42
Она называла цикличностью смену времен года и прекрасные метаморфозы, которые наблюдаются в людях, домах и на небе. И то, как летний ветер сушит кожу и лихо превращает в мелкие волны его нежные русые волосы, и то, как осенний дождь питает землю перед тем, как на несколько месяцев передать смену колючему морозу, и то, как первый мягкий снег падает из открытого окна на ее теплые ладони, а она просто стоит на темной кухне, ежится от холода, но не может плотнее захлопнуть окно, и то, как весеннее солнце отогревает самые холодные сердца и вскрывает карты льдов, заставляет звенеть и звучать всё вокруг: от кончиков волос до ржавых рыжих крыш.
Да. Она называла это цикличностью, а он брезгливо морщился и говорил, что ему холодно. Она всеми клеточками души жаждала разбудить его от столь долгого сна и в холодный темный ноябрьский вечер выпросить у него хоть одну улыбку или легкое прикосновение.
Но он лишь нервно теребил кончик своего полосатого шарфа, шмыгал носом и грозился навсегда покинуть этот сквозной город-двор. Для нее это была не просто цикличность, а многообразие образов и оттенки настроений, а для него это статично была заскорузлость, монотонность…Он до смерти ненавидел этот город-шум обледеневших дорог с самого утра, раздражительный, скользкий, бегущий, с раскрасневшимися щеками, громкоголосый, нервный, уставший, одичалый, ветреный и вовсе не трогательный.
Она понимала, что он не для нее. Нетерпеливый и жеманный, опустевший и зеркальный. Он видел в этом городе себя и бежал из него даже самым прекрасным летом, когда безумный суматошный ветер игриво задирал ее пышную индийскую юбку, пел на ее губах какую-то проникновенную испанскую мелодию, а ему…ему он всего лишь портил прическу.
Да. Она называла это цикличностью, а он брезгливо морщился и говорил, что ему холодно. Она всеми клеточками души жаждала разбудить его от столь долгого сна и в холодный темный ноябрьский вечер выпросить у него хоть одну улыбку или легкое прикосновение.
Но он лишь нервно теребил кончик своего полосатого шарфа, шмыгал носом и грозился навсегда покинуть этот сквозной город-двор. Для нее это была не просто цикличность, а многообразие образов и оттенки настроений, а для него это статично была заскорузлость, монотонность…Он до смерти ненавидел этот город-шум обледеневших дорог с самого утра, раздражительный, скользкий, бегущий, с раскрасневшимися щеками, громкоголосый, нервный, уставший, одичалый, ветреный и вовсе не трогательный.
Она понимала, что он не для нее. Нетерпеливый и жеманный, опустевший и зеркальный. Он видел в этом городе себя и бежал из него даже самым прекрасным летом, когда безумный суматошный ветер игриво задирал ее пышную индийскую юбку, пел на ее губах какую-то проникновенную испанскую мелодию, а ему…ему он всего лишь портил прическу.