Таинственные литеры
Пярну. 1720 г.
Дама у пивного котла. https://www.20min.ch/story/sie-haelt-ihr-eigenes-bier-fest-in-der-hand-585091393407
Вот какая история встретилась в замечательной книге историка Михаила Семевского «Слово и дело!» (С-Петербург. 1884 г.)
«В начале 1719 года в Перновском уезде, в местечке Феминге, на посаде, мирно проживал с женой Андрис Ланге, лифляндец, уроженец города Дерпта. Вдруг стряслась над ним беда и странная, и страшная. Странная потому, что вышла не более, не менее как из пивного чана, страшная - потому, что привела его в Тайную канцелярию и к преждевременной смерти.
1797. Карта Перновского уезда. Предоставлена Виктором Зайцевым.
Однажды осенью, по первозимке, был он в гостях в вотчине генерала Шлиппенбаха, у генеральского приказчика, своего свояка Крея. Сытно и весело провел здесь Андрис четыре дня. Дома его встретила жена, озабоченная и встревоженная.
- Что случилось?
- А вот что, - стала рассказывать супруга. - В небытность твою здесь заглянула я в наш пивной чан, что стоит в сенях, и увидела внутри его, на стенке, у края, черною краскою или чернилами, Бог весть, написаны вот такие литеры:
Иллюстрация из книги М. Семевского
Я списала их углем на окончину, а в чану стерла мокрою рукою. В какую силу литеры и кто их написал - не знаю. Ведомо ж тебе, что чан наш пивной лет шесть как стоит в сенях, на ночь сени запираются, войти, значит, некому, а днем они отперты; кто туда входил - не знаю. Рассмотри хорошенько, что это за литеры, вот я их списала на бумагу.
Простодушный поселянин долго рассматривал таинственные буквы, наконец откровенно заметил:
- Не знаю! Худые ли это литеры или хорошие, про то Бог знает, а я рассудить не могу.
Нужно было обратиться к человеку рассуждающему, и муж, по совету жены, перевел литеры на другую бумагу и отправил их к своей свояченице, бывшей замужем за шлиппенбаховским приказчиком. У Крея нанят был для обучения детей Гилтерман, муж ума ученого. Что за литеры, в какой они силе писаны? - вот вопрос, который задал педагогу Андрис Ланге.
Ответа не было. Андрис пошел сам к свояку. «Не мог, никак не мог я рассудить твоих литер», - отвечал на расспросы Ланге Гилтерман.
Josef Wagner-Höhenberg. Die Wirtshausrunde
Любопытный много говорил с учителем и хозяином, пили пиво, рассуждали всячески, но ни один из немцев, после продолжительных бесед и рассуждений, ничего не решил.
Дело в том, что в Лифляндии, в стране, только что успокоившейся после продолжительных и упорных битв, набегов, осад и опустошений, в стране, постоянно переходившей из рук в руки шведов, поляков, саксонцев, наконец подпавшей во власть России, брожение умов было сильное. Лица беспокойные (а были и они между флегматическими лифляндцами) алкали перемен, смут, беспорядков и не переставали волновать умы простодушных. То вдруг облетала молва о каком-нибудь наступающем грозном событии, то начинались чудеса, появлялись таинственные, необъяснимые литеры… и простолюдины беспокоились, сходились, толковали, кричали, рассуждали, каждый по-своему; затем расходились, чтобы снова сойтись и потолковать о том же.
Ливонцы. Гравюра 1791 года
Так, с весны того же года в рижской стороне, по Перновскому уезду, шла молва, что странные литеры являлись в разных местах, на стенах домов; писаны то чернилами, то красными красками, на стенах хором и на воротах; все обыватели ведали ту молву, некоторые уверяли, что даже видели такие литеры, но никто не мог растолковать их значение. Так, например, уверяла Анна Ланге, на мызе Гольст-Брер, на стене дома Гавика Михеля явилось над дверьми написанное с улицы красной краской неизвестное слово. «Михель говорил о том приказчику. А у приказчика мне в то время быть случилось, и я это слышала». По донесению мужика, смотрел те литеры приказчик, но, к добру или к худу они, того он рассудить не мог.
Болтали люди, что вот и на мельнице, при мызе капитанши Гове, в полмили от местечка Феминга, над дверьми жилища мельника тоже явились какие-то буквы; их видели, о них толковали…
Heinrich Franz Gaudenz von Rustige. Der unerwartete Besuch
Толки народные не могли не дойти до подозрительного местного начальства, зорко следившего за страной, столь недавно приобретенной. Весть ли о находке Анны Ланге, записка ли ее с литерами - что бы то ни было, но «слово и дело» сказалось, и прямым следствием было то, что во двор Андриса прилетел царский курьер, арестовал его, жену и мальчика Юрия Андреева, жившего у них. Всех трех, по высочайшему повелению, помчали на исследование в Питер.
«Не доезжая Нарвы, - так рассказывал впоследствии Андрис Ланге, - на одной из станций, во время перемены лошадей, подошел ко мне высокого роста комиссар, иноземец».
- Чего ради везут вас? - спрашивал незнакомец.
- Явились у нас в доме, - отвечал Андрис, - литеры в пивном чану, а в какой силе, того мы и сами не знаем.
- А вот и здесь также сказывают, - заметил комиссар, - что в кирке Гевилбе* были написаны неизвестные литеры…
"Дорога из Ниена на Нарву"
Лошади были готовы, арестантов повезли далее. На одной из следующих станций, по словам мужа и жены, хозяин корчмы, узнав причину их ареста, не утерпел, чтоб не рассказать землякам (по-немецки) о собственной находке.
«У меня в каморе, - говорил он, - внутри, на дверях, красною краскою явились ночью буквы. И диковинное дело - камора была заперта, войти в нее было невозможно, да и посторонних людей у меня в то время не было. Из тех литер я некоторые уже стер, а вот, посмотрите, одно слово осталось».
Ланге с женой, как уверяли, видели таинственное слово.
Обо всем виденном и слышанном они должны были рассказать в Тайной канцелярии. Сюда их и препроводил, по воле Петра, Александр Иванович Румянцев при письме от 7 марта.
«Превосходительнейший господин тайный действительный советник, - писал Румянцев к Петру Андреевичу Толстому. - Царское величество указал в Канцелярию розыскных дел, ведения вашего превосходительства, отослать иноземца Андриса Ланге с женою. О деле его, уповаю, что ваше превосходительство известны, однако ж сим моим покорно доношу: у Ланге в доме, в небытность его там, явились вымышленные литеры, написаны в пивном чану. Дома кроме жены его да сожителя их Юрия никого не было; и по всему видно, что такие литеры вымыслила написать женка Ланге».
Johann Gottfried Tannauer, Georg Gsell. Портрет П.А. Толстого. ГРМ
Румянцев приложил к письму записку с литерами; о них тут же было подано Анной на немецком языке следующее показание: «В субботу, пополудни, нашлись в пивном моем чану, как то пиво сливала, вверху, по краю, сии слова или литеры. Анна Елисавета Ланге».
Ни Анна, ни ее муж не говорили и не понимали по-русски; вопросы и ответы переводил переводчик из Камер-коллегии.
При первых допросах (14 марта 1720 года) и муж, и жена передали свои разнообразные толки о таинственных явлениях в разных местах литер; что ж до своей находки, то Анна показала, что первый приметил ее мальчик Юрий…
Петр Андреевич Толстой и его сотрудники по застенку были отчаянные скептики; ни во что сверхъестественное не верили и, подозревая Анну в изобретении тайных шифров, пригласили немку на дыбу.
Руки в хомуте… Анна висит на веревках, спина оголена - кнут бороздит ее кровавыми рубцами…
Новый переводчик переводит показание: «Осмотрела литеры в чану я сама, а не хлопец мой, я ему только показала их. Кто их написал, в какую силу - подлинно не знаю. Сама их не писала, а к учителю их послала, чтобы быть о них сведомой. Если же в первом показании записано, что литеры усмотрены хлопцом, то это верно оттого, что тот переводчик переводил мои слова неисправно».
Дано 5 ударов.
Любопытно, что пытка была 14 июня 1720 года, т. е. три месяца спустя после первого допроса. Что было причиной такой медленности в производстве следствия? Многотрудные и разнообразные ли занятия инквизиторов или справки, за которыми они, быть может, посылали в Лифляндию о других подобных случаях? Впрочем, при деле справок этих нет.
Дело вообще тянулось как-то вяло, но кончилось трагически.
Фото рисунков на стене Трубецкого бастиона. Экспозиция Петропавловской крепости.
22 сентября 1720 года, после шестимесячного, страшно томительного пребывания в тюрьме, Анна Елисавета Ланге умерла под караулом в каземате.
Спустя три недели отдал Богу душу и простодушный супруг ее Андрис…
Подобные случаи смерти под стражей были делом в то время весьма обыкновенным. Причины смертности понятны: мучительное ожидание пыточных истязаний, холод, голод, недостаток в одежде, крайняя скудость в пище, сырость и мерзость помещения, наконец, что всего хуже, продолжительность ареста и неизвестность времени освобождения - все это могло сокрушить самую крепкую, чуть не железную натуру.
У мальчика-иноземца спросили только его имя по-русски (вероятно, он выучился русскому языку в казенках Тайной канцелярии), а затем в конце ноября 1720 года сдали его на расписку в дом генерала Шлиппенбаха для пересылки на место жительства.
В 1860-х годах, при рытии земли близ одной из церквей на Петербургской стороне, в Колтовской улице, нашли несколько скелетов в оковах. Тут хоронили колодников из Тайной канцелярии - не было ли между ними скелетов Анны и Андриса Ланге?«
Пярну. Открытка. https://www.digar.ee/
В кирке Гевилбе* - ошибка переводчика. "Kirchengewölbe"(нем.) - церковные своды.
P.S. По моему скромному рассуждению, никаких литер в пивном чане у Анны и не было, а образовалась разводы окиси, в которых каждый волен был увидеть всё, что ему угодно. После протирки котла изнутри, вся тайнопись исчезла.
Реклама средства для чистки меди.
Тайную канцелярию, думается, сами литеры не интересовали. Важно было установить источники дурацких слухов - не запущены ли они вражьим умыслом, ибо настораживала синхронность их появления в разных вариантах. А также, не объявлялись ли где лица, охочие до их толкования.
Петровская служба госбезопасности постоянно отлавливала подобных болтунов среди монахов, кликуш, школяров, солдат и прочего люда.
А ещё, в целях, как сказали бы теперь, »защиты от фейков« был открыт официальный информационный канал - учреждена газета »Ведомости«, редактором которой бывал на первых порах и сам царь. Вот только до эпохи всеобщей грамотности в России ещё пару веков прошло.
Судьбам бедных лифляндцев можно посочувствовать. Но, следует, однако ж, признать, что нехитрая заповедь »Не болтай« всегда актуальна во времена исторической турбулентности.
Плакат 1942 г. Баку.
Дама у пивного котла. https://www.20min.ch/story/sie-haelt-ihr-eigenes-bier-fest-in-der-hand-585091393407
Вот какая история встретилась в замечательной книге историка Михаила Семевского «Слово и дело!» (С-Петербург. 1884 г.)
«В начале 1719 года в Перновском уезде, в местечке Феминге, на посаде, мирно проживал с женой Андрис Ланге, лифляндец, уроженец города Дерпта. Вдруг стряслась над ним беда и странная, и страшная. Странная потому, что вышла не более, не менее как из пивного чана, страшная - потому, что привела его в Тайную канцелярию и к преждевременной смерти.
1797. Карта Перновского уезда. Предоставлена Виктором Зайцевым.
Однажды осенью, по первозимке, был он в гостях в вотчине генерала Шлиппенбаха, у генеральского приказчика, своего свояка Крея. Сытно и весело провел здесь Андрис четыре дня. Дома его встретила жена, озабоченная и встревоженная.
- Что случилось?
- А вот что, - стала рассказывать супруга. - В небытность твою здесь заглянула я в наш пивной чан, что стоит в сенях, и увидела внутри его, на стенке, у края, черною краскою или чернилами, Бог весть, написаны вот такие литеры:
Иллюстрация из книги М. Семевского
Я списала их углем на окончину, а в чану стерла мокрою рукою. В какую силу литеры и кто их написал - не знаю. Ведомо ж тебе, что чан наш пивной лет шесть как стоит в сенях, на ночь сени запираются, войти, значит, некому, а днем они отперты; кто туда входил - не знаю. Рассмотри хорошенько, что это за литеры, вот я их списала на бумагу.
Простодушный поселянин долго рассматривал таинственные буквы, наконец откровенно заметил:
- Не знаю! Худые ли это литеры или хорошие, про то Бог знает, а я рассудить не могу.
Нужно было обратиться к человеку рассуждающему, и муж, по совету жены, перевел литеры на другую бумагу и отправил их к своей свояченице, бывшей замужем за шлиппенбаховским приказчиком. У Крея нанят был для обучения детей Гилтерман, муж ума ученого. Что за литеры, в какой они силе писаны? - вот вопрос, который задал педагогу Андрис Ланге.
Ответа не было. Андрис пошел сам к свояку. «Не мог, никак не мог я рассудить твоих литер», - отвечал на расспросы Ланге Гилтерман.
Josef Wagner-Höhenberg. Die Wirtshausrunde
Любопытный много говорил с учителем и хозяином, пили пиво, рассуждали всячески, но ни один из немцев, после продолжительных бесед и рассуждений, ничего не решил.
Дело в том, что в Лифляндии, в стране, только что успокоившейся после продолжительных и упорных битв, набегов, осад и опустошений, в стране, постоянно переходившей из рук в руки шведов, поляков, саксонцев, наконец подпавшей во власть России, брожение умов было сильное. Лица беспокойные (а были и они между флегматическими лифляндцами) алкали перемен, смут, беспорядков и не переставали волновать умы простодушных. То вдруг облетала молва о каком-нибудь наступающем грозном событии, то начинались чудеса, появлялись таинственные, необъяснимые литеры… и простолюдины беспокоились, сходились, толковали, кричали, рассуждали, каждый по-своему; затем расходились, чтобы снова сойтись и потолковать о том же.
Ливонцы. Гравюра 1791 года
Так, с весны того же года в рижской стороне, по Перновскому уезду, шла молва, что странные литеры являлись в разных местах, на стенах домов; писаны то чернилами, то красными красками, на стенах хором и на воротах; все обыватели ведали ту молву, некоторые уверяли, что даже видели такие литеры, но никто не мог растолковать их значение. Так, например, уверяла Анна Ланге, на мызе Гольст-Брер, на стене дома Гавика Михеля явилось над дверьми написанное с улицы красной краской неизвестное слово. «Михель говорил о том приказчику. А у приказчика мне в то время быть случилось, и я это слышала». По донесению мужика, смотрел те литеры приказчик, но, к добру или к худу они, того он рассудить не мог.
Болтали люди, что вот и на мельнице, при мызе капитанши Гове, в полмили от местечка Феминга, над дверьми жилища мельника тоже явились какие-то буквы; их видели, о них толковали…
Heinrich Franz Gaudenz von Rustige. Der unerwartete Besuch
Толки народные не могли не дойти до подозрительного местного начальства, зорко следившего за страной, столь недавно приобретенной. Весть ли о находке Анны Ланге, записка ли ее с литерами - что бы то ни было, но «слово и дело» сказалось, и прямым следствием было то, что во двор Андриса прилетел царский курьер, арестовал его, жену и мальчика Юрия Андреева, жившего у них. Всех трех, по высочайшему повелению, помчали на исследование в Питер.
«Не доезжая Нарвы, - так рассказывал впоследствии Андрис Ланге, - на одной из станций, во время перемены лошадей, подошел ко мне высокого роста комиссар, иноземец».
- Чего ради везут вас? - спрашивал незнакомец.
- Явились у нас в доме, - отвечал Андрис, - литеры в пивном чану, а в какой силе, того мы и сами не знаем.
- А вот и здесь также сказывают, - заметил комиссар, - что в кирке Гевилбе* были написаны неизвестные литеры…
"Дорога из Ниена на Нарву"
Лошади были готовы, арестантов повезли далее. На одной из следующих станций, по словам мужа и жены, хозяин корчмы, узнав причину их ареста, не утерпел, чтоб не рассказать землякам (по-немецки) о собственной находке.
«У меня в каморе, - говорил он, - внутри, на дверях, красною краскою явились ночью буквы. И диковинное дело - камора была заперта, войти в нее было невозможно, да и посторонних людей у меня в то время не было. Из тех литер я некоторые уже стер, а вот, посмотрите, одно слово осталось».
Ланге с женой, как уверяли, видели таинственное слово.
Обо всем виденном и слышанном они должны были рассказать в Тайной канцелярии. Сюда их и препроводил, по воле Петра, Александр Иванович Румянцев при письме от 7 марта.
«Превосходительнейший господин тайный действительный советник, - писал Румянцев к Петру Андреевичу Толстому. - Царское величество указал в Канцелярию розыскных дел, ведения вашего превосходительства, отослать иноземца Андриса Ланге с женою. О деле его, уповаю, что ваше превосходительство известны, однако ж сим моим покорно доношу: у Ланге в доме, в небытность его там, явились вымышленные литеры, написаны в пивном чану. Дома кроме жены его да сожителя их Юрия никого не было; и по всему видно, что такие литеры вымыслила написать женка Ланге».
Johann Gottfried Tannauer, Georg Gsell. Портрет П.А. Толстого. ГРМ
Румянцев приложил к письму записку с литерами; о них тут же было подано Анной на немецком языке следующее показание: «В субботу, пополудни, нашлись в пивном моем чану, как то пиво сливала, вверху, по краю, сии слова или литеры. Анна Елисавета Ланге».
Ни Анна, ни ее муж не говорили и не понимали по-русски; вопросы и ответы переводил переводчик из Камер-коллегии.
При первых допросах (14 марта 1720 года) и муж, и жена передали свои разнообразные толки о таинственных явлениях в разных местах литер; что ж до своей находки, то Анна показала, что первый приметил ее мальчик Юрий…
Петр Андреевич Толстой и его сотрудники по застенку были отчаянные скептики; ни во что сверхъестественное не верили и, подозревая Анну в изобретении тайных шифров, пригласили немку на дыбу.
Руки в хомуте… Анна висит на веревках, спина оголена - кнут бороздит ее кровавыми рубцами…
Новый переводчик переводит показание: «Осмотрела литеры в чану я сама, а не хлопец мой, я ему только показала их. Кто их написал, в какую силу - подлинно не знаю. Сама их не писала, а к учителю их послала, чтобы быть о них сведомой. Если же в первом показании записано, что литеры усмотрены хлопцом, то это верно оттого, что тот переводчик переводил мои слова неисправно».
Дано 5 ударов.
Любопытно, что пытка была 14 июня 1720 года, т. е. три месяца спустя после первого допроса. Что было причиной такой медленности в производстве следствия? Многотрудные и разнообразные ли занятия инквизиторов или справки, за которыми они, быть может, посылали в Лифляндию о других подобных случаях? Впрочем, при деле справок этих нет.
Дело вообще тянулось как-то вяло, но кончилось трагически.
Фото рисунков на стене Трубецкого бастиона. Экспозиция Петропавловской крепости.
22 сентября 1720 года, после шестимесячного, страшно томительного пребывания в тюрьме, Анна Елисавета Ланге умерла под караулом в каземате.
Спустя три недели отдал Богу душу и простодушный супруг ее Андрис…
Подобные случаи смерти под стражей были делом в то время весьма обыкновенным. Причины смертности понятны: мучительное ожидание пыточных истязаний, холод, голод, недостаток в одежде, крайняя скудость в пище, сырость и мерзость помещения, наконец, что всего хуже, продолжительность ареста и неизвестность времени освобождения - все это могло сокрушить самую крепкую, чуть не железную натуру.
У мальчика-иноземца спросили только его имя по-русски (вероятно, он выучился русскому языку в казенках Тайной канцелярии), а затем в конце ноября 1720 года сдали его на расписку в дом генерала Шлиппенбаха для пересылки на место жительства.
В 1860-х годах, при рытии земли близ одной из церквей на Петербургской стороне, в Колтовской улице, нашли несколько скелетов в оковах. Тут хоронили колодников из Тайной канцелярии - не было ли между ними скелетов Анны и Андриса Ланге?«
Пярну. Открытка. https://www.digar.ee/
В кирке Гевилбе* - ошибка переводчика. "Kirchengewölbe"(нем.) - церковные своды.
P.S. По моему скромному рассуждению, никаких литер в пивном чане у Анны и не было, а образовалась разводы окиси, в которых каждый волен был увидеть всё, что ему угодно. После протирки котла изнутри, вся тайнопись исчезла.
Реклама средства для чистки меди.
Тайную канцелярию, думается, сами литеры не интересовали. Важно было установить источники дурацких слухов - не запущены ли они вражьим умыслом, ибо настораживала синхронность их появления в разных вариантах. А также, не объявлялись ли где лица, охочие до их толкования.
Петровская служба госбезопасности постоянно отлавливала подобных болтунов среди монахов, кликуш, школяров, солдат и прочего люда.
А ещё, в целях, как сказали бы теперь, »защиты от фейков« был открыт официальный информационный канал - учреждена газета »Ведомости«, редактором которой бывал на первых порах и сам царь. Вот только до эпохи всеобщей грамотности в России ещё пару веков прошло.
Судьбам бедных лифляндцев можно посочувствовать. Но, следует, однако ж, признать, что нехитрая заповедь »Не болтай« всегда актуальна во времена исторической турбулентности.
Плакат 1942 г. Баку.