Класс, которого нет.
В журнале pal_gun почти год назад состоялся разговор, оставшийся неоконченным.
В частности, pal_gun заявил: "Я думаю, что для вас не будет открытием то, что, как говорил Алексей Этманов, - "у нас нет рабочего класса". Я целиком разделяю его видение - потому что это правда".
Я тоже считаю, что это - правда. Но торопиться соглашаться с "видением" П. Принева или А. Этманова не стал, по той простой причине, что одинаковые внешне выводы можно делать исходя из разных оснований, а потому это сходство может скрывать сугубые различия или даже противоположности взглядов. Нужно сперва выяснить, почему делается именно такой вывод, и что из него следует.
Объяснение П. Принева, как можно судить из по той записи, которая и дала Пальгану повод для его заметки, состоит в следующем: "Потому что - у нас нет рабочего класса. Он был - но за советский период из него дух вытрясли. И сегодня НА МНОГИХ НАШИХ ПРЕДПРИЯТИЯХ, вместо настоящей рабочей солидарности - имеем настоящее холопское слюнтяйство."
Пальган ответил на это изложением известной марксистской схемы о развитии рабочего класса из класса "в себе" в класс "для себя", дополнив ее еще и третьей "фазой" - "классом для всех" (понятия не имею, он ли автор этого "теоретического прорыва", или кто-то из "Прорыва"; выяснить это не успел, так как Пальган написал этот комментарий за день до своей трагической гибели, а я в это время находился в реанимации).
Разумеется, это хорошо известное положение Маркса не является "схемой" само по себе - в схему его превращает употребление невпопад: Маркс писал о становлении пролетариата как восходящего класса восходящего буржуазного общества. Мы же имеем дело с принципиально иной ситуацией становления пролетариата в обществе, для которого навязанная политически, т. е. насильственно буржуазная форма является формой не прогрессивного развития, а формой всесторонней деградации. Причем эта деградация происходит тогда, когда во всем мире (не исключая и так называемый "третий мир") капитализм уже превратился в тормоз общественного развития, подрывающий общие условия своего существования. И, наконец, мы имеем дело с пролетариатом, который формируется не из числа мелких самостоятельных хозяйчиков, экспроприируемых капиталом, как это было раньше, в том числе и в России, а из специфической социальной категории "государственных работников" советского периода, не являвшихся особым общественным классом.
Мне кажется, именно эту специфику улавливает П. Принев, хотя и сводит дело только к одной из его сторон - к тому, что в СССР уже не было рабочего класса. Способ объяснения этому факту, который он применяет, целиком вытекает из способа рассмотрения "советского периода" как одного цельного черного пятна, не подверженного развитию. В результате для П. Принева Егор Гайдар, например, - "прямой наследник Иосифа Виссарионовича, Никиты Сергеевича, Владимира Ильича". Нарочитый антиисторизм во взгляде на "советский период" проявляется даже в этом нарушении хронологической последовательности. Между тем, Сталин и Хрущев - фигуры, олицетворявшие последовательные периоды развития советского строя, который, несмотря на то, что в рамках общей схемы "капитализм-социализм" относился к переходному периоду, переживал и собственную особенную историю становления, расцвета и гибели. При этом ни Сталин, ни Хрущев, в отличие от их "наследников", не шли на то, чтобы перерезать "пуповину", связывавшую их с рабочим классом и пролетарской революцией. А ведь это было революционным шагом, открывшим современную нам эпоху. Естественно и то, что П. Принев не замечает того, что и Сталин, и Хрущев были подлинно народными вождями, плотью от плоти народа, причем к Хрущеву это относится в большей мере, чем и объясняется то презрение (отнюдь не только молчаливое), которое он снискал у русского народа, т. е. крестьянства, для которого вождь, не являющийся земным небожителем, - не "настоящий" вождь. А вот Ленин не был "народным" вождем, довольствуясь "скромной" ролью признанного вождя пролетарского авангарда, поддерживаемого революционной частью беднейшего крестьянства. И дело не в личных качествах Ленина, отличающих его от Сталина или Хрущева, а в том историческом периоде, в котором пришла к концу его жизнь.
В итоге такого "видения" истории П. Принев приходит к выводу, что содержанием "советского периода" было "вышибание духа" из рабочего класса. Этот вывод действительно двусмысленный и расплывчатый, почему он и послужил поводом для критики Пальгана. Как бы высоко мы ни ценили "пролетарский дух", мы знаем, что он подлежит "снятию" вместе с самим пролетариатом в ходе пролетарской революции. Невозможен социализм, не уничтожающий рабочего класса, не уничтожающий вообще всякое классовое деление общества, а стало быть, не преобразующий и "дух" этих классов в нечто новое, соответствующее новому общественному устройству. Таким образом, утрата "пролетарского духа" вовсе не является исключительным достоянием "советского периода".
Понятно, что не взгляды одного, отдельно взятого профсоюзного активиста (как бы ни были они интересны) придают важность рассматриваемому вопросу.
В ответе на него, в правильной оценке нынешнего объективного состояния рабочего класса (неразрывно связанного с состоянием всего общества), а стало быть, и субъективного проявления этого состояния, - "ключ к тайнам", волнующим всех, кто пытается объяснить сегодняшнюю слабость рабочего и социалистических движений и поставить перед ними вытекающие из этого объяснения задачи.
________________
Мы с П. Приневым уже после смерти Пальгана обменялись записками насчет того, что надо бы продолжить этот неоконченный разговор, но дело повисло в воздухе: П. Принев погрузился в партийные дела, я же, наоборот, отошел.