Запрещённая публикация
Ленинград. 1977 г.
Публикуя данное письмо, приходится в некотором смысле нарушать волю его ныне покойного автора. Он завещал, чтобы всё его творческое наследие хранилось непременно в Колумбийском университете, а его произведения никогда не печатались в стране, "на территории которой находится СССР".
С другой стороны, ЖЖ (или LiveJournal) был некогда создан как раз американцами, а публикация в сети вряд ли так уж привязана к географической территории. Да и публикуемое наследие - эпистолярное, и в какой степени оно «творческое», решить однозначно - затруднительно.
Несмотря на неоднозначность сей ситуации, всё равно хотелось бы дать читателям возможность заглянуть в «творческую кухню» яркого представителя ленинградского андеграунда.
Но ближе к делу, или, вернее, - к тексту.
Нина!
Посылаю тебе отчёт, как я за последние 10 дней пёк торты. Видно (из нижеприведённого графика), что это занятие растянулось у меня на некоторый период и в начале, а также и в конце этого периода торты получались хуже (в начале я ещё не накопил опыта, а к концу я уже устал и потому сам стал портить?), зато где-то в середине была блистательная вершина («кульминация»).
Далее следует график с особенностями каждого кулинарного изделия:
«Г.Ш.» постоянно находится в творческом процессе. Его, что называется «прёт», и в письмах друзьям разнообразные мысли и моментально следующие за озарениями «креативные продукты» пекутся как горячие пирожки:
Гера или Г.Ш. живёт в центре Ленинграда, на старинной и милой улице Писарева, рядом с Новой Голландией.
Места душевные, атмосферные, но для поддержания интеллектуальной бодрости необходим небольшой допинг:
«Пить по-старому, до старого уровня» - это замечание выдаёт человека искушённого и бывалого. «Несчастный певчий дрозд» понимает толк и стиль в кружечке пенного на январском морозе.
Налицо правильный, «богемный» образ жизни ленинградского интеллектуала поздних семидесятых.
Набережная Мойки. Пивной ларёк у ДК Связи. https://humus.livejournal.com/
Между прочим, Гера не только создаёт тексты, но и пишет картины. Практикуя всё время разные креативные подходы и продолжая теоретический самоанализ рабочего процесса:
Однако, читатель уже достаточно заинтригован, и надо сообщить, наконец, в чьей творческой кухне мы сподобились побывать и чьих культурных продуктов отведать.
Г.Ш. - это Генрих Шеф, автор единственной изданной книжки «Записки совсем молодого инженера», тираж 30 00 экземпляров. Родился в 1937 году, из немецкой семьи дворянского происхождения; родители его - инженеры-химики. Окончил Электротехнический институт связи и работал инженером.
В начале шестидесятых инженерам («физикам») полагалось быть и немного «лириками», и поэтому Генрих начал регулярно посещать литературные семинары при издательстве «Советский писатель» под руководством Геннадия Гора, а потом и при Библиотеке им. В. Маяковского и Союзе писателей. Там познакомился с писателями Игорем Ефимовым, Андреем Битовым, Владимиром Марамзиным, Ингой Петкевич и др.
Дебютировал на публичных чтениях рассказом «Ребенок», включённом в книжку ― почти автобиографическом воспоминанием о блокадном детстве.
Главный герой рассказа Миша Рунцов не по-детски серьезно пытается разобраться в окружающем его мире. Таким и остался Генрих Шеф в воспоминаниях членов ЛИТО 1960-х. : «Начало шестидесятых. Мы молоды и надеемся на лучшее. Каждый уверен в себе, но понимаем, что он - особенный. Он отличен от всех. “Углублен”. Старается через простое передать сложное. Видит “второй”, потаенный смысл. Самобытен. Уверял, что читать старается меньше, чтобы не было соблазна подражать. Хотя читал все равно много» (Е. Чернина).
«Мы все очень ценили Генриха Шефа, который входил в это ЛИТО и которого мы до сих пор считаем абсолютно выдающимся писателем кафкианского направления» (И.Ефимов).
Дальнейшая судьба Генриха достаточно печальна.
В 1968, в связи с травмой, полученной в автомобильной аварии, он получил инвалидность. Напечатали пару рассказов в писательском сборнике "Молодой Ленинград", и он, уверовав в свой дар, ушел с работы в проектном институте. Семья (жена и дочка) бедствовала, но Гера упорно писал и писал, хотя больше уже не публиковался.
Немецкий он знал с детства, выучил английский - и подрабатывал техническими переводами, пытаясь писать на чужом языке стихи.
Генрих Шеф. Фото из его книги.
Некоторые писатели из того круга, в котором он начинал, занялись политическим акционизмом, а позже эмигрировали по еврейской линии (Игорь Ефимов, Владимир Марамзин). Генрих тоже было ставил подписи за «свободу» Бродскому, спорил и высказывался, попробовал даже выйти с антисоветским плакатом, но угодил в психиатрическую лечебницу.
К тому времени относится его рассказ «Фигурончик», где безобидный поначалу сотрудник НИИ Помпеев, имея благородное намерение отомстить за якобы поруганную честь сослуживицы-вдовы, практикует обезличенную уличную агрессию, обращаясь к людям в форме со словами “Вы разжалованы, капитан!”(эдакая явная отсылка к наказанию Значительного лица из “Шинели” и “Повести о капитане Копейкине”). Концовка рассказа исполнена в духе мрачного сюрреализма. Избитый очередным офицером за очередную выходку, Помпеев лишается руки и поступает на работу в артель для инвалидов, где вдова разыскивает его и уговаривает вернуться. Они наблюдают парад, посвященный встрече иностранного генерала, возникает давка, в которой Помпеев просто-напросто исчезает.
В вагоне ленинградского метро. https://humus.livejournal.com/
Э-эх, скажет дочитавший до сего места читатель, скучно и банально!Увлекательная история начиналась со странных тортов, а кончилась банальной антисоветчиной и эпигонством!
И будет прав! Тёплых мест под американским или французским солнышком не хватает на всех желающих, и конкуренция за право считаться угнетённым и непонятым на Родине творцом идёт жёсткая. И хотя товарищи устроили Генриху несколько публикаций в эмигрантских «Гранях» и «Глаголе«, но всё же требовалось кое-что позабористее. Чего сторонник »естественно рождающихся тем« Генрих, увы, выдать не мог.
(К/ф »Окно в Париж« 1993 г.)
Автору сего блога самолично приходилось наблюдать, как притершийся к сей заманчивой кормушке писатель-порнограф Виктор Ерофеев в начале 90-х отрабатывал в поту сольный номер »Явление швабам единственного продолжателя дела Великой Русской Литературы« в немецком городке Констанце, что на берегу тёплого Боденского озера. Горек и тяжёл этот хлебушек.
Однако читатель всё же не зря прочёл про приторную »Коричневую ромашку« и несладкое и сухое »Разбитое прошлое«. Тут кроется кое-что посущественнее, чем просто перевод впустую продуктов на кулинарные изыски бедного писателя.
Дело в том, что при всей своей показной активности и креативности, Генрих ещё в 1973 году начал догадываться, что писательство - не его конёк. В письмах к старому институтскому товарищу Генрих мог позволить себе быть более откровенным, чем среди »богемы«. Друг его Эдуард - хоть и не чужд искусства, но всё же избежал соблазна »горних сфер« и продолжал трудиться обычным инженером.
»Сейчас же я чувствую, что как писатель - состарился ещё больше. У меня в голове ... нет замыслов (и ничего не »складывается»). Т.е., конечно, какие-то замыслы есть, но они не живут, как бывало прежде - или я, наоборот, сам уже не живу перед ними. Не хочется употреблять слово исписался, но где-то близко к этому слову я, мне кажется, и нахожусь сейчас.
Вообще, взглянув на то, как писали другие, я начинаю думать, нет ли здесь на границе ~ 35 лет, какой-либо закономерности. Гоголь, написав до этого срока 1-й том «Мёртвых душ», потом так никогда и не закончил 2-й. Пушкин в последние годы до смерти почти перестал писать стихи и ударился в историю - Петра, Пугачёва (а меня тянет удариться в теорию). Моцарт написал свою вершину «реквием» 35-и лет, потом он умер, но если бы и не умер, а остался жить дальше, из этого вовсе бы не следовало, что он бы написал тогда ещё второй реквием.
Т.е. в творчестве - как и в любом развитии - всегда есть вершина, кульминация, а потом, после этого расцвета, хотя художник ещё живёт, начинается спад. И, по-видимому, тогда он может только констатировать это - с теми или иными чувствами по поводу - но сделать ничего против (т.е. сделать что-то с собой) не может, ибо то, что в нём было прежде, было тоже независимым от него.«
Так что парабола графика печения тортов - с кульминацией »Еловых шишек«, а затем неизбежным спадом - отвечала приведённой в письме логике. И спустя четыре года убедительно демонстрировала, что творческий потенциал Генриха даже в несложной ипостаси пекаря-любителя исчезает за какую-нибудь неделю. А значит - надо либо искать новое поле креативной деятельности, либо пора отказаться от мысли о собственной гениальности.
Осенью 1991 года Генрих Шеф выбросился из окна.
Колумбийский университет ожидаемо не проявил интереса к завещанному ему архиву ленинградского «писателя в стол», несмотря на все попытки представить его на Западе в качестве «русского Кафки». Весь архив и картины хранились у жены, плотно подсевшей к тому времени на эзотерику и ушедшей в астрал, и лишь по инициативе редактора ленинградского журнала «Звезда» Якова Гордина была осуществлена «вопреки воле автора» посмертная публикация на Родине.
Таков итог затянувшейся модной игры «физика» в «лирика» - длиною и ценою в жизнь. История грустная, лишний раз способная напомнить нехитрую пословицу «Где родился, там и пригодился».
Впрочем, есть куда более эффектная версия самоубийства писателя от его «американского друга» Игоря Ефимова:
«Он верил, что каждое событие в его жизни либо подстроено, либо инспирировано тайной полицией… Сам того не ведая, КГБ создал в измученном сознании писателя стройную картину мира, не гамлетовскую - но хоть какую-то - “связь времен”, внес некоторую упорядоченность в мучительную непредсказуемость бытия, отраженную - воспроизведенную в его рассказах. Когда в 1991 году коммунизм рухнул и статуя Дзержинского перед домом на Лубянке была повалена, упорядоченность кончилась, и мир снова стал непредсказуем и невыносим».... Воздух ожидаемой свободы оказался губителен для его уставшей бороться психики...
(Цитируется по статье И. Захаровой о Г. Шефе в Энциклопедическом словаре "Литераторы Санкт-Петербурга. XX век").
Хоть нам уже не попробовать тех самых тортов от Шефа, но литературную оригинальность (или вторичность) его литературных произведений мы ещё имеем возможность оценить.
Любительский торт "Ёжик". Фото из сети.
Так что знакомьтесь с «сокровищами» ленинградского «самиздата» онлайн или в современных изданиях: кое-что из обильного наследия напечатано. Может, кому и «зайдёт», как модно нынче выражаться.
Публикуя данное письмо, приходится в некотором смысле нарушать волю его ныне покойного автора. Он завещал, чтобы всё его творческое наследие хранилось непременно в Колумбийском университете, а его произведения никогда не печатались в стране, "на территории которой находится СССР".
С другой стороны, ЖЖ (или LiveJournal) был некогда создан как раз американцами, а публикация в сети вряд ли так уж привязана к географической территории. Да и публикуемое наследие - эпистолярное, и в какой степени оно «творческое», решить однозначно - затруднительно.
Несмотря на неоднозначность сей ситуации, всё равно хотелось бы дать читателям возможность заглянуть в «творческую кухню» яркого представителя ленинградского андеграунда.
Но ближе к делу, или, вернее, - к тексту.
Нина!
Посылаю тебе отчёт, как я за последние 10 дней пёк торты. Видно (из нижеприведённого графика), что это занятие растянулось у меня на некоторый период и в начале, а также и в конце этого периода торты получались хуже (в начале я ещё не накопил опыта, а к концу я уже устал и потому сам стал портить?), зато где-то в середине была блистательная вершина («кульминация»).
Далее следует график с особенностями каждого кулинарного изделия:
«Г.Ш.» постоянно находится в творческом процессе. Его, что называется «прёт», и в письмах друзьям разнообразные мысли и моментально следующие за озарениями «креативные продукты» пекутся как горячие пирожки:
Гера или Г.Ш. живёт в центре Ленинграда, на старинной и милой улице Писарева, рядом с Новой Голландией.
Места душевные, атмосферные, но для поддержания интеллектуальной бодрости необходим небольшой допинг:
«Пить по-старому, до старого уровня» - это замечание выдаёт человека искушённого и бывалого. «Несчастный певчий дрозд» понимает толк и стиль в кружечке пенного на январском морозе.
Налицо правильный, «богемный» образ жизни ленинградского интеллектуала поздних семидесятых.
Набережная Мойки. Пивной ларёк у ДК Связи. https://humus.livejournal.com/
Между прочим, Гера не только создаёт тексты, но и пишет картины. Практикуя всё время разные креативные подходы и продолжая теоретический самоанализ рабочего процесса:
Однако, читатель уже достаточно заинтригован, и надо сообщить, наконец, в чьей творческой кухне мы сподобились побывать и чьих культурных продуктов отведать.
Г.Ш. - это Генрих Шеф, автор единственной изданной книжки «Записки совсем молодого инженера», тираж 30 00 экземпляров. Родился в 1937 году, из немецкой семьи дворянского происхождения; родители его - инженеры-химики. Окончил Электротехнический институт связи и работал инженером.
В начале шестидесятых инженерам («физикам») полагалось быть и немного «лириками», и поэтому Генрих начал регулярно посещать литературные семинары при издательстве «Советский писатель» под руководством Геннадия Гора, а потом и при Библиотеке им. В. Маяковского и Союзе писателей. Там познакомился с писателями Игорем Ефимовым, Андреем Битовым, Владимиром Марамзиным, Ингой Петкевич и др.
Дебютировал на публичных чтениях рассказом «Ребенок», включённом в книжку ― почти автобиографическом воспоминанием о блокадном детстве.
Главный герой рассказа Миша Рунцов не по-детски серьезно пытается разобраться в окружающем его мире. Таким и остался Генрих Шеф в воспоминаниях членов ЛИТО 1960-х. : «Начало шестидесятых. Мы молоды и надеемся на лучшее. Каждый уверен в себе, но понимаем, что он - особенный. Он отличен от всех. “Углублен”. Старается через простое передать сложное. Видит “второй”, потаенный смысл. Самобытен. Уверял, что читать старается меньше, чтобы не было соблазна подражать. Хотя читал все равно много» (Е. Чернина).
«Мы все очень ценили Генриха Шефа, который входил в это ЛИТО и которого мы до сих пор считаем абсолютно выдающимся писателем кафкианского направления» (И.Ефимов).
Дальнейшая судьба Генриха достаточно печальна.
В 1968, в связи с травмой, полученной в автомобильной аварии, он получил инвалидность. Напечатали пару рассказов в писательском сборнике "Молодой Ленинград", и он, уверовав в свой дар, ушел с работы в проектном институте. Семья (жена и дочка) бедствовала, но Гера упорно писал и писал, хотя больше уже не публиковался.
Немецкий он знал с детства, выучил английский - и подрабатывал техническими переводами, пытаясь писать на чужом языке стихи.
Генрих Шеф. Фото из его книги.
Некоторые писатели из того круга, в котором он начинал, занялись политическим акционизмом, а позже эмигрировали по еврейской линии (Игорь Ефимов, Владимир Марамзин). Генрих тоже было ставил подписи за «свободу» Бродскому, спорил и высказывался, попробовал даже выйти с антисоветским плакатом, но угодил в психиатрическую лечебницу.
К тому времени относится его рассказ «Фигурончик», где безобидный поначалу сотрудник НИИ Помпеев, имея благородное намерение отомстить за якобы поруганную честь сослуживицы-вдовы, практикует обезличенную уличную агрессию, обращаясь к людям в форме со словами “Вы разжалованы, капитан!”(эдакая явная отсылка к наказанию Значительного лица из “Шинели” и “Повести о капитане Копейкине”). Концовка рассказа исполнена в духе мрачного сюрреализма. Избитый очередным офицером за очередную выходку, Помпеев лишается руки и поступает на работу в артель для инвалидов, где вдова разыскивает его и уговаривает вернуться. Они наблюдают парад, посвященный встрече иностранного генерала, возникает давка, в которой Помпеев просто-напросто исчезает.
В вагоне ленинградского метро. https://humus.livejournal.com/
Э-эх, скажет дочитавший до сего места читатель, скучно и банально!Увлекательная история начиналась со странных тортов, а кончилась банальной антисоветчиной и эпигонством!
И будет прав! Тёплых мест под американским или французским солнышком не хватает на всех желающих, и конкуренция за право считаться угнетённым и непонятым на Родине творцом идёт жёсткая. И хотя товарищи устроили Генриху несколько публикаций в эмигрантских «Гранях» и «Глаголе«, но всё же требовалось кое-что позабористее. Чего сторонник »естественно рождающихся тем« Генрих, увы, выдать не мог.
Click to view(К/ф »Окно в Париж« 1993 г.)
Автору сего блога самолично приходилось наблюдать, как притершийся к сей заманчивой кормушке писатель-порнограф Виктор Ерофеев в начале 90-х отрабатывал в поту сольный номер »Явление швабам единственного продолжателя дела Великой Русской Литературы« в немецком городке Констанце, что на берегу тёплого Боденского озера. Горек и тяжёл этот хлебушек.
Однако читатель всё же не зря прочёл про приторную »Коричневую ромашку« и несладкое и сухое »Разбитое прошлое«. Тут кроется кое-что посущественнее, чем просто перевод впустую продуктов на кулинарные изыски бедного писателя.
Дело в том, что при всей своей показной активности и креативности, Генрих ещё в 1973 году начал догадываться, что писательство - не его конёк. В письмах к старому институтскому товарищу Генрих мог позволить себе быть более откровенным, чем среди »богемы«. Друг его Эдуард - хоть и не чужд искусства, но всё же избежал соблазна »горних сфер« и продолжал трудиться обычным инженером.
»Сейчас же я чувствую, что как писатель - состарился ещё больше. У меня в голове ... нет замыслов (и ничего не »складывается»). Т.е., конечно, какие-то замыслы есть, но они не живут, как бывало прежде - или я, наоборот, сам уже не живу перед ними. Не хочется употреблять слово исписался, но где-то близко к этому слову я, мне кажется, и нахожусь сейчас.
Вообще, взглянув на то, как писали другие, я начинаю думать, нет ли здесь на границе ~ 35 лет, какой-либо закономерности. Гоголь, написав до этого срока 1-й том «Мёртвых душ», потом так никогда и не закончил 2-й. Пушкин в последние годы до смерти почти перестал писать стихи и ударился в историю - Петра, Пугачёва (а меня тянет удариться в теорию). Моцарт написал свою вершину «реквием» 35-и лет, потом он умер, но если бы и не умер, а остался жить дальше, из этого вовсе бы не следовало, что он бы написал тогда ещё второй реквием.
Т.е. в творчестве - как и в любом развитии - всегда есть вершина, кульминация, а потом, после этого расцвета, хотя художник ещё живёт, начинается спад. И, по-видимому, тогда он может только констатировать это - с теми или иными чувствами по поводу - но сделать ничего против (т.е. сделать что-то с собой) не может, ибо то, что в нём было прежде, было тоже независимым от него.«
Так что парабола графика печения тортов - с кульминацией »Еловых шишек«, а затем неизбежным спадом - отвечала приведённой в письме логике. И спустя четыре года убедительно демонстрировала, что творческий потенциал Генриха даже в несложной ипостаси пекаря-любителя исчезает за какую-нибудь неделю. А значит - надо либо искать новое поле креативной деятельности, либо пора отказаться от мысли о собственной гениальности.
Осенью 1991 года Генрих Шеф выбросился из окна.
Колумбийский университет ожидаемо не проявил интереса к завещанному ему архиву ленинградского «писателя в стол», несмотря на все попытки представить его на Западе в качестве «русского Кафки». Весь архив и картины хранились у жены, плотно подсевшей к тому времени на эзотерику и ушедшей в астрал, и лишь по инициативе редактора ленинградского журнала «Звезда» Якова Гордина была осуществлена «вопреки воле автора» посмертная публикация на Родине.
Таков итог затянувшейся модной игры «физика» в «лирика» - длиною и ценою в жизнь. История грустная, лишний раз способная напомнить нехитрую пословицу «Где родился, там и пригодился».
Впрочем, есть куда более эффектная версия самоубийства писателя от его «американского друга» Игоря Ефимова:
«Он верил, что каждое событие в его жизни либо подстроено, либо инспирировано тайной полицией… Сам того не ведая, КГБ создал в измученном сознании писателя стройную картину мира, не гамлетовскую - но хоть какую-то - “связь времен”, внес некоторую упорядоченность в мучительную непредсказуемость бытия, отраженную - воспроизведенную в его рассказах. Когда в 1991 году коммунизм рухнул и статуя Дзержинского перед домом на Лубянке была повалена, упорядоченность кончилась, и мир снова стал непредсказуем и невыносим».... Воздух ожидаемой свободы оказался губителен для его уставшей бороться психики...
(Цитируется по статье И. Захаровой о Г. Шефе в Энциклопедическом словаре "Литераторы Санкт-Петербурга. XX век").
Хоть нам уже не попробовать тех самых тортов от Шефа, но литературную оригинальность (или вторичность) его литературных произведений мы ещё имеем возможность оценить.
Любительский торт "Ёжик". Фото из сети.
Так что знакомьтесь с «сокровищами» ленинградского «самиздата» онлайн или в современных изданиях: кое-что из обильного наследия напечатано. Может, кому и «зайдёт», как модно нынче выражаться.