Харьков 1924 г.
Плакат 1923 г.
Попалась одинокая рукопись - несколько листов плотной пожелтевшей бумаги, сшитые суровой ниткой.
Редкий экземпляр стихотворной публицистики времён НЭПа.
Революционный прожектор направлен на злачные углы города Харькова, крупного промышленного центра, на тот момент - столицы вновь образованной УСР (Украинской Советской Республики).
К 1924 году военные и революционные бури на Украине утихли, настало время решительного социального переустройства общества на здоровых началах.
В молодой советской республике всякая эксплуатация, в том числе и на половом фронте, подлежала уничтожению. Равно как и сопутствующие ей венерические заболевания.
Эти идеи и развивает начинающий местный пиит Михаил Штангей в своей злободневной поэме.
Размер и ударения порой подгуливают у Михаила по строфам, но это придаёт произведению свой шарм. Если декламировать с выражением вслух - звучит! Особенно - «сифИлис».
Но не будем утомлять читателя предисловиями.
Итак, встречайте (барабанная дробь....) - М-м-м-михаил Штангей, «Сифилитическая гроза»!
Иллюстрация к стихотворению Демьяна Бедного "Ночная панель" 1928 г.
Сифилитическая гроза
Кто из харьковцев не знает
Того страшного гнезда,
Где прекрасный пол гуляет
Без пути и без стыда.
Это Банный переулок,
Где заводят люди связь,
И таит тот закоулок
Несмываемую грязь
Дореволюционная открытка с видом на р. Лопань. Банный переулок тянется вдоль берега справа.
Вот несчастное созданье
Не идет от бани прочь,
и без проблеска сознанья
Ждёт чего-то день и ночь.
Площадь Розы Люксембургской,
Где стоит дворец труда,
Тоже грязью проститутской
Покрывается всегда.
Харьков. Площадь Розы Люксембург (Торговая). Контора Окржилсоюзу. Почтовая открытка 1922 г. З колекції В. Завершинського
В банях тех, что с номерами,
Вечно денежки звенят,
И красотки там с парнями
Даже в очередь стоят.
Вот одна из них ругая
Сутенера подлецом,
До мозга костей больная,
пошла в баню с молодцом.
Советский агитационный плакат. 1920-е гг.
И молодчик от общенья
Сразу сифилис схватил,
За минуту увлеченья
Он здоровьем заплатил.
Почему-же он здоровьем
За те ласки заплатил?
Потому что его кровью
Враг незримый пошутил.
После краткого леченья,
Сифилитик думал так,
Никакого нет мученья,
Значит сифилис - пустяк.
Язвы нет уж и прекрасно,
Слава богу я здоров,
И не буду я напрасно
Безпокоить докторов.
Советский агитационный плакат. 1920-е гг.
После этого решенья,
По незнанью своему,
Он не брался за леченье,
И надел себе суму.
Паразитом стал народным
Он лет несколько спустя
Ибо жил к труду негодным
Небо попусту коптя.
И такое положенье
С ума бедного свело
Стал он браться за леченье
Только поздно уж былО.
Советский агитационный плакат. 1920-е гг.
На трагическiя вопли
Чтоб боролись с той бедой,
Что сифИлис так как сопли
Не смывается водой,
Было откликов немного
Люд от бога ждёт чудес
Если ж толку нет от бога
Говорят: «попутал бес!»
И на сотый вопль однажды
Откликнется гражданин
Да и то ещё не каждый
А из сотни лишь один.
Советский агитационный плакат. 1920-е гг.
Проститутки же гуляют
С мирiадом спирохет
И собою заражают
Горемык во цвете лет.
И здоровой, осторожной
Девке сифилис грозит,
Ее рано или поздно
Сифилитик заразит.
Нужно взяться нам граждАне,
С улиц женщин тех убрать,
Чтобы не было страданiй,
Честный труд им надо дать.
Советский агитационный плакат. 1920-30-е гг.
Если-ж это не исправит
Женщин тех, то им - позор,
И тогда таких отправить
На работу под надзор.
И от той заразы грозной,
Надо женщин тех лечить,
Энергично и серьёзно,
С ними нечего шутить.
Советский агитационный плакат. 1920-е гг.
С мужским полом точно также
Поступить нам долг велит,
Всех кто болен, кто зарАжен, -
От здоровых отделить.
Чтоб заразные не гнили,
Немедля начинать лечить,
Не жалея средств и силы,
Нужно также всех учить
И учить надо учить
Советский агитационный плакат. 1920-е гг.
«Сифилитическая гроза», несмотря на своё грозное название и пафос, по своим литературным качествам вполне себе укладывается в обильный поток графоманских «гаврилиад» того времени.
Увы, мы не знаем, куда предназначал своё произведение автор: в газету, литературный сборник, для агитационной постановки или в театр. Возможно, что и во вновь организованные в 1924 году профильные госучреждения: Совет по борьбе с проституцией или Харьковский венерологический институт.
Там как раз собиралась целевая аудитория для стихотворной агитации:
"Перед сифілісом усі рівні . Поруч з чепуристо одягненим військовим сидить робітник в замусоленій блузі з вимазаним салом і кіптявою обличчям. Тут же сидять два приїжджі селянина з навколишніх сіл у постолах, з пов'язкою на обличчі" Таку картину можна було щодня спостерігати в Інституті венеричних хвороб... (Фурманов С. Борьба с сифилисом. Пламя. -1924. - № 3.)
...
Страницы рукописи пронумерованы, и начало поэмы приходится на страницу № 6. Видимо, на первых отсутствующих страницах находилась сопроводительная записка или ещё одно произведение.
Зато сохранился входящий номер и краткая категоричная резолюция красными чернилами в верхнем углу листа: «не пойдёт».
Причин возврата рукописи мы уже не узнаем, но субъективно можно предположить, что кроме дилетантского исполнения (простеньких рифм типа «лечить-учить», «сопли-вопли», «свело-бЫло»), общая тональность поэмы оставалась условно «народнической», где несчастных горемык полагалось жалеть и просвещать. Герои поэмы не активны, абстрактны (красотка и молодец), действуют как инертная масса.
Подобная эстетика в Харькове начала двадцатых годов, столице мощного «украинского авангарда», казалась уже анахронизмом. В те годы в городе в самом расцвете творят ищущие новых форм писатели литобъединения «Гарт»(«Закалка») во главе с неудержимым Миколой Хвылевым, теоретиком украинского национал-коммунизма; художник Василий Ермилов, «советский Пикассо», открывает первый в стране институт дизайна, драматург-новатор Микола Кулиш приносит в театр свои первые пьесы о войне, голоде и т.д.
Папиросы «Ильич». Эскиз коробки для Табактреста Украины. 1920-е годы. НХМУ, Киев
Эти люди создавали новое искусство сообразно с собственными теориями, часто сознательно отказываясь от старой культурной традиции, которую они ещё хорошо чувствовали и знали.
Перед нами стоит такой вопрос: на какую из мировых литератур взять курс? Во всяком случае не на русскую. От русской литературы, от её стихии украинская поэзия должна бежать как можно быстрее. Дело в том, что русская литература тяготеет за нами веками как хозяин положения, приучивший психику к рабскому подражанию (М. Хвылёвый)
Речь о тут не столько о национализме, сколько об опасности копирования старых культурных кодов, тем, мотивов. Хочется говорить о новом созидаемом обществе обновлённым языком. Национальное в этом контексте как раз и означает «новое».
Автор «Сифилитической поэмы» - явно не из этого круга. С его рекомендациями «лечить-учить» он явно наследует Некрасову:
Когда из мрака заблужденья
Горячим словом убежденья
Я душу падшую извлек,
И, вся полна глубокой муки,
Ты прокляла, ломая руки,
Тебя опутавший порок <...>
Проблема в том, что от «лечить-учить» до «понять-возлюбить» - расстояние небольшое, и тогда уж - здравствуйте Соня Мармеладова, Катюша Маслова, целая галерея падших женщин из «Петербургских трущоб» Крестовского и другие. Персонажи той классической русской литературы, с которой украинским обновленцам хотелось бы разойтись. Ведь дальше по этой столбовой дороге литературной классики - опасные повороты в потёмки собственной души. Так проститутка в рассказе Леонида Андреева «Тьма» (1907) ставит в тупик укрывшегося в доме терпимости революционера вопросом: «Какое же ты имеешь право быть хорошим, когда я - плохая?», на который не находится ответа.
Воздержание - неестественный и пассивный выход. Активный путь рисовал Максим Горький - он предлагал сначала спуститься из «мещан» на уровень «босяков», хлебнуть по полной горя и нужды, пройти самому через разочарования и падения, и оттуда, из подлой среды «людей» воспрянуть и подняться «Человеком», гордым творцом и учителем новой жизни.
"Проститутка". Фильм 1926 г. Люба сумела вырваться из лап сводни и работает теперь в пошивочной мастерской при венерологическом диспансере, а ее новый друг - комсомолец Шура.
Имеют ли новые преобразователи общества право перевоспитывать и учить, разобрались ли они сперва со своей душой и совестью, - вопрос, который не задаётся в «Сифилитической грозе». Но он витает в воздухе.
Внезапно оказывается, что «у групі ризику зараження венеричними хворобами» находятся сами стражи порядка, массово страдающие от «цих ганебних явищ":
»Не маючи вільного часу задовольняти свої духовні потреби під час відпочинку, щоб піти в клуб або театр, і т. д. він більше схильний до зараження... Кожен міліціонер повинен пам'ятати, що венерична хвороба - не ганьба, а нещастя, і передусім він не повинен приховувати її, а свідомо зобов'язаний ставитися до її лікування" (Рабинович М. Борьба с венерическими заболеваниями в милиции/ Революционный страж (Киев). - 1923. - № 3-4)
...
Автор «Сифилитической грозы» говорит как бы от имени безликих городских масс, граждАн-харьковчан, и для спасения от «мирiадов спирохет» предлагает заболевшим обращаться к врачам по собственному разумению и совести, как советовалось вышеупомянутым милиционерам.
Однако, одновременно с этими благими пожеланиями допускается грядущая необходимость действовать не только убеждением.
Если-ж это не исправит
Женщин тех, то им - позор,
И тогда таких отправить
На работу под надзор.
Факт вычёркивания вышеприведённого абзаца в рукописи заставляет предположить, что автор мог сомневаться в допустимости насилия над больными. Но оставив надежду на нравственное перерождение падших, нужно оставить и веру в человека. И тут наш начинающий «инженер человеческих душ» оказывается на том же перепутье, где до него останавливались Чехов, Горький, Куприн, Леонид Андреев.
«Порок есть, - думал он, - но нет ни сознания вины, ни надежды на спасение. Их продают, покупают, топят в вине и в мерзостях, а они, как овцы, тупы, равнодушны и не понимают...» (Чехов.«Припадок»).
Так что же делать, как разомкнуть порочный круг? Стихотворец и сам не знает.
С одной стороны, - С улиц женщин тех убрать, С ними нечего шутить, От здоровых отделить, Немедля начинать лечить, причём делать это всё предлагается «энергично и серьёзно», а с другой стороны - Не жалея средств и силы, Нужно также всех учить.
Тут поэт явно запутался, и несмотря на понятное желание взять «социально значимую» и конъюнктурную тему, нового прочтения её не предложил и «инновационного» громоотвода от «сифилитической грозы» не изобрёл. Его замешательство хорошо заметно в рукописи по перечёркнутым вариантам концовок.
Что мы знаём об авторе поэмы, Михаиле Штангее?
Да практически ничего. Некий Михаил Иванович Штангей 1903 г.р., уроженец села Черкасски-Тишки, что в двадцати километрах от города, был призван после освобождения Харькова из Сталинского района в начале 1944 г. на флот.
Но он оставил нам свой замечательный психологический автопортрет , что гораздо ценнее куцых биографических сведений.
На обороте последнего листа поэмы - перечёркнутые несколькими крестами стихи, запечатлевшие обстановку в момент творческого процесса.
В нижнем этаже квартира
Темный уголок
И как в погребе в ней сыро
И в ней потолок
Ветх и тонок и оттуда
Помои ливнем
По комнате льются всюду
И ночью и днем.
Там-же песни раздаются
Группы боевой (молодой)
И от танцев их трясутся
Доски надо мной
Драчуны там и неряхи
надо мной живут
Часто крики охи, ахи
Все кого-то бьют.
Стены тоже очень тонки
Комнаты моей
И за ними голос звонкий
Веселых людей.
Драки споры, песни танцы
Как и наверху
Надоело слушать братцы
Эту чепуху.
Стань просить, чтоб перестали
Петь или ж плясать
И чтобы мне не мешали что-нибудь писать
то они тогда на это отвечают так
такому как ты поэту вся цена пятак.
и хозяйка дома тоже жить мне не дает
и помои свои даже мне под окна льет
когда летнею порою окна открывал
то мне брызги от помоев летели в подвал.
на полу моей темницы по стенам кишат
тараканы и мокрицы день и ночь шуршат
мух летает мирiады, кровь мою сосут (все лето пьют)
крысы мыши эти гады спать мне не дают
Блох клопов никаким зельем вывести нельзя
Так живу я в такой келье целый век друзья
Все в подвале да в подвале
Других жилищ нет
Да и в будущем едва-ли
Выберусь на свет
Как тут не вспомнить первые стихи молодого Алексея Пешкова, так же ютившегося в юности по сырым подвалам:
Не везет тебе, Алеша!
Не везет, хоть тресни!
Не споешь ты, брат, хорошей
Разудалой песни!
Не знаем, с умыслом ли окончание «Сифилитической грозы» было написано на обороте забракованного «тужильного» крика души двадцатилетнего юноши. Но некий ответственный редактор, наложивший на саму поэму резолюцию «не пойдёт», впечатлился сим творением в древнем жанре ламентации/плача и той же красной ручкой записал и подчеркнул фамилию «Штангей».
А на первом листе авторской рукой - косая приписка на нижних полях: «Гор.Сов. Секр. Кернер по жилищ. вопросу».
Как бы то не было дальше с бедным поэтом Мишей, а в Харькове в течение следующих лет произошли огромные изменения.
Харьков. Открытка 30-х гг. из собрания автора.
В 1928 году над рекой Лопанью встали конструктивистские громады Госпрома (Держпрома), ставшие визитной карточкой столицы Советской Украины.
Вместо частных бань для трудящихся Червонозаводского района был возведён большой помывочн0-оздоровительный комплекс с бассейном, уже без всяких «номеров».
Лазня № 3 (Корсаковская).
https://ngeorgij.livejournal.com/12307.html?amp=1 Теперь баня больше ассоциировалась с физкультурой, а не с «грязью», и надо полагать, что «здоровой девке» сифилис тут уже не грозил.
https://ngeorgij.livejournal.com/12307.html?amp=1 Ну а от старых «вместилищ порока» Банного переулка ныне и следа не осталось.
Харьков. Последнее сохранившееся здание бани в Банном переулке перед сносом в 1964 г.
https://ok.ru/kharkoveto/topic/151174669827561 А к нынешним временам та самая образцовая советская баня претерпела обратную трансформацию в «Термальный комплекс «Coliseum» VIP-уровня«.
И как там сегодня обстоит дело с нравственностью и венерическими заболеваниями, можно лишь догадываться.
http://colosseum-hall.com/