Теория дезинформации - 1

Aug 07, 2021 07:17



Теория дезинформации
Disinformation theory
Научные основы социального манипулирования
Scientific foundations of social manipulation
Аннотация. Автор предлагает рабочую модель информационной войны, основанную на прннципе дополнительности и симпатической магии.
Annotation. The author proposes a working model of information warfare based on the principle of complementarity and sympathetic magic.

Ключевые слова. Политическая теология, поведенческое оружие, серая зона войны, принцип дополнительности, симпатическая магия.

Keywords. Political theology, behavioral weapons, gray war zone, complementarity principle, sympathetic magic.

Эволюция социальной инженерии Запада.
Термин «дезинформация» (disinformation) вошел в социальную практику в XX веке. Гносеологически квалифицированная дезинформация входит в корпус стратегических и оперативных концептов политической теологии Запада, предназначенных для эффективной социально-манипулятивной инженерии, основы которой были созданы еще в Античности. На протяжении многих веков обретая законченную и совершенную форму летального цивилизационного оружия.
Аристотель и его последователи
В работах Аристотеля затронуты и развиты многие концепты управления обществом, однако, применительно к небольшим городам государствам Античной Греции. Социальные концепты Аристотеля были взяты на вооружение и развиты его толкователями. Главный вклад Аристотеля в создание целостной концепции социальных технологий Запада - методологический. Он стал основателем научного натурфилософского метода, который, на первый взгляд, исчерпал себя в эпоху Ньютона и Декарта. Но на самом деле обрел подлинный расцвет в той части гуманитарных технологий, которые могут быть отнесены к онтологии религии, магии и права, по определению современного итальянского философа Джорджио Агамбена (1). На сегодняшний день западная цивилизации располагает развитым и совершенным корпусом социальных технологий, которые могут быть характеризованы как политическая теология. Определим ее как конформное отображение господствующих в обществе религиозных традиций и воззрений, индуцированных ими правовых норм, а также магических практик, на социальную плоскость.
Основополагающими для строительства христианских государств стали трактаты Аристотеля «Политика», «Метафизика», «Поэтика» и «Этика» (2). В них он постулировал, что любое политическое образование возникает посредством влияния и взаимодействия двух движущих сил. Во-первых, это общительная природа людей - этот аристотелевский тезис развил Фома Аквинский. Человек, таким образом, существо политическое и существо разумное. Во-вторых, это Божественная воля и Божественное соизволение.
Именно эта вторая сила и определяет стратегию и тактику управления мирозданием, частью которого является человеческое общество.
Фома Аквинский стал связующим звеном между христианскими теологическими разработками и учением Аристотеля. Отметим, что учитель Аквината, Альберт Великий, стал первым из средневековых схоластов, кто принципиально разделил проблемы религиозных догматов и мистерий, являющиеся содержанием теологического исследования, и естественнонаучные проблемы, которые требуют философского анализа. Благодаря этому разделению западная цивилизация обрела спустя несколько веков мощное психоинформационное оружие управления социумом (социальные и политические технологии), опирающееся на прогресс естественных наук. Альберт Великий написал трактат под названием «Сумма теологии» (4), который стал базовым документом для всеобъемлющей «Суммы теологии» его ученика Фомы Аквинского (3).
Под «теологией» в античности первоначально подразумевали то, что мы сейчас определили бы как «мифологию» - устное и письменное предание о богах, рассказывающее об их происхождении, поступках, метаморфозах, отношениях друг к другу и к людям. В указанном смысле слово «теология» впервые встречается у Платона в «Государстве», где обозначает рассказы и мифы о богах, созданные поэтами древней Греции - Гомером, Гесиодом, Пиндаром.
В «Метафизике» Аристотеля предмет философской теологии определяется следующим образом: это учение о вечной, неподвижной и существующей отдельно от материи сущности. Поскольку же такая сущность, говорит Аристотель, представляется чем-то божественным, то наука, изучающая ее, естественным образом должна носить имя науки о божественном,
то есть теологии. Последняя по сравнению с математикой и физикой представляет собой первое и высшее знание, потому что: во-первых, занимается самым лучшим и достойным родом сущего; во-вторых, содержит в себе начала всех остальных наук, поскольку исследует
первую и главную причину всего сущего; в-третьих, является самым точным видом знания, поскольку может доказать то, что другие науки принимают в качестве недоказуемых посылок; наконец, в-четвертых, дает обоснование сути и бытия предмета исследования, отвечая на вопрос, что он такое и есть ли он, тогда как другие науки берут сущность и существование предмета за исходно данное, доказывая только то, что присуще
ему как таковому. Поскольку теология является первой и высшей из теоретических наук, то Аристотель отождествляет ее с метафизикой, занимающейся изучением сущего как такового.
Theologia tripartita
Последователи и толкователи Аристотеля, древние стоики, осуществили деление теологии на три части: физическую, мифическую и политическую. Как сообщает доксограф Аэтий (I-II в. н. э.), «воздающие богам должное почитание разделили их для нас на три рода: первый род составляют природные боги, второй - боги сказаний (мифологические), а третий - засвидетельствованные на основании законов» (5).
О природных богах, продолжает Аэтий, рассуждают философы, о
вторых рассказывают поэты, а третьи являются объектом официального культа в каждом отдельном государстве. Стоики отделяли философское учение о богах, выводимое из наблюдения окружающего природного мира и называемое «физической» теологией, от аллегорического толкования традиционных мифов и культов, которое
оформлялось в две самостоятельные части теологии: мифическую и политическую. Теория трехчастной теологии (theologia tripartita) была впоследствии подхвачена римскими философами, в частности, Марком Варроном (6), который развил ее в сочинении «Божественные древности». Варрон отдает мифическую теологию в компетенцию поэтов, физическую - философов, а гражданскую (civilis) предназначил для народов.
По его словам, мифическая теология годится преимущественно для театра и служит, скорее, для удовольствия, чем для поучения. В современном мире роль мифической теологии играют медиа структуры, литература, кинематограф и тот же театр. К гражданской теологии Варрон относится с большим уважением, определяя ее как знание, которым должны владеть все без исключения граждане государства, а особенно жрецы. Сюда входит и знание имен официальных божеств, и связанных с ними священных преданий, и обрядов, совершаемых в честь каждого из них. При этом Варрон признает, что поскольку гражданская теология ориентирована на народные массы, она вынуждена содержать в себе поэтический или вымышленный элемент.
Позднейшие христианские писатели - Тертуллиан и Августин, хорошо знавшие и цитировавшие произведение Варрона, предпочитали передавать греческие названия трех частей теологии по латыни, в результате чего появились термины: баснословная (fabulosa), гражданская (civilis) и естественная теология (theologia naturalis). В своем трактате «О граде Божием» Августин (8), противопоставляя естественную часть теологии
баснословной и гражданской, наделяет имя theologia naturalis новым смыслом. В отличие от стоиков он называет философское учение о богах «естественным» не потому, что оно входит составной частью в учение о физическом мире, а потому, что оно соответствует природе вещей и единственное может претендовать на истинность. Предвосхищая
средневековые определения theologia naturalis, Августин описывает ее как попытку постичь невидимую силу и Божество Творца через рассмотрение творений.
Вышесказанное означает, что во времена античности и средневековья наука и религия Запада были одним целым. Это означало, что развитие естественных и социальных наук шло в парадигме религиозных догматов, что было вполне естественным для глубоко и искренне верующих людей западной Ойкумены. Стоит отметить, что социальные концепты были устремлены на подражание концептам Божественного Провидения, как наиболее эффективным и единственно приемлемым для европейской цивилизации.
Технологии «Великого манипулятора»
Агамбен в своей работе «Что такое повелевать?»(7) пишет: «В нашей культуре престиж истока (акта творения - В.П.) возникает из этой структурной омонимии: исток есть то, что повелевает и управляет не только рождением, но также и ростом, развитием, циркуляцией или передачей - одним словом, историей - того, чему наша культура дала исток. Идёт ли речь о бытии (существовании), об идее, о знании или о практике, во всех этих случаях начало - это не просто пролог, который может исчезнуть в последующем; наоборот, исток никогда не прекращает начинать, то есть повелевать и управлять тем, что он вызвал к бытию. Это подтверждается в теологии, где Бог не только сотворил мир, но и правит им, и непрестанно управляет им посредством непрерывного творения, потому что если бы он этого не делал, мир шёл бы к своей гибели. Но подтверждается это и в философской традиции, и в гуманитарных науках, где существует конститутивная связь между истоком вещи и её историей, между тем, что основывает и начинает, и тем, что ведёт и правит».
Основной концепт политической теологии, которая была конформным отображением технологий провиденциального управления мирозданием, лапидарно и емко изложен толкователем Аристотеля, христианским теологом-стоиком второго века Anno Domini Александром из Афродизиаса ( Alexander of Aphrodisias, La provvidenza, pp. I02-103) в книге «О провидении» (9). Определяя природу как акт творения, пишет Джорджио Агамбен, Александр наделяет христианскую теологию потенциальным мандатом на божественное управление миром:
«Проявляет ли провидение себя посредством универсальных принципов, или спускается на землю, чтобы вникнуть в самые обыденные явления, оно вынуждено постичь саму природу вещей и понять их внутреннее устройство. Управление миром осуществляется не через тираническое наложение внешней высшей воли, ни волею случая, а через осмысленное предвидение последствий побочных эффектов, которые возникают из самой природы вещей и остаются абсолютно зависимыми от ее особенности. Таким образом, то, что ранее было маргинальным феноменом или побочным эффектом, становится парадигмой акта управления миром».
Еще одно высказывание Агамбена дает понятие об истоках так называемого поведенческого (бихевиористского) оружия, успешно применяемого западными стратегистами для управления человеческим обществом:
«Выражаясь языком психоанализа, в своего рода возврате вытесненного религия, магия и право - а вместе с ними всё поле неапофантического дискурса, до сих пор отбрасывавшегося в тень - на самом деле тайно управляют функционированием наших обществ, притязающих на то, чтобы быть светскими и секулярными. Я даже считаю, что можно было бы дать хорошее описание мнимо демократических обществ, в которых мы живём, простой констатацией: в рамках этих обществ онтология повеления заняла место онтологии утверждения, не в ясной форме императива, но в более коварной форме совета, приглашения, уведомления, которые даются во имя безопасности, так что повиновение приказу принимает форму сотрудничества и зачастую - форму повеления самому себе. Я думаю здесь не только о сфере рекламы или предписаний безопасности, которые даются в форме приглашений, но и о сфере технологических диспозитивов. Эти диспозитивы определяются тем фактом, что субъект, их использующий, полагает, будто повелевает ими (и, в действительности, нажимает на клавиши, названные «командами»), но реально он только и делает, что повинуется повелению, вписанному в саму структуру диспозитива. Свободный гражданин демократическо-технологических обществ - это существо, которое непрестанно повинуется, самим жестом, каковым он даёт повеление» (7).
Наиболее полно концепты поведенческого оружия изложены в знаменитом трактате Джордано Бруно «De vinculis in genere» (10).
В своей книге «Эрос и магия в эпоху Возрождения» (12) историк религий, ученик Мирчи Элиаде Йоан Петру Кулиану пишет, что значение этого трактата выше многих известных работ по социальным технологиям не только прошлого, но и современности, а по своему цинизму и откровенности сравнима с «Князем» Маккиавелли. При этом нужно учесть, что фигура «Князя», то есть ни от кого ни зависящего главы государства, в современном мире практически исчезла, в то же время фигура Мага, стоящая в центре концептов Джордано Бруно, олицетворяет глобальные медиа империи, генерирующие перманентное метапрограммирование сознания миллионов людей во всем мире, и осуществляющие оккультный, то есть скрытый контроль над людьми. Трактат Бруно является руководством по магическому, то есть психоинформационному манипулированию как отдельными индивидами, так и людскими массами, а также по дистанционному, иначе говоря, сетевому контролю над людьми, в обход иерархических официальных структур власти.
Квинтэссенция концептов Бруно - управление массами людей не через принуждение и «тираническое наложение воли» (вспомним управленческие «технологии» Божественного провидения в трактовке Александра из Афродизиаса), а через магию Эроса. В своей работе «De magia» Джордано Бруно пишет, что если слово «маг» используется в среде философов, то оно означает мудреца, обладающего силой к действию (13).
Что касается Эроса, то Кулиану пишет, что «эротическая магия Бруно нацелена на то, чтобы позволить манипулятору контролировать изолированных индивидов и массы. Фундаментальной ее предпосылкой является существование инструмента манипуляции и таким инструментом является Эрос в самом его общем виде - то, что мы любим».
Таким образом, эрос можно трактовать как глубокое и неудержимое влечение, а магию, как систему скрытого воздействия на тот или иной объект манипулирования, которая основана на выработке у объекта нужных манипулятору желаний. Собственно говоря, это и есть концепция поведенческого (бихевиористского) оружия, разработанная знаменитым ученым и магом XV века Джордано Бруно, который опирался в свою очередь на политическую теологию античности и Средневековья, но прежде всего на работы египетского жреца Гермеса Трисмегиста, объединенные в так называемый Герметический корпус (Corpus Hermeticum), среди которых можно выделить «Поймандр» и «Изумрудную скрижаль» (14).
Это отчетливо понимал Йоан Петру Кулиану, который в своей работе назвал Бруно Великим Манипулятором.
Задача манипулятора сводится к формированию у объекта манипуляции поведенческих норм, основанных на комплексе внушенных посредством скрытых множественных манипуляций желаниях, сформированных магией Эроса, если рассуждать в парадигме Бруно, или кумулятивном воздействии системы побочных эффектов, если употребить термин Александра из Афродизиаса.
Строго говоря, внушение объектам манипуляций желаний и устремлений, сформированных путем массированного информационного воздействия, и есть масштабная и даже тотальная дезинформация. Но в то время этот термин не употреблялся.
Понятно, что иерархи Ватикана, управлявшие католическим миром посредством прямого «тиранического наложения воли» не могли допустить распространения идей сетевого манипулирования, которые были изложены в трактате Бруно. Именно по этой причине он и был репрессирован.

(Продолжение следует).
Previous post Next post
Up