Деревня
Деревня смешно называлась Городок [1]. Не то что для городка, но даже и села она была очень маленькой. Девять домов. От остального мира нас отделяли поле, лес и два глубоченных оврага с ручьями - один ручей незамысловато назывался «нашим», другой - «сычёвским», по соседской деревне. Даже в сухую погоду глиняная дорога была непроезжей из-за крутизны оврагов и разбитой тракторами колеи. В этот мир можно было только прийти.
Берег реки Мсты с нашей стороны был высоким, и все заречье - плоская низина, поле, далекая деревня со странным названием Боровщина - лежало как на ладони до самого горизонта. Там садилось солнце. В снах я переплывала реку и гуляла по потусторонней земле.
Городок не был нашим родовым гнездом. В начале восьмидесятых дедушка и бабушка купили за 90 рублей единственный пустовавший в деревне дом - и он был с черепичной крышей.
Была ли в те времена во всей России еще хоть одна деревенская изба, крытая черепицей? Не знаю. Завистливая легенда гласила, что на Охомле - ручье за Сычевом, стоял до революции кирпичный завод, и хозяйка нашего дома была любовницей фабриканта [2].
На крыльце пустующего дома многие годы собиралась немногочисленная местная молодежь, и пол был испещрен любовными надписями и сердечками. На двери в туалет кто-то вырезал мишень для метания ножей.
Почти все жители, как и мы, приезжали в деревню на лето. Только в трех домах жили круглый год. Потом в двух. Потом уже никто не оставался зимовать.
__________
В доме с крыльцом, покрашенным в цвета никому неизвестного тогда украинского флага, жила баба Таня. О том, что она была конюхом, я узнала уже после ее смерти, когда пришли чужие люди и забрали нашего старого деревенского мерина по кличке Мальчик. Нет конюха - нет коня. Ее правнук, Шурик, был моим другом.
Рядом жил дядя Миша. Он умер раньше всех, и я его плохо помню. Его сестра, Клава, работала почтальоном в соседнем селе и носила нам письма. Особенно часто она бывала в деревне во время сенокоса - косила сама и приводила с собой тихую женщину с заплаканным лицом по имени Лида. Запомнилась фраза, брошенная кем-то из взрослых - «сзади пионерка, спереди пенсионерка». В деревне считалось, что почтальонша тиранит эту девочку-бабушку. Уже в 90-е годы бойкая Клавка приобрела маленький трактор и приезжала на нем косить свой участок.
Третьей семьей, остававшейся зимовать, были Зверевы - баба Нюра и ее сын Толик. Огромный бородатый Толик, у которого было не все в порядке с головой, - говорили, что в детстве он врезался на санках в дерево - таскал дачникам тяжеленные газовые баллоны и мешки с сахаром. Зверевы жили нелюдимо и держали черную корову. Ходить к ним за молоком было страшновато.
Когда-то в деревне был колхоз. К нашему времени от общего хозяйства остался опустевший скотный двор, стоящий на отшибе и называемый коротко «колхозки», и мерин Мальчик. Гнедому жеребцу жилось в деревне вольготно, работал он два раза в год: весной, когда нужно было вспахивать огороды под картошку, и в середине лета, когда возили сено с сенокоса. Остальное время он, окруженный десятком овец, бродил по окрестным полям. Иногда Мальчику надоедало возглавлять овечье стадо, и он ни с того ни с сего пускался галопом по единственной деревенской улице.
Соседку, жившую в доме справа от нас, звали уважительно по имени-отчеству - Ольга Максимовна. Она носила очки, курила на крыльце и содержала образцово-показательный огород. Иногда к ней приезжала дочь с невероятным именем Римма.
Дальше по улице стояли два дома необычной планировки, объединенные общим крыльцом. В одном жила подруга моей сестры, в другом - пожилые сестры Вера и Надежда. Сестра Люба у них, говорят, тоже была. Надежда Петровна приезжала из Москвы с маленькой безглазой болонкой и мужем Робертом Ивановичем, которого местные называли РобЕртом и единодушно считали чокнутым. Он угощал детей конфетами, но не из рук в руки, а просто прятал на крыльце. Посмотришь, а за наличник воткнута карамелька. Или в трещину бревенчатой стены. Или за провода. Конфеты мы принимали как должное, но Роберта на всякий случай сторонились.
Еще дальше жила Галюся - жена дедушкиного брата. У них были какие-то сложные отношения с бабушкой, оттого она заслужила в семье такое обидное прозвище. Вообще-то ее нужно было называть тетей Галей и сразу по приезду приходить здороваться.
На самом краю деревни, уже за Глиняной дорогой, стоял еще один дом. Его обитателей не жаловали на нашем конце, да и сами они редко тут появлялись. Может поэтому мы не слишком дружили с жившей там девочкой.
__________
Следить за нами было некому и некогда, бабушки были заняты огородом и хозяйством. Да и не считалось это необходимым - главное, чтоб внуки были сыты и с сухими ногами.
Строжайше были запрещены две вещи: подходить к колодцу и купаться в реке без взрослых. Колодец притягивал, и мы иногда осторожно заглядывали туда - неправдоподобно глубокий сруб, черный квадратик воды, ведро на цепи, опускавшееся в бездну. Даже нам было ясно, что это смертельное место.
За этим небольшим исключением весь мир был наш - в пределах бабушкиного крика. К счастью, тренированные уши могли расслышать привычное «Шуууу-риик, кууу-шааать!» даже и в километре от дома.
__________
В детстве меня мучила невозможность оценить деревенские расстояния городскими мерками. Я смотрела из окна своей панельной многоэтажки и пыталась понять: соседский дом отстоял от нашего деревенского окна примерно так же, как отсюда мой детский сад? Трамвайные пути - это примерно как до бани? Два эти мира совершенно не сопрягались. Реальность города не исчезала в деревне, а вот существовала ли деревня, когда я была в городе - неизвестно. Однажды перед отъездом я закопала в поле красного пластмассового солдатика - чтобы проверить, способен ли мой секрет пережить зиму и так убедиться, что существование непрерывно.
__________
Деревня сгорела через несколько лет после смерти последних постоянных жителей. Хорошо, что там больше ничего нет. Никаких брошенных домов. Еще много лет после этого я просыпалась, отчетливо слыша такой знакомый скрип тяжелой, ведущей в сени, двери - странным образом мозг хранит не только картинки, но и звуки. Но и они постепенно исчезают. Сейчас она мне почти не снится.
--------------
[1] Впрочем, название могло сохраниться с древнерусских времен. У самой реки стоял пологий холм, с трех сторон окруженный оврагами. Трудно представить себе лучшее место для крепости.
[2] Некоторые сведения можно найти в интернете: завод, производящий в том числе черепицу, в Сычёво действительно был, его основал в 1894 году купец Николай Петрович Ягупов.
Акварели написаны, когда мне было 12-13 лет.
Берег реки Мсты с нашей стороны был высоким, и все заречье - плоская низина, поле, далекая деревня со странным названием Боровщина - лежало как на ладони до самого горизонта. Там садилось солнце. В снах я переплывала реку и гуляла по потусторонней земле.
Городок не был нашим родовым гнездом. В начале восьмидесятых дедушка и бабушка купили за 90 рублей единственный пустовавший в деревне дом - и он был с черепичной крышей.
Была ли в те времена во всей России еще хоть одна деревенская изба, крытая черепицей? Не знаю. Завистливая легенда гласила, что на Охомле - ручье за Сычевом, стоял до революции кирпичный завод, и хозяйка нашего дома была любовницей фабриканта [2].
На крыльце пустующего дома многие годы собиралась немногочисленная местная молодежь, и пол был испещрен любовными надписями и сердечками. На двери в туалет кто-то вырезал мишень для метания ножей.
Почти все жители, как и мы, приезжали в деревню на лето. Только в трех домах жили круглый год. Потом в двух. Потом уже никто не оставался зимовать.
__________
В доме с крыльцом, покрашенным в цвета никому неизвестного тогда украинского флага, жила баба Таня. О том, что она была конюхом, я узнала уже после ее смерти, когда пришли чужие люди и забрали нашего старого деревенского мерина по кличке Мальчик. Нет конюха - нет коня. Ее правнук, Шурик, был моим другом.
Рядом жил дядя Миша. Он умер раньше всех, и я его плохо помню. Его сестра, Клава, работала почтальоном в соседнем селе и носила нам письма. Особенно часто она бывала в деревне во время сенокоса - косила сама и приводила с собой тихую женщину с заплаканным лицом по имени Лида. Запомнилась фраза, брошенная кем-то из взрослых - «сзади пионерка, спереди пенсионерка». В деревне считалось, что почтальонша тиранит эту девочку-бабушку. Уже в 90-е годы бойкая Клавка приобрела маленький трактор и приезжала на нем косить свой участок.
Третьей семьей, остававшейся зимовать, были Зверевы - баба Нюра и ее сын Толик. Огромный бородатый Толик, у которого было не все в порядке с головой, - говорили, что в детстве он врезался на санках в дерево - таскал дачникам тяжеленные газовые баллоны и мешки с сахаром. Зверевы жили нелюдимо и держали черную корову. Ходить к ним за молоком было страшновато.
Когда-то в деревне был колхоз. К нашему времени от общего хозяйства остался опустевший скотный двор, стоящий на отшибе и называемый коротко «колхозки», и мерин Мальчик. Гнедому жеребцу жилось в деревне вольготно, работал он два раза в год: весной, когда нужно было вспахивать огороды под картошку, и в середине лета, когда возили сено с сенокоса. Остальное время он, окруженный десятком овец, бродил по окрестным полям. Иногда Мальчику надоедало возглавлять овечье стадо, и он ни с того ни с сего пускался галопом по единственной деревенской улице.
Соседку, жившую в доме справа от нас, звали уважительно по имени-отчеству - Ольга Максимовна. Она носила очки, курила на крыльце и содержала образцово-показательный огород. Иногда к ней приезжала дочь с невероятным именем Римма.
Дальше по улице стояли два дома необычной планировки, объединенные общим крыльцом. В одном жила подруга моей сестры, в другом - пожилые сестры Вера и Надежда. Сестра Люба у них, говорят, тоже была. Надежда Петровна приезжала из Москвы с маленькой безглазой болонкой и мужем Робертом Ивановичем, которого местные называли РобЕртом и единодушно считали чокнутым. Он угощал детей конфетами, но не из рук в руки, а просто прятал на крыльце. Посмотришь, а за наличник воткнута карамелька. Или в трещину бревенчатой стены. Или за провода. Конфеты мы принимали как должное, но Роберта на всякий случай сторонились.
Еще дальше жила Галюся - жена дедушкиного брата. У них были какие-то сложные отношения с бабушкой, оттого она заслужила в семье такое обидное прозвище. Вообще-то ее нужно было называть тетей Галей и сразу по приезду приходить здороваться.
На самом краю деревни, уже за Глиняной дорогой, стоял еще один дом. Его обитателей не жаловали на нашем конце, да и сами они редко тут появлялись. Может поэтому мы не слишком дружили с жившей там девочкой.
__________
Следить за нами было некому и некогда, бабушки были заняты огородом и хозяйством. Да и не считалось это необходимым - главное, чтоб внуки были сыты и с сухими ногами.
Строжайше были запрещены две вещи: подходить к колодцу и купаться в реке без взрослых. Колодец притягивал, и мы иногда осторожно заглядывали туда - неправдоподобно глубокий сруб, черный квадратик воды, ведро на цепи, опускавшееся в бездну. Даже нам было ясно, что это смертельное место.
За этим небольшим исключением весь мир был наш - в пределах бабушкиного крика. К счастью, тренированные уши могли расслышать привычное «Шуууу-риик, кууу-шааать!» даже и в километре от дома.
__________
В детстве меня мучила невозможность оценить деревенские расстояния городскими мерками. Я смотрела из окна своей панельной многоэтажки и пыталась понять: соседский дом отстоял от нашего деревенского окна примерно так же, как отсюда мой детский сад? Трамвайные пути - это примерно как до бани? Два эти мира совершенно не сопрягались. Реальность города не исчезала в деревне, а вот существовала ли деревня, когда я была в городе - неизвестно. Однажды перед отъездом я закопала в поле красного пластмассового солдатика - чтобы проверить, способен ли мой секрет пережить зиму и так убедиться, что существование непрерывно.
__________
Деревня сгорела через несколько лет после смерти последних постоянных жителей. Хорошо, что там больше ничего нет. Никаких брошенных домов. Еще много лет после этого я просыпалась, отчетливо слыша такой знакомый скрип тяжелой, ведущей в сени, двери - странным образом мозг хранит не только картинки, но и звуки. Но и они постепенно исчезают. Сейчас она мне почти не снится.
--------------
[1] Впрочем, название могло сохраниться с древнерусских времен. У самой реки стоял пологий холм, с трех сторон окруженный оврагами. Трудно представить себе лучшее место для крепости.
[2] Некоторые сведения можно найти в интернете: завод, производящий в том числе черепицу, в Сычёво действительно был, его основал в 1894 году купец Николай Петрович Ягупов.
Акварели написаны, когда мне было 12-13 лет.