, связанных с этой темой, еще нет ни указания на крестное знамение, ни поклонения кресту как материальному предмету - пока речь только о страданиях, которыми только и спасается христианин, а они бывают ну самые разнообразные. И нет сомнения, что этот момент - учение о страданиях - входил в то, чему христиане обучали друг друга, говоря о пути спасения. Самые же ранние упоминания осенения знаком креста различных частей тела восходит к III веку. Есть очень интересное мнение, что само начертание креста рассматривалось христианами как один из вариантов написания имени Божия. Чуть позже мы к нему вернемся.
Катехизация, т.е. обучение основам веры и жизни в соответствии с ней - следующий аспект нашего разговора. Мы видим, что первые крещеные в Иерусалиме принимаются только за одно исповедании веры. Все они - 'иудеи, люди набожные', регулярно посещающие синагогу, слушающие там писания пророков, знающие, конечно, и учение о грядущем Мессии как о невинно страждущем праведнике (известные места у Исаии). Для этих людей первоначально достаточно признания, что Иисус из Назарета - тот, на Ком сбылись писания пророков, что это о Нем писали Моисей, Давид, Осия и пр. Они уже обладают основными элементами этого важного знания, его только нужно немного привести в систему, что-то напомнить, на чем-то сделать акценты. И Сам воскресший Спаситель поступает именно так с ближайшими учениками - учит (Его и раньше называли: Учитель) и разъясняет ('И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании'; тогда отверз им ум к уразумению Писаний'), так Он заповедует поступать и им самим: 'идите, крестите... уча'. Этот момент обучения, проповеди, настолько важен, что вообще поставлен на первое место при описании жизни иерусалимской общины, раньше даже Евхаристии: 'И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах' . Учение, конечно же, с течением времени все больше раскрывалось, выливалось в новые формы, обогащалось. В том числе и та часть, которая касается важности перенесения страданий, если они посылаются от Господа. И, несмотря на то, что способов причинения страданий существует множество, именно казнь на кресте (и в силу того, что таким образом умер Спаситель, и в силу вообще ее особой специфичности) стала квинтэссенцией этого аспекта учения Церкви. Само же научение основам веры и жизни в соответствии с этой верой к третьему веку буквально расцветает. Здесь, конечно, прежде всего вспоминается знаменитая огласительная школа в Александрии, положившая, по сути, начало христианской науке, но и не только. Катехизация, предваряющая крещение, и последующая мистагогия, введение новокрещеного в практику тАинственной жизни, стало естественной для всей Церкви, от Британии и Ирландии до Индии и Китая. С обращением Константина возникла, как мы знаем, и противоположная тенденция, приведшая, в конце концов, к полному исчезновению обучения, но первоначального порыва хватило на несколько столетий, века до IX-го. Все эти процессы происходили, конечно, и в тесной связи с богослужебной жизнью Церкви.
Так вот, есть предположение, что первоначально крестное знамение было теснейшим образом связано именно с процессом катехизации (так же как и Символ веры, о котором речь будет ниже) и использовалось только для благословения кого-то, для преподания благодати, а осенение им себя возникло как ответный (подражательный) жест. В процессе оглашения человеку, желающему стать членом Церкви, передавались те или иные знания, прежде всего вероучительного характера. Крестное знамение рассматривалось как выражение этой передаваемой веры самим действием тела. Практически повсеместно существовал обычай 'вручения' и 'возвращения' Символа веры, который зачитывался и объяснялся оглашаемому в процессе катехизации, а непосредственно перед крещением произносился уже непосредственно им самим, как выражение теперь уже его личной веры, единой с верой Церкви, в которую он вступает. Этот порядок, заметим, подразумевается и в нашем современном чине крещения, хотя сама практика давным-давно потеряна. В некоторых местах, судя по дошедшим описаниям, аналогичным образом происходило 'вручение и возвращение' молитвы Господней, а иногда и псалмов - человека водили таким образом и в практику молитвенной жизни. Так вот, сохранилось так же одно указание (из Окситанской церкви - небольшой области на стыке Франции, Италии и Испании) на то, что аналогичным образом происходило и 'вручение' (совершенно буквально на этот раз) крестного знамения. Трудно сказать, насколько этот обычай был всеобщим, однако сам факт наличия связи крестного знамения с обучением вере несомненен. Дошедшее описание касается практики крещения детей (а в первые века христианства оно было достаточно редким исключением): священник говорил: 'Да откроется руках младенца' , а затем начертывал большим пальцем крест на ладони ребенка со словами: 'Передаю тебе знамение креста Господа нашего Иисуса Христа в десницу твою, дабы ты осенил им себя, и оно хранило тебя и исхитило тебя от врага во веки'; затем брал эту его руку своей рукой и ею благословлял младенца, говоря при этом: 'Знаменую тебя знамением креста Господа нашего Иисуса Христа десницею твоею, дабы оно хранило тебя и исхитило тебя от врага, дабы ты имел жизнь вечную во веки веков'. Таким образом крестное знамение совершалось одновременно и крещающим и крещающимся, ведущим и ведомым. Если со стороны священника это преподание благословения, то со стороны крещающегося это жест принятия данной ему благодати. Высказано предположение, что именно из такого рода практики выросло осенением крестом самого себя.
Поскольку крестное знамение было тесно связано с оглашением и воспринималось в том числе и как эквивалент исповедания веры, то неизбежно в какой-то момент было появление попыток объяснения его не просто как образа креста Господня и символа приобщения к Его страданиям, которыми мы спасаемся, но именно в связи с главной формой этого исповедания - с Символом веры. В этих объяснениях достаточно ярка аллегоричность, и мы совершенно не обязаны принимать их, по кр.м. в качестве единственного соответствия истинному смыслу, но сами по себе они достаточно характерны и для лучшего понимания психологии древних полезны. Стоит отметить и то, такое понимание становится популярным в эпоху, когда сама по себе практика оглашения окончательно ушла в прошлое. В этих объяснениях так же проявляются, если вглядеться, те оппозиции, свойственные религиозному сознанию, о которых мы говорили раньше. Положение руки на чело (верхняя точка) при таком подходе связывается с воспоминанием о высшем - о Боге и Его предвечном бытии (соответствует первому члену Символа веры, говорящему о Боге Отце, и далее - до слов о рождении Сына 'прежде всех век' включительно). Опускание руки вниз - со схождением Сына Божия в этот земной мир и Его действиями по нашему спасению (до слов: 'и воскресшего в третий день по Писанием'). В поднятии руки вверх к правому плечу в этой перспективе видели связь со словами Символа веры о восшествии на небеса и одесную-седении, и, наконец, перенесение руки на левое плечо указывало, по мнению комментаторов, на Второе пришествие и Страшный суд, где последует отделение грешников от праведников и поставление их по левую руку от Христа. Это основное содержание такого рода толкований может варьироваться и осложняться некоторыми моментами, в Символе веры отсутствующими, но для данного толкователи представляющимися важными. Комментарии крещения слева направо могут говорить о Сошествие Христа через воплощение от Отца на землю, затем о Сошествие во ад (левая сторона) и о вознесении и одесную-седении (правая сторона) - т.е. крестное знамение связывается, опять-таки с членами Символа веры. Уже после разделения церквей Востока и Запада подобного рода толкований возникло достаточно много - можно вспомнить и прп. Петра Дамаскина (XII в.), и прп. Максима Грека (XVI в.), и других. Естественно, в такой перспективе вопросы ритуальных жестов начинают рассматриваться ни больше, ни меньше, как догматические, в частности, вопрос перстосложения при крестном знамении или, скажем, вопрос направления движения по кругу при крестном ходе. Помноженный на малую историческую образованность и на свойственные русскому национальному характеру максимализм и утопичность, такой взгляд легко вызывал действие страстей - и вот, мы имеем наш старообрядческий раскол во всей его красе, включающий, как мы помним, множество прожитой крови, истязаний, самосожжений и прочего. При чем тут только Христос и Его Евангелие, спрошу я печально?
Относительно закрепившихся форм крестного знамения. Замечено, что преподание таким образом благословения кому-то едино и у христиан Востока, и у христиан Запада: сверху вниз и слева направо. Как мы помним, предположительно именно это употребление крестного знамения (в виде благословения) представляется первичным. А вот осенение крестом самого себя у нас достаточно давно различается. Судя по дошедшим до нас комментариям, в течение долгого времени никакая форма крестного знамения не абсолютизировалась, разные формы сосуществовали друг с другом в рамках одной традиции. Однако со временем в традициях Запада наложение на себя креста слева направо стало преобладать, а в какой-то момент (после Тридентского собора в сер. XVI в.) и было закреплено как 'единственное верное'. Аналогично произошло закрепление противоположной практики на Востоке, впрочем, значительно раньше - уже в IX в. неуемные византийские полемисты упрекали западных братьев в неправильном, с их т.зр., совершении крестного знамения. Полемика между христианами обеих традиций, когда некоторые авторы были настроены прежде всего на поиск и обличение взаимных различий, в том числе и в обрядности, т. е. области второстепенной и изменчивый, только подливала масла в огонь. Но мы не обязаны сегодня следовать чьим-либо заблуждениям, и можем посмотреть на многие вопросы более спокойно. Какой внутренний смысловой акцент содержится в той и другой практике?
Мы говорили о том, что практика благословения кого-то или чего-то внешнего у всех христиан одинакова. При этом благословляющий (например, священник) для благословляемого является источником (или, м.б., лучше - проводником) благодати Самого Господа. Наложение крестного знамения на себя - ответное действие по открыванию себя этому действию Божию. Или, м.б., еще лучше - встречное устремление к Богу. В этом смысле западный вариант крестного знамения (слева направо) лучше демонстрирует, выявляет именно это, человеческое устремление, здесь человек - субъект действия. Восточный вариант делает акцент на противоположном, на именно действии Божием, человек здесь - скорее, объект, не столько устремленный к Богу, сколько уже пребывающий в Нем (ну, или претендующий на это). В западном варианте благословения путем наложения крестного знамения мирянин и священнослужитель оказываются едины в предстоянии перед лицем Божиим, в восточном они разделены - здесь священник как бы являет Бога через себя (можно вспомнить слова Златоуста, хотя и сказанные по другому поводу: 'Мы предоставляем Христу свои руки и голос'). В западном варианте крестного знамения мы видим подчеркивание общения с Богом, в восточном - приобщенности к Нему, в западном - стремление ко спасению, в восточном - его достигнутость, в западном - путь, в восточном - результат, в западном - некую динамику, в восточном - в определенном смысле, статику. Крещение слева направо указывает на приобщение к Богу через приобщение к Церкви, при крещении справа налево - напротив, приобщение к Церкви мыслится как результат приобщенности к Богу. При наложении крестного знамения слева направо внутренний акцент делается на человеческой стороне, при противоположном способе - на божественной. Спасение же, как мы знаем, синергично, т.е. происходит в точке встречи устремлений Бога и человека. Аналогичным образом выглядит акцент в том, как проходит таинство Крещения у христиан Востока и Запада: католик, следуя примеру Иоанна Крестителя, скажет: 'Я крещаю тебя', православный, осознавая, что любое таинство в глубине есть дело рук Божиих: 'Крещается'. И если отсюда еще раз вернуться к мысли о связи крестного знамения с катехизацией, предваряющей крещение, то вероятным будет высказанное предположение, что крещение слева направо восходит к более ранней практике, когда крестились по большей части взрослые, а крещение справа налево, принятое у нас, выросло из того периода, когда большинство крещаемых стало состоять из детей.
Слева направо помимо католиков крестятся и представители монофизитских церквей, а справа налево, помимо православных - несториане. Кроме того, в практике католиков присутствует не один, а несколько вариантов крестного знамения. Например, когда католик первый раз совершает крестное знамение, войдя в храм, он предварительно обмакивает кончики пальцев в особой чаше со святой водой. Этот жест, являющийся, по всей видимости, отголоском древнего обычая омывать руки перед совершением Евхаристии, позже был переосмыслен как обряд, совершаемый в воспоминания, актуализации таинства Крещения. Некоторые католики совершают такой обряд и дома, перед началом домашней молитвы. Помимо обычного, большого креста, в латинском обряде сохранился, как остаток древней практики, т. н. малый крест. Он совершается во время мессы, перед чтением Евангелия, когда священнослужители и молящиеся большим пальцем правой руки изображают три маленьких креста на лбу, устах и сердце.
К нашему времени различия в употреблении крестного знамения касаются не только первенства правой или левой стороны, но и того, как выглядит рука, крестное знамение совершающая (обычно в этом контексте употребляется церковнославянское слово «перстосложение»). Многие столетия бытия Церкви вопрос о перстосложении никак не занимал христиан, будучи более, чем второстепенным. Судя по немногочисленным и кратким, почти всегда косвенным упоминаниям, древнейшей формой являлась практика изображения креста на лбу большим либо указательным пальцем (возможно, к ее отголоскам восходит русское выражение: 'Лоб перекрестить'; аналогично выражался Златоуст: 'Знаменовать лицо'). И практически все первое тысячелетие христианской истории способ перстосложения при изображении крестного знамения священником и мирянином, при благословения себя или иного, не имел никаких различий. Впрочем, не исключено (и на это есть некоторые указания), что наряду с единоперстием существовали и иные формы.
Однако постепенное исчезновение практики крещения взрослых, а значит и целенаправленного обучения вере (характерно, что уже собрание поучений прп. Феодор Студита монашеской братии на рубеже VIII и IX в. именуется 'Оглашением' и никаких крещающихся не подразумевает вовсе), с одной стороны, с другой - существование в сознании христиан устойчивой связи между крестным знамением и вопросами вероучения, а с третьей - существование разделений и полемики на вероучительной почве, - все это с почти неизбежностью должно было привести к тому, что этот основной христианский молитвенный жест будет привлечен к указанной полемике в качестве аргумента. Первые высказанные недоумения христиан восточной части империи относительно западной практики дошли до нас из IX века. Они касались различия крещении справа налево и наоборот. Примерно в это же время восток переходит с осенения крестом только лица или даже частей его (лоб, уста, глаза и пр.) на большой крест (впрочем, есть одно и очень раннее упоминание о такой практике), накладываемый на все тело, а так же с единоперстия на двуперстие. Точные причины таких изменений нам неизвестны. Высказывались мнения, что это могло быть связано с полемикой православных с монофизитами - те, мол, абсолютизировали единоперстие как подтверждение своей доктрины, мы в ответ сделали акцент на иной форме перстосложения. Лично мне такое объяснение не кажется убедительным - разделение с монофизитами произошло на несколько столетий раньше, и почему эти аргументы не использовались до IX в.? А если они и имели место, почему практика применения того или иного перстосложения не изменилась раньше? Само по себе двуперстие, как показали глубокие исследования уже нашего времени, восходит к т.н. 'жесту величия', состоявшем в поднятии руки с разогнутыми и соединенными вместе указательным и средним пальцами и согнутыми остальными. Это жест, в свою очередь, восходит к дохристианской римской традиции, где он использовался в при изображении императора в качестве знака триумфа. Так, одно из самых ранних изображений Христа с жестом величия в сюжете «Вход Господень в Иерусалим» находится на саркофаге Адельфии в Сиракузских катакомбах (V век); символика жеста состоит не в двуперстном благословении Христом жителей Иерусалима, как думали некоторые, а в том, что Он изображен входящим во Святой град как Победитель и истинный Царь. Впоследствии жест величия, как и другие атрибуты императорской иконографии (престол, клавы и др.), становится обычным элементом изображений Господа Иисуса Христа во славе. Из древней иконографии известны и иные жесты, с которыми изображается Иисус: с раскрытой поднятой ладонью, с вытянутым одним перстом (в иконостасе нашего храма, например, Он указует на слова раскрытого Евангелия), с т.н. 'ораторским жестом' (согнуты большой и безымянный пальцы, остальные раскрыты; иногда его ошибочно отождествляли с двуперстием). Изображение же непосредственно благословения путем наложения креста в христианской иконографии встречается редко.
Из нижеприведенных слов видно подтверждение той мысли, что в византийском средневековье с какого-то момента крестное знамение вовлекалось в сферу догматической полемики: "О согласии веры между несторианами, мелхитами и яковитами. То, что они несогласны между собой в изображении крестного знамения, конечно не является препятствиям для единомыслия. Именно, одни знамение креста изображают одним перстом, ведя руку слева направо; другие двумя перстами, ведя, наоборот, справа налево. Яковиты, осеняя себя одним перстом слева направо, означают этим, что веруют во единого Христа - Он перевел искупленных от греха (слева) к благодати (направо). Несториане и мелхиты (т.е. православные), изображая крест в знамении двумя перстами - справа налево, исповедывают тем свое верование, что на кресте человечество и божество были вместе соединены, что это было причиной нашего спасения и что вера началась с правой стороны, а неверие, заблуждение, прогнаны с левой". Эти слова из IX столетия - пример того, как представитель одного из направлений христианства (конкретно - несторианства), разделившихся между собой, ищет путей к единству, хорошо представляя что перво-, а что третьестепенно в области веры. Подобным же образом прп. Феодор Студит писал, что тот, кто изобразит крест «хоть как-нибудь и даже одним только перстом, тот тотчас обращает в бегство враждебного демона». Но конечно, было множество и противоположных случаев, когда христиане искали не столько почву для единства, сколько повод обличить и уязвить своих противников, действуя по принципу: 'Мы, конечно, за мир, но - чтоб наши непременно победили'. Для этого подхода характерно связывание крестного знамения (или любого иного второстепенного момента) с только одним каким-либо смыслом и жесткое неприятие иных точек зрения. Отсюда, естественно, получается удобный повод лишний раз обвинить кого-то в неправоте. Таких авторов было и есть со всех сторон. Подобный подход, пожалуй, даже превалирует в полемике, и он весьма ярко проявился и на русской почве. Мы же не будем сосредотачиваться на разделениях, а лучше будем обращать внимание на то положительное, что можно увидеть.
Переход от двуперстия к нашему нынешнему троеперстию произошел и сделался господствующим на греческом Востоке в течение XII столетия. Довольно долго двуперстие и троеперстие сосуществовали, не вызывая никаких разногласий. На Западе употребление троеперстия в ряду прочих способов наложения крестного знамения отмечено довольно сильно раньше. На Руси введение троеперстия связано с реформами патриарха Никона. С троеперстием уже в византийский период устойчиво связывается учение о Пресвятой Троице, с двуперстием - о двух природах во Христе, с крещением всеми пятью пальцами, принятом в числе прочих на Западе, - воспоминание о пяти ранах распятого Спасителя.
Мы видим в наших храмах, как священник, благословляя людей или предметы, складывает пальцы в особое перстосложение, называемое именословным. Считается, что пальцы, сложенные таким образом, изображают буквы IC XC, то есть, инициалы имени Иисус Христос. При благословении руку ведут сначала налево, потом направо, то есть, у человека, благословляемого таким образом, по-прежнему сначала благословляется правое плечо, потом левое. При наложении же крестного знамения на себя священник использует обычное троеперстие. Есть предположение, что такое именословное перстосложение есть производное от двуперстия, появившееся у греков во второй половине XVI века, и перекочевавшее на Русь в веке XVII. И в применении такого перстосложения видится как бы некое закольцовывание смыслов, усиление действия путем наложения друг на друга разноплановых образов, подобно тому, как мы видели, происходит в символике богослужебных входов: само по себе действие по преподанию благословения (1), сопровождаемое произнесением имени Божия (например: 'Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа') (2), осуществляется путем наложения на благословляемого образа Креста Господня (3), и при этом еще и сложение пальцев благословляющего изображает инициалы Христовы (4), отсылая нас тем самым к Его имени.
Мы уже как-то говорили, что имя рассматривается в восточном христианстве параллельно с иконой: икона есть образ личности, созданный для восприятия через зрение, образ видимый, имя же - образ той же личности для слуха, образ слышимый. Между образом и тем, чей он образ, существуют определенные отношения, о которых говорит нам частично и опыт житейский, но так же и опыт высокого умозрения церковного. Если сформулировать максимально кратко важные в нашем контексте моменты, то получим следующее. Когда речь идет о тварном, то здесь есть чеканная формулировка, многократно повторяемая у различных отцов: 'Честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу'. Классический пример этого: человек, воздающий почесть изображению императора, воздает ее самому императору. И напротив, порочащий изображение, порочит самого изображенного. Однако довольно очевидно, что эта связь - чисто умозрительная, не имеющая под собой , находящегося вне человека, основания. Если я где-нибудь в лесу в одиночку сожгу портрет президента (или, напротив, окажу ему божеские почести), это никак не повлияет на жизнь, здоровье и самочувствие этого человека. Противоположное воззрение - чистая магия, которая не имеет к христианству никакого отношения, что бы там не говорил, например, Флоренский или Лосев. Вот если о моих действиях узнают люди, то, возможно, будет с их стороны какая-то реакция, но она, опять-таки, не связана напрямую с моими действиями, а опосредована их, этих узнавших, волеизъявлением.
Однако, если речь идет о Творце, то ситуация здесь иная. Указанная формулировка, безусловно, сохраняет свою силу, но есть и существенное различие. Образ Бога Живаго имеет реальную связь с Первообразом, Который везде сый и вся исполняяй. Образ Божий наполнен действием Первообраза, наполнен благодатью Божией, и связь образа с Первообразом есть не только в наших представлениях, но имеет статус онтологический. Это относится и к образам для зрения (иконам), но и к образам для слуха - именам Божиим. Нам известно множество случаев, когда одно только призывание имени Божия творило чудеса, начиная с апостольской эпохи. Это представление отражено и в наших молитвенных последованиях. Здесь можно вспомнить фразы типа: 'Именем Господним благослови, отче' (чинопоследование Часов), 'Яко имя Твое, Господи, я призвал, дивное, и славное, и страшное сопротивным' (из молитвы на освящении воды при крещении), и т.д. То же касается и икон и имен святых, людей и ангелов - и через их посредство подается нам благодатная помощь, и эта помощь в глубине своей - опять-таки, помощь Божия, дивного во святых Своих". Они соединились со Христом, сами себя, и друг друга, и всю жизнь свою предали Ему, и Он наполнил их Своей жизнью, Своей полнотою. Мы упоминали выше о древнем христианском восприятии крестного знамения как эквивалента произнесения или написания имени Божия, и можем сказать, что такой подход вполне согласуется с библейским миропониманием. Именословное перстосложение вновь возвращает нас к этой мысли, потерянной в восприятии самих христиан много столетий назад. В каком-то смысле и другие способы перстосложения внутренне тяготели к этому. Мы помним существовавшие объяснения о том, что два соединенных перстосложения указывают на богочеловечество Христово, а три - на единство Лиц Троицы, но, пожалуй, именно именословное перстосложение выявило это внутреннее тяготение в наибольшей степени.
На Западе, в отличие от православной Церкви, никогда не было таких конфликтов относительно сложения перстов при крестном знамении, как в Русской Церкви, и даже сейчас существуют различные его варианты.
Христиане армянского обряда имеют троеперстие, которое отличается от византийского тем, что два других пальца не обязательно прижаты. При совершении крестного знамения армяне совершают и дополнительное движение, возвращая руку к сердцу. Движение крестного знамения начинается сверху вниз, с левого плеча на правое. Крестное знамение в Эфиопской Церкви совершается слева направо. Для его совершения пальцы правой руки складываются в знак креста. Указательный палец остается прямым, а средний наклоняется. До сравнительно недавнего времени у католиков был вполне легитимным способ благословения троеперстием, когда подогнуты большой палец и мизинец (вроде бы сейчас такой способ не употребляется, хотя точных сведений по этому вопросу у меня нет).
Пожалуй, на этом стоит остановиться и вычеркнуть еще один пункт из списка :-)
Запись: https://yadi.sk/d/mIWf8tn5qQN9A
Сегодня мы будем говорить о крестном знамении немного с внешней стороны. Всеми более или менее признается, что этот специфически христианский жест чрезвычайно древен в употреблении учениками Иисуса, однако сказать точно, когда он появился в христианском употреблении, представляется весьма сложным. В церковной литературе прошлого, да и настоящего (особенно популярной и полемической), порой встречаются утверждения, что уже сами апостолы им пользовались (а Стоглавый собор в Москве ничтоже сумняся вообще объявил, что так поступали и Сам Спаситель), однако мы сейчас понимаем, что такие утверждения вряд ли можно признать соответствующими истине. Впрочем, нет сомнений, что самые основы данного явления коренятся именно в той, апостольской эпохе. Среди того, что запомнили апостолы из учения Христова, слово о кресте занимает одно из важных мест: 'Кто хочет быть Моим учеником, возьми крест свой и иди за Мною', а если не так - 'недостоин Меня'. Парадокс нашего учения: чтобы жить истинной жизнью, Христом, чтобы стать 'причастником божеского естества', надо сначала наполнится смертью, болью и страданием. Итак, так как Христос пострадал за нас плотию, то и вы вооружитесь тою же мыслью', - пишет Петр, а Павел говорит про 'недостаток в плоти моей скорбей Христовых', который он восполняет в своих страданиях. Здесь, и в других известных местах, связанных с этой темой, еще нет ни указания на крестное знамение, ни поклонения кресту как материальному предмету - пока речь только о страданиях, которыми только и спасается христианин, а они бывают ну самые разнообразные. И нет сомнения, что этот момент - учение о страданиях - входил в то, чему христиане обучали друг друга, говоря о пути спасения. Самые же ранние упоминания осенения знаком креста различных частей тела восходит к III веку. Есть очень интересное мнение, что само начертание креста рассматривалось христианами как один из вариантов написания имени Божия. Чуть позже мы к нему вернемся.
Катехизация, т.е. обучение основам веры и жизни в соответствии с ней - следующий аспект нашего разговора. Мы видим, что первые крещеные в Иерусалиме принимаются только за одно исповедании веры. Все они - 'иудеи, люди набожные', регулярно посещающие синагогу, слушающие там писания пророков, знающие, конечно, и учение о грядущем Мессии как о невинно страждущем праведнике (известные места у Исаии). Для этих людей первоначально достаточно признания, что Иисус из Назарета - тот, на Ком сбылись писания пророков, что это о Нем писали Моисей, Давид, Осия и пр. Они уже обладают основными элементами этого важного знания, его только нужно немного привести в систему, что-то напомнить, на чем-то сделать акценты. И Сам воскресший Спаситель поступает именно так с ближайшими учениками - учит (Его и раньше называли: Учитель) и разъясняет ('И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всем Писании'; тогда отверз им ум к уразумению Писаний'), так Он заповедует поступать и им самим: 'идите, крестите... уча'. Этот момент обучения, проповеди, настолько важен, что вообще поставлен на первое место при описании жизни иерусалимской общины, раньше даже Евхаристии: 'И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах' . Учение, конечно же, с течением времени все больше раскрывалось, выливалось в новые формы, обогащалось. В том числе и та часть, которая касается важности перенесения страданий, если они посылаются от Господа. И, несмотря на то, что способов причинения страданий существует множество, именно казнь на кресте (и в силу того, что таким образом умер Спаситель, и в силу вообще ее особой специфичности) стала квинтэссенцией этого аспекта учения Церкви. Само же научение основам веры и жизни в соответствии с этой верой к третьему веку буквально расцветает. Здесь, конечно, прежде всего вспоминается знаменитая огласительная школа в Александрии, положившая, по сути, начало христианской науке, но и не только. Катехизация, предваряющая крещение, и последующая мистагогия, введение новокрещеного в практику тАинственной жизни, стало естественной для всей Церкви, от Британии и Ирландии до Индии и Китая. С обращением Константина возникла, как мы знаем, и противоположная тенденция, приведшая, в конце концов, к полному исчезновению обучения, но первоначального порыва хватило на несколько столетий, века до IX-го. Все эти процессы происходили, конечно, и в тесной связи с богослужебной жизнью Церкви.
Так вот, есть предположение, что первоначально крестное знамение было теснейшим образом связано именно с процессом катехизации (так же как и Символ веры, о котором речь будет ниже) и использовалось только для благословения кого-то, для преподания благодати, а осенение им себя возникло как ответный (подражательный) жест. В процессе оглашения человеку, желающему стать членом Церкви, передавались те или иные знания, прежде всего вероучительного характера. Крестное знамение рассматривалось как выражение этой передаваемой веры самим действием тела. Практически повсеместно существовал обычай 'вручения' и 'возвращения' Символа веры, который зачитывался и объяснялся оглашаемому в процессе катехизации, а непосредственно перед крещением произносился уже непосредственно им самим, как выражение теперь уже его личной веры, единой с верой Церкви, в которую он вступает. Этот порядок, заметим, подразумевается и в нашем современном чине крещения, хотя сама практика давным-давно потеряна. В некоторых местах, судя по дошедшим описаниям, аналогичным образом происходило 'вручение и возвращение' молитвы Господней, а иногда и псалмов - человека водили таким образом и в практику молитвенной жизни. Так вот, сохранилось так же одно указание (из Окситанской церкви - небольшой области на стыке Франции, Италии и Испании) на то, что аналогичным образом происходило и 'вручение' (совершенно буквально на этот раз) крестного знамения. Трудно сказать, насколько этот обычай был всеобщим, однако сам факт наличия связи крестного знамения с обучением вере несомненен. Дошедшее описание касается практики крещения детей (а в первые века христианства оно было достаточно редким исключением): священник говорил: 'Да откроется руках младенца' , а затем начертывал большим пальцем крест на ладони ребенка со словами: 'Передаю тебе знамение креста Господа нашего Иисуса Христа в десницу твою, дабы ты осенил им себя, и оно хранило тебя и исхитило тебя от врага во веки'; затем брал эту его руку своей рукой и ею благословлял младенца, говоря при этом: 'Знаменую тебя знамением креста Господа нашего Иисуса Христа десницею твоею, дабы оно хранило тебя и исхитило тебя от врага, дабы ты имел жизнь вечную во веки веков'. Таким образом крестное знамение совершалось одновременно и крещающим и крещающимся, ведущим и ведомым. Если со стороны священника это преподание благословения, то со стороны крещающегося это жест принятия данной ему благодати. Высказано предположение, что именно из такого рода практики выросло осенением крестом самого себя.
Поскольку крестное знамение было тесно связано с оглашением и воспринималось в том числе и как эквивалент исповедания веры, то неизбежно в какой-то момент было появление попыток объяснения его не просто как образа креста Господня и символа приобщения к Его страданиям, которыми мы спасаемся, но именно в связи с главной формой этого исповедания - с Символом веры. В этих объяснениях достаточно ярка аллегоричность, и мы совершенно не обязаны принимать их, по кр.м. в качестве единственного соответствия истинному смыслу, но сами по себе они достаточно характерны и для лучшего понимания психологии древних полезны. Стоит отметить и то, такое понимание становится популярным в эпоху, когда сама по себе практика оглашения окончательно ушла в прошлое. В этих объяснениях так же проявляются, если вглядеться, те оппозиции, свойственные религиозному сознанию, о которых мы говорили раньше. Положение руки на чело (верхняя точка) при таком подходе связывается с воспоминанием о высшем - о Боге и Его предвечном бытии (соответствует первому члену Символа веры, говорящему о Боге Отце, и далее - до слов о рождении Сына 'прежде всех век' включительно). Опускание руки вниз - со схождением Сына Божия в этот земной мир и Его действиями по нашему спасению (до слов: 'и воскресшего в третий день по Писанием'). В поднятии руки вверх к правому плечу в этой перспективе видели связь со словами Символа веры о восшествии на небеса и одесную-седении, и, наконец, перенесение руки на левое плечо указывало, по мнению комментаторов, на Второе пришествие и Страшный суд, где последует отделение грешников от праведников и поставление их по левую руку от Христа. Это основное содержание такого рода толкований может варьироваться и осложняться некоторыми моментами, в Символе веры отсутствующими, но для данного толкователи представляющимися важными. Комментарии крещения слева направо могут говорить о Сошествие Христа через воплощение от Отца на землю, затем о Сошествие во ад (левая сторона) и о вознесении и одесную-седении (правая сторона) - т.е. крестное знамение связывается, опять-таки с членами Символа веры. Уже после разделения церквей Востока и Запада подобного рода толкований возникло достаточно много - можно вспомнить и прп. Петра Дамаскина (XII в.), и прп. Максима Грека (XVI в.), и других. Естественно, в такой перспективе вопросы ритуальных жестов начинают рассматриваться ни больше, ни меньше, как догматические, в частности, вопрос перстосложения при крестном знамении или, скажем, вопрос направления движения по кругу при крестном ходе. Помноженный на малую историческую образованность и на свойственные русскому национальному характеру максимализм и утопичность, такой взгляд легко вызывал действие страстей - и вот, мы имеем наш старообрядческий раскол во всей его красе, включающий, как мы помним, множество прожитой крови, истязаний, самосожжений и прочего. При чем тут только Христос и Его Евангелие, спрошу я печально?
Относительно закрепившихся форм крестного знамения. Замечено, что преподание таким образом благословения кому-то едино и у христиан Востока, и у христиан Запада: сверху вниз и слева направо. Как мы помним, предположительно именно это употребление крестного знамения (в виде благословения) представляется первичным. А вот осенение крестом самого себя у нас достаточно давно различается. Судя по дошедшим до нас комментариям, в течение долгого времени никакая форма крестного знамения не абсолютизировалась, разные формы сосуществовали друг с другом в рамках одной традиции. Однако со временем в традициях Запада наложение на себя креста слева направо стало преобладать, а в какой-то момент (после Тридентского собора в сер. XVI в.) и было закреплено как 'единственное верное'. Аналогично произошло закрепление противоположной практики на Востоке, впрочем, значительно раньше - уже в IX в. неуемные византийские полемисты упрекали западных братьев в неправильном, с их т.зр., совершении крестного знамения. Полемика между христианами обеих традиций, когда некоторые авторы были настроены прежде всего на поиск и обличение взаимных различий, в том числе и в обрядности, т. е. области второстепенной и изменчивый, только подливала масла в огонь. Но мы не обязаны сегодня следовать чьим-либо заблуждениям, и можем посмотреть на многие вопросы более спокойно. Какой внутренний смысловой акцент содержится в той и другой практике?
Мы говорили о том, что практика благословения кого-то или чего-то внешнего у всех христиан одинакова. При этом благословляющий (например, священник) для благословляемого является источником (или, м.б., лучше - проводником) благодати Самого Господа. Наложение крестного знамения на себя - ответное действие по открыванию себя этому действию Божию. Или, м.б., еще лучше - встречное устремление к Богу. В этом смысле западный вариант крестного знамения (слева направо) лучше демонстрирует, выявляет именно это, человеческое устремление, здесь человек - субъект действия. Восточный вариант делает акцент на противоположном, на именно действии Божием, человек здесь - скорее, объект, не столько устремленный к Богу, сколько уже пребывающий в Нем (ну, или претендующий на это). В западном варианте благословения путем наложения крестного знамения мирянин и священнослужитель оказываются едины в предстоянии перед лицем Божиим, в восточном они разделены - здесь священник как бы являет Бога через себя (можно вспомнить слова Златоуста, хотя и сказанные по другому поводу: 'Мы предоставляем Христу свои руки и голос'). В западном варианте крестного знамения мы видим подчеркивание общения с Богом, в восточном - приобщенности к Нему, в западном - стремление ко спасению, в восточном - его достигнутость, в западном - путь, в восточном - результат, в западном - некую динамику, в восточном - в определенном смысле, статику. Крещение слева направо указывает на приобщение к Богу через приобщение к Церкви, при крещении справа налево - напротив, приобщение к Церкви мыслится как результат приобщенности к Богу. При наложении крестного знамения слева направо внутренний акцент делается на человеческой стороне, при противоположном способе - на божественной. Спасение же, как мы знаем, синергично, т.е. происходит в точке встречи устремлений Бога и человека. Аналогичным образом выглядит акцент в том, как проходит таинство Крещения у христиан Востока и Запада: католик, следуя примеру Иоанна Крестителя, скажет: 'Я крещаю тебя', православный, осознавая, что любое таинство в глубине есть дело рук Божиих: 'Крещается'. И если отсюда еще раз вернуться к мысли о связи крестного знамения с катехизацией, предваряющей крещение, то вероятным будет высказанное предположение, что крещение слева направо восходит к более ранней практике, когда крестились по большей части взрослые, а крещение справа налево, принятое у нас, выросло из того периода, когда большинство крещаемых стало состоять из детей.
Слева направо помимо католиков крестятся и представители монофизитских церквей, а справа налево, помимо православных - несториане. Кроме того, в практике католиков присутствует не один, а несколько вариантов крестного знамения. Например, когда католик первый раз совершает крестное знамение, войдя в храм, он предварительно обмакивает кончики пальцев в особой чаше со святой водой. Этот жест, являющийся, по всей видимости, отголоском древнего обычая омывать руки перед совершением Евхаристии, позже был переосмыслен как обряд, совершаемый в воспоминания, актуализации таинства Крещения. Некоторые католики совершают такой обряд и дома, перед началом домашней молитвы. Помимо обычного, большого креста, в латинском обряде сохранился, как остаток древней практики, т. н. малый крест. Он совершается во время мессы, перед чтением Евангелия, когда священнослужители и молящиеся большим пальцем правой руки изображают три маленьких креста на лбу, устах и сердце.
К нашему времени различия в употреблении крестного знамения касаются не только первенства правой или левой стороны, но и того, как выглядит рука, крестное знамение совершающая (обычно в этом контексте употребляется церковнославянское слово «перстосложение»). Многие столетия бытия Церкви вопрос о перстосложении никак не занимал христиан, будучи более, чем второстепенным. Судя по немногочисленным и кратким, почти всегда косвенным упоминаниям, древнейшей формой являлась практика изображения креста на лбу большим либо указательным пальцем (возможно, к ее отголоскам восходит русское выражение: 'Лоб перекрестить'; аналогично выражался Златоуст: 'Знаменовать лицо'). И практически все первое тысячелетие христианской истории способ перстосложения при изображении крестного знамения священником и мирянином, при благословения себя или иного, не имел никаких различий. Впрочем, не исключено (и на это есть некоторые указания), что наряду с единоперстием существовали и иные формы.
Однако постепенное исчезновение практики крещения взрослых, а значит и целенаправленного обучения вере (характерно, что уже собрание поучений прп. Феодор Студита монашеской братии на рубеже VIII и IX в. именуется 'Оглашением' и никаких крещающихся не подразумевает вовсе), с одной стороны, с другой - существование в сознании христиан устойчивой связи между крестным знамением и вопросами вероучения, а с третьей - существование разделений и полемики на вероучительной почве, - все это с почти неизбежностью должно было привести к тому, что этот основной христианский молитвенный жест будет привлечен к указанной полемике в качестве аргумента. Первые высказанные недоумения христиан восточной части империи относительно западной практики дошли до нас из IX века. Они касались различия крещении справа налево и наоборот. Примерно в это же время восток переходит с осенения крестом только лица или даже частей его (лоб, уста, глаза и пр.) на большой крест (впрочем, есть одно и очень раннее упоминание о такой практике), накладываемый на все тело, а так же с единоперстия на двуперстие. Точные причины таких изменений нам неизвестны. Высказывались мнения, что это могло быть связано с полемикой православных с монофизитами - те, мол, абсолютизировали единоперстие как подтверждение своей доктрины, мы в ответ сделали акцент на иной форме перстосложения. Лично мне такое объяснение не кажется убедительным - разделение с монофизитами произошло на несколько столетий раньше, и почему эти аргументы не использовались до IX в.? А если они и имели место, почему практика применения того или иного перстосложения не изменилась раньше? Само по себе двуперстие, как показали глубокие исследования уже нашего времени, восходит к т.н. 'жесту величия', состоявшем в поднятии руки с разогнутыми и соединенными вместе указательным и средним пальцами и согнутыми остальными. Это жест, в свою очередь, восходит к дохристианской римской традиции, где он использовался в при изображении императора в качестве знака триумфа. Так, одно из самых ранних изображений Христа с жестом величия в сюжете «Вход Господень в Иерусалим» находится на саркофаге Адельфии в Сиракузских катакомбах (V век); символика жеста состоит не в двуперстном благословении Христом жителей Иерусалима, как думали некоторые, а в том, что Он изображен входящим во Святой град как Победитель и истинный Царь. Впоследствии жест величия, как и другие атрибуты императорской иконографии (престол, клавы и др.), становится обычным элементом изображений Господа Иисуса Христа во славе. Из древней иконографии известны и иные жесты, с которыми изображается Иисус: с раскрытой поднятой ладонью, с вытянутым одним перстом (в иконостасе нашего храма, например, Он указует на слова раскрытого Евангелия), с т.н. 'ораторским жестом' (согнуты большой и безымянный пальцы, остальные раскрыты; иногда его ошибочно отождествляли с двуперстием). Изображение же непосредственно благословения путем наложения креста в христианской иконографии встречается редко.
Из нижеприведенных слов видно подтверждение той мысли, что в византийском средневековье с какого-то момента крестное знамение вовлекалось в сферу догматической полемики: "О согласии веры между несторианами, мелхитами и яковитами. То, что они несогласны между собой в изображении крестного знамения, конечно не является препятствиям для единомыслия. Именно, одни знамение креста изображают одним перстом, ведя руку слева направо; другие двумя перстами, ведя, наоборот, справа налево. Яковиты, осеняя себя одним перстом слева направо, означают этим, что веруют во единого Христа - Он перевел искупленных от греха (слева) к благодати (направо). Несториане и мелхиты (т.е. православные), изображая крест в знамении двумя перстами - справа налево, исповедывают тем свое верование, что на кресте человечество и божество были вместе соединены, что это было причиной нашего спасения и что вера началась с правой стороны, а неверие, заблуждение, прогнаны с левой". Эти слова из IX столетия - пример того, как представитель одного из направлений христианства (конкретно - несторианства), разделившихся между собой, ищет путей к единству, хорошо представляя что перво-, а что третьестепенно в области веры. Подобным же образом прп. Феодор Студит писал, что тот, кто изобразит крест «хоть как-нибудь и даже одним только перстом, тот тотчас обращает в бегство враждебного демона». Но конечно, было множество и противоположных случаев, когда христиане искали не столько почву для единства, сколько повод обличить и уязвить своих противников, действуя по принципу: 'Мы, конечно, за мир, но - чтоб наши непременно победили'. Для этого подхода характерно связывание крестного знамения (или любого иного второстепенного момента) с только одним каким-либо смыслом и жесткое неприятие иных точек зрения. Отсюда, естественно, получается удобный повод лишний раз обвинить кого-то в неправоте. Таких авторов было и есть со всех сторон. Подобный подход, пожалуй, даже превалирует в полемике, и он весьма ярко проявился и на русской почве. Мы же не будем сосредотачиваться на разделениях, а лучше будем обращать внимание на то положительное, что можно увидеть.
Переход от двуперстия к нашему нынешнему троеперстию произошел и сделался господствующим на греческом Востоке в течение XII столетия. Довольно долго двуперстие и троеперстие сосуществовали, не вызывая никаких разногласий. На Западе употребление троеперстия в ряду прочих способов наложения крестного знамения отмечено довольно сильно раньше. На Руси введение троеперстия связано с реформами патриарха Никона. С троеперстием уже в византийский период устойчиво связывается учение о Пресвятой Троице, с двуперстием - о двух природах во Христе, с крещением всеми пятью пальцами, принятом в числе прочих на Западе, - воспоминание о пяти ранах распятого Спасителя.
Мы видим в наших храмах, как священник, благословляя людей или предметы, складывает пальцы в особое перстосложение, называемое именословным. Считается, что пальцы, сложенные таким образом, изображают буквы IC XC, то есть, инициалы имени Иисус Христос. При благословении руку ведут сначала налево, потом направо, то есть, у человека, благословляемого таким образом, по-прежнему сначала благословляется правое плечо, потом левое. При наложении же крестного знамения на себя священник использует обычное троеперстие. Есть предположение, что такое именословное перстосложение есть производное от двуперстия, появившееся у греков во второй половине XVI века, и перекочевавшее на Русь в веке XVII. И в применении такого перстосложения видится как бы некое закольцовывание смыслов, усиление действия путем наложения друг на друга разноплановых образов, подобно тому, как мы видели, происходит в символике богослужебных входов: само по себе действие по преподанию благословения (1), сопровождаемое произнесением имени Божия (например: 'Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа') (2), осуществляется путем наложения на благословляемого образа Креста Господня (3), и при этом еще и сложение пальцев благословляющего изображает инициалы Христовы (4), отсылая нас тем самым к Его имени.
Мы уже как-то говорили, что имя рассматривается в восточном христианстве параллельно с иконой: икона есть образ личности, созданный для восприятия через зрение, образ видимый, имя же - образ той же личности для слуха, образ слышимый. Между образом и тем, чей он образ, существуют определенные отношения, о которых говорит нам частично и опыт житейский, но так же и опыт высокого умозрения церковного. Если сформулировать максимально кратко важные в нашем контексте моменты, то получим следующее. Когда речь идет о тварном, то здесь есть чеканная формулировка, многократно повторяемая у различных отцов: 'Честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу'. Классический пример этого: человек, воздающий почесть изображению императора, воздает ее самому императору. И напротив, порочащий изображение, порочит самого изображенного. Однако довольно очевидно, что эта связь - чисто умозрительная, не имеющая под собой , находящегося вне человека, основания. Если я где-нибудь в лесу в одиночку сожгу портрет президента (или, напротив, окажу ему божеские почести), это никак не повлияет на жизнь, здоровье и самочувствие этого человека. Противоположное воззрение - чистая магия, которая не имеет к христианству никакого отношения, что бы там не говорил, например, Флоренский или Лосев. Вот если о моих действиях узнают люди, то, возможно, будет с их стороны какая-то реакция, но она, опять-таки, не связана напрямую с моими действиями, а опосредована их, этих узнавших, волеизъявлением.
Однако, если речь идет о Творце, то ситуация здесь иная. Указанная формулировка, безусловно, сохраняет свою силу, но есть и существенное различие. Образ Бога Живаго имеет реальную связь с Первообразом, Который везде сый и вся исполняяй. Образ Божий наполнен действием Первообраза, наполнен благодатью Божией, и связь образа с Первообразом есть не только в наших представлениях, но имеет статус онтологический. Это относится и к образам для зрения (иконам), но и к образам для слуха - именам Божиим. Нам известно множество случаев, когда одно только призывание имени Божия творило чудеса, начиная с апостольской эпохи. Это представление отражено и в наших молитвенных последованиях. Здесь можно вспомнить фразы типа: 'Именем Господним благослови, отче' (чинопоследование Часов), 'Яко имя Твое, Господи, я призвал, дивное, и славное, и страшное сопротивным' (из молитвы на освящении воды при крещении), и т.д. То же касается и икон и имен святых, людей и ангелов - и через их посредство подается нам благодатная помощь, и эта помощь в глубине своей - опять-таки, помощь Божия, дивного во святых Своих". Они соединились со Христом, сами себя, и друг друга, и всю жизнь свою предали Ему, и Он наполнил их Своей жизнью, Своей полнотою. Мы упоминали выше о древнем христианском восприятии крестного знамения как эквивалента произнесения или написания имени Божия, и можем сказать, что такой подход вполне согласуется с библейским миропониманием. Именословное перстосложение вновь возвращает нас к этой мысли, потерянной в восприятии самих христиан много столетий назад. В каком-то смысле и другие способы перстосложения внутренне тяготели к этому. Мы помним существовавшие объяснения о том, что два соединенных перстосложения указывают на богочеловечество Христово, а три - на единство Лиц Троицы, но, пожалуй, именно именословное перстосложение выявило это внутреннее тяготение в наибольшей степени.
На Западе, в отличие от православной Церкви, никогда не было таких конфликтов относительно сложения перстов при крестном знамении, как в Русской Церкви, и даже сейчас существуют различные его варианты.
Христиане армянского обряда имеют троеперстие, которое отличается от византийского тем, что два других пальца не обязательно прижаты. При совершении крестного знамения армяне совершают и дополнительное движение, возвращая руку к сердцу. Движение крестного знамения начинается сверху вниз, с левого плеча на правое. Крестное знамение в Эфиопской Церкви совершается слева направо. Для его совершения пальцы правой руки складываются в знак креста. Указательный палец остается прямым, а средний наклоняется. До сравнительно недавнего времени у католиков был вполне легитимным способ благословения троеперстием, когда подогнуты большой палец и мизинец (вроде бы сейчас такой способ не употребляется, хотя точных сведений по этому вопросу у меня нет).
Пожалуй, на этом стоит остановиться и вычеркнуть еще один пункт из списка :-)
Запись: https://yadi.sk/d/mIWf8tn5qQN9A