(no subject)
2. Детство
Родился я 15 января 1925 года в с. Кочергино в крестьянском доме моего отца. По христианскому обычаю через неделю после рождения нужно было крестить новорожденного. В эти дни в стране отмечали годовщину смерти В.И.Ленина. Крестины всячески преследовались. Отец договорился с батюшкой, привез из церкви купель. Мама, конечно, ее чистенько помыла.
Батюшка - Барков Всеволод Николаевич (1890-1963) - был хорошим знакомым семьи. Он пришел к нам домой и окрестил меня в большой комнате. Крестной матерью стала старшая сестра Люда (ей было тогда 4 года), а крестным отцом - сам отец Всеволод. Он вел службу и помогал Люде носить меня вокруг купели.
Начался НЭП (новая экономическая политика), кончились продразверстки, у крестьян уже не отбирали хлеб. Село перестало голодать. Это отразилось и на жизни моих родителей. Тем более, что они к тому времени уже научились вести хозяйство. Питались мы хорошо. Было все свежее, чистое и сытное - из своего хозяйства.
Рос я нормально, только сильно держался за маму и, как рассказывали взрослые, грудь сосал чуть ли не до 3-х лет, а когда заговорил, любил рассказывать небылицы «из своей жизни». Маме по хозяйству и уходу за детьми помогала какая-то дальняя родственница, одинокая и очень добрая женщина Агафья Ивановна. Мы, дети, ее очень любили, и я ее часто вспоминаю. Была она, если мне память не изменяет, родом из села Тесь, поэтому я убежден, что и мама родилась в этом селе. Дети постепенно подрастали. Люда пошла в школу.
Люда, Женя, Витя. Село Кочергино. 1929 г.
Отца, как грамотного человека, часто привлекали к общественным работам по делопроизводству, учету и обмеру земли в сельский Совет. Жизнь родителей в селе Кочергино постепенно налаживалась, но и работали они много. Из таких грамотных и разумных, хоть и временных жителей села, по рассказам Люды, было организовано «Товарищество по совместной обработке земли», чтобы в складчину приобретать необходимые механизмы и совместно их использовать для сельхозработ.
Но началась коллективизация. Отца стали привлекать к работе в комиссиях по раскулачиванию и склонять к тому, чтобы на базе товарищества создать колхоз. Однажды, после его участия в работе такой комиссии, пришли родственники раскулаченных и пытались вызвать отца на улицу. Но он не вышел к ним. Тогда они начали стрелять по воротам.
К 1929 году у отца с матерью было трое детей и «большое» хозяйство - полдома, две лошади, две коровы, сеялка, сепаратор, несколько десятков кур. На дворе каменная кладовая, деревянные постройки (навес, конюшня, коровник, баня). Все было сделано своими руками. Мать и отец содержали дом и хозяйство в образцовом порядке. Только на разовые работы отец нанимал помощников, всегда честно с ними рассчитывался. Никто из работающих у отца при коллективизации на него не пожаловался.
Мать насмотрелась, как раскулачивают, все отбирают и ссылают на север тех, кто ненамного «богаче» нашей семьи, и убедила отца, что надо уезжать в город. Люде было восемь лет, Жене - шесть, мне - четыре. Люда уже ходила в школу. Родители считали, что детям нужно учиться и решили из деревни уехать. Стрельба по воротам была последней каплей. Родители потихоньку собрались и затемно выехали из деревни. Ехали обозом на своих и нанятых лошадях. Коровы шли за телегами, кур везли в коробе. Ехали медленно: 50 км прошли за два дня. В Минусинске сняли комнату, в которой прожили до зимы. В городе отец работал в артели каменотесом: делал бруски для заточки кос и ножей, точила и даже обрабатывал жернова для мельниц. Сделал плиту на могилу Гали (она похоронена на кладбище в с. Кочергино). На плите были выбиты надпись и роза.
Жили бедно. Продали одну лошадь. Из комнаты переехали в маленькую избушку, продали одну корову. Затем через год, когда наступили 30-е голодные годы, сняли другую избушку на улице Городчанской, где был сарай и огород. Мы, дети, поливали огород. Отец ездил в Кочергино, пахал и сеял пшеницу.
В 1930-32 годы отец стал работать счетным работником на пивзаводе, там разводили кроликов. Отец и мать тоже начали разводить кроликов. Этот промысел давал мясо и шкурки, которые отец выделывал и сдавал, получая взамен продукты. Мама пошла работать на пивзавод - ухаживала за кроликами. Из деревни приехала бабушка Акулина, но прожила у нас недолго - у нее был очень тяжелый характер. Она никого никогда не любила, курила, любила хорошо поесть (весила 6 пудов - около ста килограммов), не стеснялась своего веса. Через год уехала назад в деревню, где работала на колхозной пасеке. Несколько лет спустя она умерла. По-моему, дядя Гриша умер даже раньше нее. Лошадь отец продал. Продали и половину деревенского дома, которая принадлежала отцу. Всё проедали. Отец постоянно подрабатывал, одно время работал столяром - делал корпуса для напольных весов.
В 1932 году мама присмотрела небольшой недостроенный домик недалеко от того места, где мы жили. Стоял он неогороженный, без крыльца. Но возле него был большой участок земли. Хозяева срочно уезжали и готовы были подождать с частью оплаты. Мама уговорила отца купить домик, родители продали какие-то вещи и внесли первый взнос. Домик стал нашим. В нем было три помещения. Кухня с русской печью, которая топилась дровами. За печкой умывальник. Маленькая комната с одним окном для Люды и Жени и большая комната на 4 окна, где спали родители. Я спал на кухне на диване. Все три комнаты отапливались одной круглой печью, покрытой листовым железом. Печь называлась голландкой, топили ее каменным углем, а растапливали дровами. Естественно, все "удобства" были на улице. Воду для хозяйства брали из речки Минусинки, которая протекала рядом с домом, а воду для питья и приготовления пищи возил водовоз или сами приносили (или привозили) с протоки Енисея. Расстояние до протоки примерно с километр. План родительского дома привожу по памяти.
Отец сменил работу. Работал в промкооперации и больнице, пошел на курсы бухгалтеров и окончил их. Обустроил дом, пристроил сени, выкопал подвал, огородил участок, сделал стайку для коровы и навес для сена, перекрыл дом. Все время подрабатывал. Обязательно сажали картошку, умудрялись даже сеять пшеницу, получали землю под бахчу и под покос. Видимо, поэтому он и работал в промкооперации. Мама развела огород. Продавали огурцы и помидоры. Мы, все дети, помогали в меру своих сил.
Все это время родители держали сначала двух, а затем одну корову - звали ее Краснушка. Она давала очень хорошее, жирное молоко, но была уже не молодая. Для ее замены оставили молодую телочку. Родилась эта телочка зимой и до весны жила в доме около печки. Как самый маленький, я за ней ухаживал. Назвал я ее Нелькой. У Жени была подруга с таким именем, которую я не любил. Постоянно общаясь с людьми, телка переняла многое и многому научилась. Открывала любые запоры на воротах, жевала бумагу и белье, бодалась. Но давала много хорошего молока, была ласковой, умной коровой. Когда Нелька подросла, Краснушку продали. Часть молока мама продавала, и это давало возможность покупать корм Нельке и продукты нам. Но перед войной перестали выделять пастбища для выпаса коров, и содержать их стало трудно. Нельку продали и купили козу. Однако еще несколько лет до нас доходили слухи о Нелькиных проделках: то она умудрилась съесть пачку денег у зазевавшейся хозяйки, то ушла из дома и разграбила колхозное сено, вволю наевшись. Хозяйки ей все прощали за хорошее молоко. Коза нас выручила: она давала полтора-два литра молока и была неприхотлива к корму. Козье молоко стало большим подспорьем в нашем питании.
Несмотря на загруженность, отец выкраивал время и ходил на репетиции Минусинского театра, где он играл в любительской труппе. Отец, как я уже говорил, вообще был одаренным человеком - неплохо пел, играл на мандолине, балалайке, рисовал. Мог все сделать своими руками. Еще в деревне он из тальниковых ветвей сделал гнутый мебельный гарнитур, состоящий из стульев, письменного стола, полочки, этажерок и еще, кажется, диванчика. Гарнитур мама продала в 1963 году перед отъездом в Горький. Последнее время, перед арестом, отец работал бухгалтером на радиоузле. Работа была почти рядом с домом. Отец стойко переносил большие нагрузки, я не помню, чтобы он когда-нибудь болел. Только иногда жаловался на боли в правом плече и спине.
Несмотря на трудности жизни, нехватку продуктов и денег, постоянную загруженность работой, мы, дети, никогда не слышали, чтобы родители раздраженно или грубо говорили. Я до сих пор не могу понять, как у них хватало сил так ладить друг с другом!
Продолжение следует ...
Родился я 15 января 1925 года в с. Кочергино в крестьянском доме моего отца. По христианскому обычаю через неделю после рождения нужно было крестить новорожденного. В эти дни в стране отмечали годовщину смерти В.И.Ленина. Крестины всячески преследовались. Отец договорился с батюшкой, привез из церкви купель. Мама, конечно, ее чистенько помыла.
Батюшка - Барков Всеволод Николаевич (1890-1963) - был хорошим знакомым семьи. Он пришел к нам домой и окрестил меня в большой комнате. Крестной матерью стала старшая сестра Люда (ей было тогда 4 года), а крестным отцом - сам отец Всеволод. Он вел службу и помогал Люде носить меня вокруг купели.
Начался НЭП (новая экономическая политика), кончились продразверстки, у крестьян уже не отбирали хлеб. Село перестало голодать. Это отразилось и на жизни моих родителей. Тем более, что они к тому времени уже научились вести хозяйство. Питались мы хорошо. Было все свежее, чистое и сытное - из своего хозяйства.
Рос я нормально, только сильно держался за маму и, как рассказывали взрослые, грудь сосал чуть ли не до 3-х лет, а когда заговорил, любил рассказывать небылицы «из своей жизни». Маме по хозяйству и уходу за детьми помогала какая-то дальняя родственница, одинокая и очень добрая женщина Агафья Ивановна. Мы, дети, ее очень любили, и я ее часто вспоминаю. Была она, если мне память не изменяет, родом из села Тесь, поэтому я убежден, что и мама родилась в этом селе. Дети постепенно подрастали. Люда пошла в школу.
Люда, Женя, Витя. Село Кочергино. 1929 г.
Отца, как грамотного человека, часто привлекали к общественным работам по делопроизводству, учету и обмеру земли в сельский Совет. Жизнь родителей в селе Кочергино постепенно налаживалась, но и работали они много. Из таких грамотных и разумных, хоть и временных жителей села, по рассказам Люды, было организовано «Товарищество по совместной обработке земли», чтобы в складчину приобретать необходимые механизмы и совместно их использовать для сельхозработ.
Но началась коллективизация. Отца стали привлекать к работе в комиссиях по раскулачиванию и склонять к тому, чтобы на базе товарищества создать колхоз. Однажды, после его участия в работе такой комиссии, пришли родственники раскулаченных и пытались вызвать отца на улицу. Но он не вышел к ним. Тогда они начали стрелять по воротам.
К 1929 году у отца с матерью было трое детей и «большое» хозяйство - полдома, две лошади, две коровы, сеялка, сепаратор, несколько десятков кур. На дворе каменная кладовая, деревянные постройки (навес, конюшня, коровник, баня). Все было сделано своими руками. Мать и отец содержали дом и хозяйство в образцовом порядке. Только на разовые работы отец нанимал помощников, всегда честно с ними рассчитывался. Никто из работающих у отца при коллективизации на него не пожаловался.
Мать насмотрелась, как раскулачивают, все отбирают и ссылают на север тех, кто ненамного «богаче» нашей семьи, и убедила отца, что надо уезжать в город. Люде было восемь лет, Жене - шесть, мне - четыре. Люда уже ходила в школу. Родители считали, что детям нужно учиться и решили из деревни уехать. Стрельба по воротам была последней каплей. Родители потихоньку собрались и затемно выехали из деревни. Ехали обозом на своих и нанятых лошадях. Коровы шли за телегами, кур везли в коробе. Ехали медленно: 50 км прошли за два дня. В Минусинске сняли комнату, в которой прожили до зимы. В городе отец работал в артели каменотесом: делал бруски для заточки кос и ножей, точила и даже обрабатывал жернова для мельниц. Сделал плиту на могилу Гали (она похоронена на кладбище в с. Кочергино). На плите были выбиты надпись и роза.
Жили бедно. Продали одну лошадь. Из комнаты переехали в маленькую избушку, продали одну корову. Затем через год, когда наступили 30-е голодные годы, сняли другую избушку на улице Городчанской, где был сарай и огород. Мы, дети, поливали огород. Отец ездил в Кочергино, пахал и сеял пшеницу.
В 1930-32 годы отец стал работать счетным работником на пивзаводе, там разводили кроликов. Отец и мать тоже начали разводить кроликов. Этот промысел давал мясо и шкурки, которые отец выделывал и сдавал, получая взамен продукты. Мама пошла работать на пивзавод - ухаживала за кроликами. Из деревни приехала бабушка Акулина, но прожила у нас недолго - у нее был очень тяжелый характер. Она никого никогда не любила, курила, любила хорошо поесть (весила 6 пудов - около ста килограммов), не стеснялась своего веса. Через год уехала назад в деревню, где работала на колхозной пасеке. Несколько лет спустя она умерла. По-моему, дядя Гриша умер даже раньше нее. Лошадь отец продал. Продали и половину деревенского дома, которая принадлежала отцу. Всё проедали. Отец постоянно подрабатывал, одно время работал столяром - делал корпуса для напольных весов.
В 1932 году мама присмотрела небольшой недостроенный домик недалеко от того места, где мы жили. Стоял он неогороженный, без крыльца. Но возле него был большой участок земли. Хозяева срочно уезжали и готовы были подождать с частью оплаты. Мама уговорила отца купить домик, родители продали какие-то вещи и внесли первый взнос. Домик стал нашим. В нем было три помещения. Кухня с русской печью, которая топилась дровами. За печкой умывальник. Маленькая комната с одним окном для Люды и Жени и большая комната на 4 окна, где спали родители. Я спал на кухне на диване. Все три комнаты отапливались одной круглой печью, покрытой листовым железом. Печь называлась голландкой, топили ее каменным углем, а растапливали дровами. Естественно, все "удобства" были на улице. Воду для хозяйства брали из речки Минусинки, которая протекала рядом с домом, а воду для питья и приготовления пищи возил водовоз или сами приносили (или привозили) с протоки Енисея. Расстояние до протоки примерно с километр. План родительского дома привожу по памяти.
Отец сменил работу. Работал в промкооперации и больнице, пошел на курсы бухгалтеров и окончил их. Обустроил дом, пристроил сени, выкопал подвал, огородил участок, сделал стайку для коровы и навес для сена, перекрыл дом. Все время подрабатывал. Обязательно сажали картошку, умудрялись даже сеять пшеницу, получали землю под бахчу и под покос. Видимо, поэтому он и работал в промкооперации. Мама развела огород. Продавали огурцы и помидоры. Мы, все дети, помогали в меру своих сил.
Все это время родители держали сначала двух, а затем одну корову - звали ее Краснушка. Она давала очень хорошее, жирное молоко, но была уже не молодая. Для ее замены оставили молодую телочку. Родилась эта телочка зимой и до весны жила в доме около печки. Как самый маленький, я за ней ухаживал. Назвал я ее Нелькой. У Жени была подруга с таким именем, которую я не любил. Постоянно общаясь с людьми, телка переняла многое и многому научилась. Открывала любые запоры на воротах, жевала бумагу и белье, бодалась. Но давала много хорошего молока, была ласковой, умной коровой. Когда Нелька подросла, Краснушку продали. Часть молока мама продавала, и это давало возможность покупать корм Нельке и продукты нам. Но перед войной перестали выделять пастбища для выпаса коров, и содержать их стало трудно. Нельку продали и купили козу. Однако еще несколько лет до нас доходили слухи о Нелькиных проделках: то она умудрилась съесть пачку денег у зазевавшейся хозяйки, то ушла из дома и разграбила колхозное сено, вволю наевшись. Хозяйки ей все прощали за хорошее молоко. Коза нас выручила: она давала полтора-два литра молока и была неприхотлива к корму. Козье молоко стало большим подспорьем в нашем питании.
Несмотря на загруженность, отец выкраивал время и ходил на репетиции Минусинского театра, где он играл в любительской труппе. Отец, как я уже говорил, вообще был одаренным человеком - неплохо пел, играл на мандолине, балалайке, рисовал. Мог все сделать своими руками. Еще в деревне он из тальниковых ветвей сделал гнутый мебельный гарнитур, состоящий из стульев, письменного стола, полочки, этажерок и еще, кажется, диванчика. Гарнитур мама продала в 1963 году перед отъездом в Горький. Последнее время, перед арестом, отец работал бухгалтером на радиоузле. Работа была почти рядом с домом. Отец стойко переносил большие нагрузки, я не помню, чтобы он когда-нибудь болел. Только иногда жаловался на боли в правом плече и спине.
Несмотря на трудности жизни, нехватку продуктов и денег, постоянную загруженность работой, мы, дети, никогда не слышали, чтобы родители раздраженно или грубо говорили. Я до сих пор не могу понять, как у них хватало сил так ладить друг с другом!
Продолжение следует ...