Негодяи не извиняются
Почему-то Шендерович напоминает мне этих живодеров из датского зоопарка: вокруг возмущения, а те деловито сообщают, что готовят еще одного жирафа на убой
Нет, понятно, что представитель нашей медиа-фауны тоже ни секунды не сомневается в этической стороне своей выходки. И уж тем более не собирается извиняться. По его собственным словам, «негодяи не извиняются!». Чесслово, он так и сказал. Просто он убежден, что извиняться должны ПЕРЕД НИМ. Я вовсе не разыгрываю.
Выплеск вылезшего из нафталина ретро-сатирика, разумеется, не заслуживает столь широкого внимания - более всего по причине комичности самого ее источника, ассоциируемого не столько с героической борьбой против режима, сколько с какими-то спальными принадлежностями. Но эксцесс любопытен как симптом. Это не просто «Баба-Яга против!», или зависть «уходящей натуры» к молодости очаровательной фигуристки.
Но это, на мой взгляд, примерно то чувство, которое испытал экипаж «Антилопы Гну», вынужденный спрятаться от настоящего автопробега, пронесшегося мимо них стремительным потоком прогресса и новой жизни:
«Жулики притаились в траве у самой дороги и, внезапно потеряв обычную наглость, молча смотрели на проходящую колонну. Полотнища ослепляющего света полоскались на дороге. Машины мягко скрипели, пробегая мимо поверженных антилоповцев...
Настоящая жизнь пролетела мимо, радостно трубя и сверкая лаковыми крыльями. Искателям приключений остался только бензиновый хвост. И долго еще сидели они в траве, чихая и отряхиваясь.
- Да, - сказал Остап. -… Вам не завидно, Балаганов? Мне завидно!».
Помнится, Остап уже по другому поводу сказал «отцу русской демократии»: мы чужие на этом празднике жизни. Примерно эти чувства испытывает наша «Баба-Яга-против», глядя на выступление юной Юли, на радость зрителей, на 3 миллиарда у экранов планеты, на ставшие неактуальными разговоры про унитазы и вообще на все то, что обычно сопровождает олимпийский Праздник. Во многих фильмах есть этот забавный персонаж, который в бессильной злобе машет кулачками, глядя на торжество Добра и на чужую радость.
Самое смешное в нем, что он вожделеет славы Герострата, но все время - в силу масштаба личности - оказывается старухой Шапокляк.