Зинаида Серебрякова: судьба разбитая надвое
Оригинал взят у kovlam в Зинаида Серебрякова: судьба разбитая надвое
Порой, замирая у картин великих художников, мы вдруг понимаем, что ничего не ведаем ни о полотне, ни о самом его творце. Например, глядя на картины Зинаиды Серебряковой, мы вступаем в мир света, радости и добра. Думаем о душе, о настроении, о красоте мира, но почти не знаем, при каких обстоятельствах рождались ее бесценные произведения, в какой атмосфере творила эта художница. Тем не менее, большинство событий в жизни Серебряковой являются настолько значимыми, что повлияли не только на всю ее судьбу, но и на творчество в целом.
В доме, где выросла художница, с гордостью отмечали: «В нашей семье все от рождения с карандашом». Не выпускала карандаша из рук и маленькая Зина. И не мудрено. Ее дед, Николай Бенуа, и прадед были признанными архитекторами, отец, Евгений Лансере - скульптором. Живописью занималась и мать, Екатерина Николаевна, сестра известного критика и художника Александра Бенуа.
Зина мало играла со сверстниками, росла нелюдимой и замкнутой, учебой почти не интересовалась, зато часами с недетским упорством могла рисовать один и тот же предмет, добиваясь совершенства. В ее рисунках предстает окружающий мир и - наиболее ярко - Нескучное. Это небольшое имение на стыке Курской и Харьковской губерний, где семья проводила лето. Быт, природа Нескучного и хутора за рекой, оказавшихся так тесно связанными с ее собственной жизнью, станут для Зинаиды постоянным источником душевных и творческих сил.
Тихое женское счастье
В 1905 году Зинаиду поглощает огромная любовь и личное счастье - она выходит замуж за своего двоюродного брата и соседа по имению Бориса Серебрякова и берет его фамилию. Родные препятствовали браку между кровными родственниками. С детского возраста Зина и Боря воспитывались вместе. Они рядом и в Петербурге, и в Нескучном. Они любили друг друга, готовы были соединить свои жизни. Когда родители смирились с их решением, возникла еще одна трудность. Церковью не поощрялись браки близких родственников. К тому же Зинаида была римско-католического вероисповедания, Борис - православного.
После долгих мытарств, поездок в Белгород и Харьков к духовным властям, эти препятствия, наконец, им удалось устранить, и 9 сентября 1905 года они сыграли свадьбу. Затем молодые отправились в Париж. С этой поездкой у каждого из них были связаны особые планы. Зинаида посещала Академию де ла Гранд Шомьер, где рисовала с натуры, а Борис записался в Высшую школу мостов и дорог в качестве вольнослушателя. Через год, полные впечатлений, Серебряковы возвратились домой. В Нескучном Зинаида напряжённо работала - писала этюды, портреты и пейзажи, а Борис как заботливый и умелый хозяин косил камыш, сажал яблоневые деревья, следил за обработкой земли и урожаем, увлекался фотографией.
Они с Зинаидой были очень разными людьми, но эти различия как бы дополняли, объединяли их. И когда они находились порознь (что бывало нередко), у Зинаиды портилось настроение, работа валилась из рук. Позже, вспоминая себя в эти годы, Серебрякова писала: «Для меня всегда казалось, что быть любимой и быть влюбленной - это счастье, я всегда была, как в чаду, не замечая жизни вокруг...»
Вскоре у них появились дети - родился сын Евгений, названный в честь деда, а всего у Серебряковых будет четверо детей: еще Александр, Татьяна и Екатерина. Радостное супружество и материнство, жизнь без нужды среди талантливых и красивых людей. Судьба в эти годы щедро, полной мерой отпустила Зиночке счастья. В 1917-м, в 32 года, она была выдвинута в академики живописи, но осуществиться ее планам помешала революция.
Отчаяние художницы
За простое обыденное счастье ей пришлось заплатить сполна. В 1918 г. любимое Нескучное сожгли вместе с церковью. Сгорели и её холсты. В стране - разруха, Серебрякова, переехав с детьми в Харьков, голодает, её зарплата в местном археологическом музее крошечная. И вдруг приехал в отпуск муж Борис! Всего лишь несколько дней с семьёй. Но, уехав от Зины и детей, он с дороги, не выдержав тоски, повернул назад, к ним. По пути в воинском эшелоне подхватил тиф. В 1919-м он умер, оставив её, 35-летнюю, вдовой. Женское счастье закончилось. На её плечах остались дети, больная мать. Хрупкая, со слабыми, в отца, лёгкими, обворожительная «Зинок» с вечным бантом и чёлочкой стала единственным кормильцем семьи из шести человек.
Она с трудом преодолевала тяготы быта и душевную подавленность. Дети голодали, не учились - переживать такое было очень тяжело. Осенью 1920 года она получила приглашение перевестись в Петроградский отдел музеев и приняла его, но жить легче не стало. Семья едва сводила концы с концами. Отчаявшись, Зинаида Евгеньевна в конце августа 1924 года уехала в Париж искать достойной жизни. Невозможно без боли читать упоминания ее дочери Татьяны об отъезде матери: «Мама считала, что уезжает на время, но отчаяние моё было безгранично, я будто чувствовала, что надолго, на десятилетия расстаюсь с матерью». Так оно и получилось. С трудом, не выдержав разлуки, Серебрякова вызвала из России дочь Катю и сына Шуру. С Татьяной она увидится лишь спустя тридцать шесть лет, когда та навестит ее в Париже.
«На обочине» Парижа
Отъезд в Париж как бы разрезал судьбу Серебряковой надвое. Если в России она была восходящей звездой, а затем и признанным мастером с яркой индивидуальностью, если каждая её работа, по словам художника С.Маковского, вызывала «восторженный гул», то на Западе Серебрякова оказалась на положении эмигрантки, второсортной художницы, стоявшей вдалеке от основных направлений развития западного искусства, попросту говоря, на обочине. Духовно закрепиться на новой почве у нее не получалось. Правда, иногда ей устраивали выставки, находились и спонсоры. Так, барон Броуэр из Бельгии заказал Серебряковой портреты жены и дочерей, оформление его дома, а позже даже организовал художнице поездку в Марокко, где она много и плодотворно рисовала. Но в целом искусство Серебряковой в Европе, в отличие от России, было никому не нужным. Вскоре разразилась война, дом Броуэров сгорел, и почти все созданное Серебряковой погибло.
«Здесь я одна - никто не принимает к сердцу, что начать без копейки и с такими обязанностями, как у меня (посылать все, что я зарабатываю, детям), безумно трудно, время идет, а я бьюсь все на том же месте <...> Я беспокоюсь о том, как будет эта зима у наших <...> денег посылаю все меньше, т. к. теперь здесь такой денежный кризис (с падением франка), что не до заказов. Вообще я часто раскаиваюсь, что заехала так безнадежно далеко от своих...». Это из письма к брату год спустя после приезда в Париж. И на протяжении всего пребывания на чужбине интонация ее писем на родину не меняется: в них безнадежность, сожаление, боль. К тому же Серебрякова была слишком горда и нелюдима, чтобы суметь приспособиться к новой жизни. Все давалось ей с большим трудом. Она была непрактична, хрупка, ранима и болезненна. Лишенная родины, родных корней, она проживала трагическую жизнь, часто вспоминая светлую сказку своего детства и юности, Нескучное, горячо любимого мужа, оставшихся в России двух детей и мать…
Долгожданный подарок
Лишь в 1966 году в России усилиями детей были организованы большие выставки картин Серебряковой в Москве, Ленинграде и Киеве. Художнице к тому времени исполнился восемьдесят один год. Она не смогла по возрасту приехать в Россию, но очень радовалась тому, что на родине ее помнят. В конце жизни эти выставки стали для нее самым дорогим подарком. В Серебряковой ни капли русской крови, но она была и чувствовала себя русской, ощущала Россию как единственно свою страну, как Родину. И за границей она так и не научилась «модернизироваться» в соответствии с разными «измами», ломать себя. А «толкаться локтями» ради коммерции не умела. В 80 лет первая персональная выставка в Москве. Как она волновалась, отправляя свои работы, ведь некоторые пролежали ненужными 30 лет! Но в итоге она произвела фурор. Русский музей купил сразу 21 её картину. И сбылось главное - её творчество, насквозь русское, вернулось в Россию.
Судьба в портретах
Это поразительно свободное, лёгкое дыхание, радостная и щедрая сочность красок или, напротив, неяркая мягкость, воздушность пейзажей, гармония и покой, нежное обаяние «женскости» - самое сильное и цельное впечатление от работ Серебряковой.
Её считали фигурой недостаточно глобальной для истории русского искусства и вызывающе «неавангардной» для его современности. Но чем больше времени проходит, тем более очевидно становится, что её имя не забывается. Кстати, сама Зинаида Евгеньевна всю жизнь отличалась застенчивостью, граничащей с мучительной неуверенностью в себе.
Судьба художницы, одновременно счастливая и трагическая, отразилась, прежде всего, в серии её автопортретов. Кто-то, быть может, спросит: зачем было так часто писать себя? Ответ прозаичен: у художницы часто не было денег на оплату натурщиков и натурщиц. И она, привыкшая к постоянной работе, рисовала себя, своих детей, родных, гостей. Во французской печати её называли «одной из самых замечательных русских художниц эпохи», но эти благожелательные отзывы тонули в море статей, рекламирующих модное тогда абстрактное искусство, которое сильно влияло на вкусы общества. Мастерство Серебряковой многим казалось устаревшим, и её работы крайне редко приобретались на выставках. Она с горечью подводила итог прожитому: «Ничего из моей жизни здесь не вышло, и я часто думаю, что сделала непоправимую вещь, оторвавшись от почвы…». З. Е. Серебрякова умерла в 82 года в Париже, в сентябре 1967 года.
На самом известном из её автопортретов - «За туалетом» - очаровательная, счастливая, прелестно кокетливая женщина. Она расчёсывает длинные пышные волосы, чуть лукаво глядя в зеркало. Он написан в пору ожидания мужа. Проснувшись, Зинаида полюбовалась природой из окна, подошла к зеркалу. Отвела в сторону густые тёмные волосы, взмахнула гребнем и замерла. В зеркале отражалось её лицо, которое светилось покоем и счастьем. Художница вдруг почувствовала желание написать своё отражение. Вот как Серебрякова вспоминала историю создания автопортрета: «Мой муж Борис Анатольевич был в командировке. Зима в этот год наступила ранняя, всё было занесено снегом - наш сад, поля вокруг, всюду сугробы, выйти нельзя. Но в доме на хуторе тепло и уютно, и я начала рисовать себя в зеркале, забавляясь, изображать всякую мелочь на туалете». Получился не традиционный автопортрет, а жанровая сцена, рассказ об одном счастливом утре молодой женщины. Его широкая публика увидела на выставке Союза русских художников зимой 1910 года. Картина Серебряковой висела рядом с картинами Серова, Кустодиева, Врубеля. Она не затерялась среди полотен признанных мастеров, более того - работу дебютантки приобрела Третьяковская галерея. Именно с картины «За туалетом» и началась известность, а через несколько лет закончилась наполненная безграничным счастьем жизнь русской художницы Зинаиды Серебряковой.
Идея публикации: Л.Михеева
Порой, замирая у картин великих художников, мы вдруг понимаем, что ничего не ведаем ни о полотне, ни о самом его творце. Например, глядя на картины Зинаиды Серебряковой, мы вступаем в мир света, радости и добра. Думаем о душе, о настроении, о красоте мира, но почти не знаем, при каких обстоятельствах рождались ее бесценные произведения, в какой атмосфере творила эта художница. Тем не менее, большинство событий в жизни Серебряковой являются настолько значимыми, что повлияли не только на всю ее судьбу, но и на творчество в целом.
В доме, где выросла художница, с гордостью отмечали: «В нашей семье все от рождения с карандашом». Не выпускала карандаша из рук и маленькая Зина. И не мудрено. Ее дед, Николай Бенуа, и прадед были признанными архитекторами, отец, Евгений Лансере - скульптором. Живописью занималась и мать, Екатерина Николаевна, сестра известного критика и художника Александра Бенуа.
Зина мало играла со сверстниками, росла нелюдимой и замкнутой, учебой почти не интересовалась, зато часами с недетским упорством могла рисовать один и тот же предмет, добиваясь совершенства. В ее рисунках предстает окружающий мир и - наиболее ярко - Нескучное. Это небольшое имение на стыке Курской и Харьковской губерний, где семья проводила лето. Быт, природа Нескучного и хутора за рекой, оказавшихся так тесно связанными с ее собственной жизнью, станут для Зинаиды постоянным источником душевных и творческих сил.
Тихое женское счастье
В 1905 году Зинаиду поглощает огромная любовь и личное счастье - она выходит замуж за своего двоюродного брата и соседа по имению Бориса Серебрякова и берет его фамилию. Родные препятствовали браку между кровными родственниками. С детского возраста Зина и Боря воспитывались вместе. Они рядом и в Петербурге, и в Нескучном. Они любили друг друга, готовы были соединить свои жизни. Когда родители смирились с их решением, возникла еще одна трудность. Церковью не поощрялись браки близких родственников. К тому же Зинаида была римско-католического вероисповедания, Борис - православного.
После долгих мытарств, поездок в Белгород и Харьков к духовным властям, эти препятствия, наконец, им удалось устранить, и 9 сентября 1905 года они сыграли свадьбу. Затем молодые отправились в Париж. С этой поездкой у каждого из них были связаны особые планы. Зинаида посещала Академию де ла Гранд Шомьер, где рисовала с натуры, а Борис записался в Высшую школу мостов и дорог в качестве вольнослушателя. Через год, полные впечатлений, Серебряковы возвратились домой. В Нескучном Зинаида напряжённо работала - писала этюды, портреты и пейзажи, а Борис как заботливый и умелый хозяин косил камыш, сажал яблоневые деревья, следил за обработкой земли и урожаем, увлекался фотографией.
Они с Зинаидой были очень разными людьми, но эти различия как бы дополняли, объединяли их. И когда они находились порознь (что бывало нередко), у Зинаиды портилось настроение, работа валилась из рук. Позже, вспоминая себя в эти годы, Серебрякова писала: «Для меня всегда казалось, что быть любимой и быть влюбленной - это счастье, я всегда была, как в чаду, не замечая жизни вокруг...»
Вскоре у них появились дети - родился сын Евгений, названный в честь деда, а всего у Серебряковых будет четверо детей: еще Александр, Татьяна и Екатерина. Радостное супружество и материнство, жизнь без нужды среди талантливых и красивых людей. Судьба в эти годы щедро, полной мерой отпустила Зиночке счастья. В 1917-м, в 32 года, она была выдвинута в академики живописи, но осуществиться ее планам помешала революция.
Отчаяние художницы
За простое обыденное счастье ей пришлось заплатить сполна. В 1918 г. любимое Нескучное сожгли вместе с церковью. Сгорели и её холсты. В стране - разруха, Серебрякова, переехав с детьми в Харьков, голодает, её зарплата в местном археологическом музее крошечная. И вдруг приехал в отпуск муж Борис! Всего лишь несколько дней с семьёй. Но, уехав от Зины и детей, он с дороги, не выдержав тоски, повернул назад, к ним. По пути в воинском эшелоне подхватил тиф. В 1919-м он умер, оставив её, 35-летнюю, вдовой. Женское счастье закончилось. На её плечах остались дети, больная мать. Хрупкая, со слабыми, в отца, лёгкими, обворожительная «Зинок» с вечным бантом и чёлочкой стала единственным кормильцем семьи из шести человек.
Она с трудом преодолевала тяготы быта и душевную подавленность. Дети голодали, не учились - переживать такое было очень тяжело. Осенью 1920 года она получила приглашение перевестись в Петроградский отдел музеев и приняла его, но жить легче не стало. Семья едва сводила концы с концами. Отчаявшись, Зинаида Евгеньевна в конце августа 1924 года уехала в Париж искать достойной жизни. Невозможно без боли читать упоминания ее дочери Татьяны об отъезде матери: «Мама считала, что уезжает на время, но отчаяние моё было безгранично, я будто чувствовала, что надолго, на десятилетия расстаюсь с матерью». Так оно и получилось. С трудом, не выдержав разлуки, Серебрякова вызвала из России дочь Катю и сына Шуру. С Татьяной она увидится лишь спустя тридцать шесть лет, когда та навестит ее в Париже.
«На обочине» Парижа
Отъезд в Париж как бы разрезал судьбу Серебряковой надвое. Если в России она была восходящей звездой, а затем и признанным мастером с яркой индивидуальностью, если каждая её работа, по словам художника С.Маковского, вызывала «восторженный гул», то на Западе Серебрякова оказалась на положении эмигрантки, второсортной художницы, стоявшей вдалеке от основных направлений развития западного искусства, попросту говоря, на обочине. Духовно закрепиться на новой почве у нее не получалось. Правда, иногда ей устраивали выставки, находились и спонсоры. Так, барон Броуэр из Бельгии заказал Серебряковой портреты жены и дочерей, оформление его дома, а позже даже организовал художнице поездку в Марокко, где она много и плодотворно рисовала. Но в целом искусство Серебряковой в Европе, в отличие от России, было никому не нужным. Вскоре разразилась война, дом Броуэров сгорел, и почти все созданное Серебряковой погибло.
«Здесь я одна - никто не принимает к сердцу, что начать без копейки и с такими обязанностями, как у меня (посылать все, что я зарабатываю, детям), безумно трудно, время идет, а я бьюсь все на том же месте <...> Я беспокоюсь о том, как будет эта зима у наших <...> денег посылаю все меньше, т. к. теперь здесь такой денежный кризис (с падением франка), что не до заказов. Вообще я часто раскаиваюсь, что заехала так безнадежно далеко от своих...». Это из письма к брату год спустя после приезда в Париж. И на протяжении всего пребывания на чужбине интонация ее писем на родину не меняется: в них безнадежность, сожаление, боль. К тому же Серебрякова была слишком горда и нелюдима, чтобы суметь приспособиться к новой жизни. Все давалось ей с большим трудом. Она была непрактична, хрупка, ранима и болезненна. Лишенная родины, родных корней, она проживала трагическую жизнь, часто вспоминая светлую сказку своего детства и юности, Нескучное, горячо любимого мужа, оставшихся в России двух детей и мать…
Долгожданный подарок
Лишь в 1966 году в России усилиями детей были организованы большие выставки картин Серебряковой в Москве, Ленинграде и Киеве. Художнице к тому времени исполнился восемьдесят один год. Она не смогла по возрасту приехать в Россию, но очень радовалась тому, что на родине ее помнят. В конце жизни эти выставки стали для нее самым дорогим подарком. В Серебряковой ни капли русской крови, но она была и чувствовала себя русской, ощущала Россию как единственно свою страну, как Родину. И за границей она так и не научилась «модернизироваться» в соответствии с разными «измами», ломать себя. А «толкаться локтями» ради коммерции не умела. В 80 лет первая персональная выставка в Москве. Как она волновалась, отправляя свои работы, ведь некоторые пролежали ненужными 30 лет! Но в итоге она произвела фурор. Русский музей купил сразу 21 её картину. И сбылось главное - её творчество, насквозь русское, вернулось в Россию.
Судьба в портретах
Это поразительно свободное, лёгкое дыхание, радостная и щедрая сочность красок или, напротив, неяркая мягкость, воздушность пейзажей, гармония и покой, нежное обаяние «женскости» - самое сильное и цельное впечатление от работ Серебряковой.
Её считали фигурой недостаточно глобальной для истории русского искусства и вызывающе «неавангардной» для его современности. Но чем больше времени проходит, тем более очевидно становится, что её имя не забывается. Кстати, сама Зинаида Евгеньевна всю жизнь отличалась застенчивостью, граничащей с мучительной неуверенностью в себе.
Судьба художницы, одновременно счастливая и трагическая, отразилась, прежде всего, в серии её автопортретов. Кто-то, быть может, спросит: зачем было так часто писать себя? Ответ прозаичен: у художницы часто не было денег на оплату натурщиков и натурщиц. И она, привыкшая к постоянной работе, рисовала себя, своих детей, родных, гостей. Во французской печати её называли «одной из самых замечательных русских художниц эпохи», но эти благожелательные отзывы тонули в море статей, рекламирующих модное тогда абстрактное искусство, которое сильно влияло на вкусы общества. Мастерство Серебряковой многим казалось устаревшим, и её работы крайне редко приобретались на выставках. Она с горечью подводила итог прожитому: «Ничего из моей жизни здесь не вышло, и я часто думаю, что сделала непоправимую вещь, оторвавшись от почвы…». З. Е. Серебрякова умерла в 82 года в Париже, в сентябре 1967 года.
На самом известном из её автопортретов - «За туалетом» - очаровательная, счастливая, прелестно кокетливая женщина. Она расчёсывает длинные пышные волосы, чуть лукаво глядя в зеркало. Он написан в пору ожидания мужа. Проснувшись, Зинаида полюбовалась природой из окна, подошла к зеркалу. Отвела в сторону густые тёмные волосы, взмахнула гребнем и замерла. В зеркале отражалось её лицо, которое светилось покоем и счастьем. Художница вдруг почувствовала желание написать своё отражение. Вот как Серебрякова вспоминала историю создания автопортрета: «Мой муж Борис Анатольевич был в командировке. Зима в этот год наступила ранняя, всё было занесено снегом - наш сад, поля вокруг, всюду сугробы, выйти нельзя. Но в доме на хуторе тепло и уютно, и я начала рисовать себя в зеркале, забавляясь, изображать всякую мелочь на туалете». Получился не традиционный автопортрет, а жанровая сцена, рассказ об одном счастливом утре молодой женщины. Его широкая публика увидела на выставке Союза русских художников зимой 1910 года. Картина Серебряковой висела рядом с картинами Серова, Кустодиева, Врубеля. Она не затерялась среди полотен признанных мастеров, более того - работу дебютантки приобрела Третьяковская галерея. Именно с картины «За туалетом» и началась известность, а через несколько лет закончилась наполненная безграничным счастьем жизнь русской художницы Зинаиды Серебряковой.
Идея публикации: Л.Михеева