(no subject)
7. Зима 1943 года
В постоянных передвижениях с мелкими стычками закончилась осень 43 года. Украинские дороги обледенели. Машины с грузом и орудиями могли передвигаться только тогда, когда на все колеса надеты цепи. Спать в кузове «доджа» стало невозможно. Но как только стал спать в окопах, появились вши в огромном количестве. Однажды, волей случая, я «приобрел» хорошие шерстяные носки. Не мог нарадоваться - какие у меня стали теплые ноги! Однако ноги быстро стали невыносимо чесаться. Разулся, посмотрел - в каждой петельке шерсти сидела жирная вошь. Не раздумывая, бросил носки вместе с содержимым в костер.
В деревнях мы стояли редко. Больших наступательных операций не происходило. Привыкли жить в окопах, но нужно было как-то обогреваться. Для этого в стенке окопа делали печурку. Топили ветками, корнями деревьев, воровали ящики от снарядов и сами снаряды - конечно, не в своей части. Из снарядов брали порох или тол. Для полковой кухни ездили с передовой за дровами, для чего растаскивали бревна с поврежденных, брошенных и даже с жилых домов, вырубали лес, фруктовые сады и посадки. Кормить солдат и офицеров нужно было каждый день и каждый день надо было решать, где брать дрова. Было время, когда я ежедневно ездил в г. Армянск, стоящий на нейтральной земле, возил туда ребят разбирать дома, сараи, заборы на дрова. Немцы по нам стреляли, но мы на большой скорости влетали в город, прятались за домами, путая следы. Нагрузившись дровами, тем же манером уходили из-под обстрела.
В районе Левобережной Украины, в морозный туманный день, было предпринято внезапное наступление. Танки и автомашины покрасили в белый цвет (побелили). Без шума вывели на рубеж атаки и встали. Без артподготовки танки пошли в атаку при поддержке штурмовиков ИЛ-2. Продвинулись в первый день немного - на 10-15 км. Наверное, сказался фактор внезапности. В зоне наступления находилась «балка Шевченко» (так ее называли при оперативных разговорах). Фактически это был огромный овраг посреди степи глубиной до 10-15 метров, шириной в верхней части метров 50, а длиной, наверное, больше 5-7 км. Бой я не видел, видел только его результат. Как я понимаю и как рассказывали очевидцы, 19-й танковый корпус, хотя и был потрепанным, имел не меньше 200-300 танков, которые и бросили на этот узкий участок. Танки выгнали немецкую пехоту из окопов в степь, штурмовики загнали ее в балку, танки прошли вдоль балки. И в результате на протяжении не менее 5 км на склонах балки сверху донизу - плотным слоем лежали трупы немецких солдат. На дне балки трупы были перемолочены гусеницами и колесами. Немцам незадолго до боя выдали чистое теплое белье и верхние утепленные маскировочные брюки и куртки. Наши солдаты поснимали с трупов всю одежду. Трупы замерзли и вид у них был страшный.
Наша батарея (оставшиеся три орудия) подошла только к вечеру и заняла рубеж в дальнем конце балки. Орудия установили на правом склоне балки, а на левом были немецкие блиндажи. Машины загнали в балку впереди орудий, спать пристроились в немецких блиндажах. Мне с двумя солдатами и офицером выпала задача достать дров. Мы поехали в темноте, не зная местности. Колесили несколько часов, пока не набрели на колхозный сад, в котором и нарубили яблонь. Приехали ранним утром и узнали, что ночью был бой. Развивался он приблизительно так.
Вечером впереди наших орудий (по левому склону балки) прошли наши танки, пехоты же нашей перед орудиями не было вообще - куда она делась, неизвестно. Среди ночи на левый склон балки подошли какие-то танки, к утру подошла пехота. Оказалось, что танки - примерно 15 штук - немецкие, пехота - это немецкие автоматчики. Встали напротив наших орудий. Машины успели вывезти из балки, из немецких блиндажей расчеты, обслуга и командиры перебежали за орудия. Немецкие автоматчики при огневой поддержке танков начали атаковать наши оставшиеся три орудия. Бой, конечно, был неравный, но с позиций не отступили. Часть танков подбили, от автоматчиков отбились. В батарее было около 60 человек. Осталось 12. Командир батареи погиб. Остался легко раненный старшина Кутуков, отличился, как рассказывали, Дерновой. В этой неразберихе его орудие начало стрелять первым и, естественно, оно вызвало огонь танков на себя и было разбито первым. Часть расчета погибла. Дерновой подбежал к другому орудию, у которого погиб наводчик, и со словами «Не смерть…!» начал стрелять. В это время подключилось второе орудие, которое возил я. Танки не ушли, и им удалось подбить орудие, из которого стрелял Дерновой. Часть расчета погибла, но Дерновой остался жив. Он опять сказал: «Не смерть…!», взял автомат и вместе с оставшимися в живых отбил атаку автоматчиков. Танки и автоматчики отошли. Погиб он по глупости - пошел взять пистолет у убитого офицера. Из автоматической винтовки получил пять пуль в грудь. Закрывшись телом убитого, пролежал несколько часов. Но к вечеру умер. Старшина Кутуков принес оставшимся двенадцати продукты и ведро водки. Построил нас и заплакал. Его увезли в госпиталь со всеми ранеными, больше мы его не видели.
Через несколько дней мне пришлось вывозить оставшееся от всей батареи орудие. Тоже с приключениями. Было раннее зимнее утро, низкий плотный туман, кругом снег. Шуметь нельзя. Где находится орудие и передовая - не знаю. Поехал к месту, где оставлял пушку. Вылез из машины, шинель нараспашку, оружия не взял. Хотел обойти все пешком и осмотреться. В этот момент меня сильно ударило в правую ягодицу. Подумал, что ранило. Больно, но кровь не идет. Огляделся. На снегу, прочертив след, лежит немецкая пуля. Я ее поднял и долго потом носил в кармане. Прошел еще немного и понял, что потерял ориентиры. Туман плотный, ничего не видно и за десять метров. Стало жутко - подойдет немец, возьмет за воротник и отведет в плен. Хорошо, что я не заглушил машину. Присел, прислушался - и услышал шум мотора. Вышел на машину. Сразу взял карабин. Уж потом в этом тумане нашел орудие и вывез его вместе с оставшимися в живых ребятами.
Начиная от поездки за дровами, мне не удавалось поспать, т.к. в радиаторы машины была залита вода и каждые 20-30 минут мы должны были их прогревать. Стояли мы в этой же балке. По ночам мне приходилось по ней возить в штаб корпуса нашего начальника штаба майора Лебедева. Замерзшие трупы никто не убирал. А стояли морозы… Нервы даже у майора не выдерживали, когда под колесами трещали кости. Мне было все равно - я хотел спать. Наконец привезли антифриз. Стало легче, хотя спали мы в кабинах, а у «доджа» кабины практически не было. И при морозе в 15-20 градусов - какой сон! Выспался я, когда потеплело. Привез майора в штаб, поставил машину на солнышко, положил голову на руль и заснул блаженным сном. Когда майор пришел и попытался меня разбудить, я послал его далеко-далеко на сочном шоферском лексиконе и не проснулся. Он даже не обиделся, лишь сказал: «Спи… Спи… Только машину не заморозь».
Орудие осталось за мной, но когда транспортировка не требовалась, меня все чаще вызывали возить руководство штаба полка, т.к. много машин уже было повреждено или было не на ходу. За машиной я следил и берег ее. Бывали дни, когда я ее закапывал по три раза. За всю войну было только два случая, когда я останавливался в дороге по моей вине. Один раз застрял в болоте за Сивашем (но выбрался сам - за два-три часа) и под Тулой на формировке, о чем расскажу позже. Может быть, этим и объяснялось то, что командование полка выбирало меня для различных сложных и рискованных поездок. Ездить приходилось и днем, и ночью до самого конца войны. Было интересно, много видел, многое узнал. Но редко обо мне заботились временные пассажиры. Продукты питания на меня получала батарея, а я сутками мотался неизвестно где. Нет человека - нет вопроса. Часто по несколько суток не ел горячего. Но в конце концов научился заботиться о себе сам. В конце зимы 1943-44 годов на 4-м Украинском фронте больших наступательных операций не производилось, но бои местного значения, конечно, были. И нас перебрасывали в это время в танкоопасные места или в места контрударов по немцам.
Где это было, я не могу припомнить. Однако картина, о которой хочу рассказать, перед глазами и в душе осталась у меня навсегда. Дело было так.
Мы шли колонной в составе передовых наступающих частей. Танки, самоходки, автомашины двигались плотно в несколько рядов. Украинская бескрайняя степь. Снег выпал и растаял, настала небольшая оттепель. Дороги как таковой нет. Есть только грязная широкая полоса земли, размятая колесами и гусеницами до мерзлоты. Вся армада войск двигается по этой полосе. Еду и я, как все. Вдруг вижу, что на дороге местами лежат наши (судя по шинелям) солдаты, раскатанные в огромные блины. Никто не останавливается, никто не объезжает. А убиты эти солдаты были в начале боя и шли наверняка первыми. За что такое безразличие и жестокость наших «отцов командиров»! Они не дали команды убрать трупы или объехать, могли хотя бы не разрешить идти войску по трупам своих…
Продолжение следует ...
В постоянных передвижениях с мелкими стычками закончилась осень 43 года. Украинские дороги обледенели. Машины с грузом и орудиями могли передвигаться только тогда, когда на все колеса надеты цепи. Спать в кузове «доджа» стало невозможно. Но как только стал спать в окопах, появились вши в огромном количестве. Однажды, волей случая, я «приобрел» хорошие шерстяные носки. Не мог нарадоваться - какие у меня стали теплые ноги! Однако ноги быстро стали невыносимо чесаться. Разулся, посмотрел - в каждой петельке шерсти сидела жирная вошь. Не раздумывая, бросил носки вместе с содержимым в костер.
В деревнях мы стояли редко. Больших наступательных операций не происходило. Привыкли жить в окопах, но нужно было как-то обогреваться. Для этого в стенке окопа делали печурку. Топили ветками, корнями деревьев, воровали ящики от снарядов и сами снаряды - конечно, не в своей части. Из снарядов брали порох или тол. Для полковой кухни ездили с передовой за дровами, для чего растаскивали бревна с поврежденных, брошенных и даже с жилых домов, вырубали лес, фруктовые сады и посадки. Кормить солдат и офицеров нужно было каждый день и каждый день надо было решать, где брать дрова. Было время, когда я ежедневно ездил в г. Армянск, стоящий на нейтральной земле, возил туда ребят разбирать дома, сараи, заборы на дрова. Немцы по нам стреляли, но мы на большой скорости влетали в город, прятались за домами, путая следы. Нагрузившись дровами, тем же манером уходили из-под обстрела.
В районе Левобережной Украины, в морозный туманный день, было предпринято внезапное наступление. Танки и автомашины покрасили в белый цвет (побелили). Без шума вывели на рубеж атаки и встали. Без артподготовки танки пошли в атаку при поддержке штурмовиков ИЛ-2. Продвинулись в первый день немного - на 10-15 км. Наверное, сказался фактор внезапности. В зоне наступления находилась «балка Шевченко» (так ее называли при оперативных разговорах). Фактически это был огромный овраг посреди степи глубиной до 10-15 метров, шириной в верхней части метров 50, а длиной, наверное, больше 5-7 км. Бой я не видел, видел только его результат. Как я понимаю и как рассказывали очевидцы, 19-й танковый корпус, хотя и был потрепанным, имел не меньше 200-300 танков, которые и бросили на этот узкий участок. Танки выгнали немецкую пехоту из окопов в степь, штурмовики загнали ее в балку, танки прошли вдоль балки. И в результате на протяжении не менее 5 км на склонах балки сверху донизу - плотным слоем лежали трупы немецких солдат. На дне балки трупы были перемолочены гусеницами и колесами. Немцам незадолго до боя выдали чистое теплое белье и верхние утепленные маскировочные брюки и куртки. Наши солдаты поснимали с трупов всю одежду. Трупы замерзли и вид у них был страшный.
Наша батарея (оставшиеся три орудия) подошла только к вечеру и заняла рубеж в дальнем конце балки. Орудия установили на правом склоне балки, а на левом были немецкие блиндажи. Машины загнали в балку впереди орудий, спать пристроились в немецких блиндажах. Мне с двумя солдатами и офицером выпала задача достать дров. Мы поехали в темноте, не зная местности. Колесили несколько часов, пока не набрели на колхозный сад, в котором и нарубили яблонь. Приехали ранним утром и узнали, что ночью был бой. Развивался он приблизительно так.
Вечером впереди наших орудий (по левому склону балки) прошли наши танки, пехоты же нашей перед орудиями не было вообще - куда она делась, неизвестно. Среди ночи на левый склон балки подошли какие-то танки, к утру подошла пехота. Оказалось, что танки - примерно 15 штук - немецкие, пехота - это немецкие автоматчики. Встали напротив наших орудий. Машины успели вывезти из балки, из немецких блиндажей расчеты, обслуга и командиры перебежали за орудия. Немецкие автоматчики при огневой поддержке танков начали атаковать наши оставшиеся три орудия. Бой, конечно, был неравный, но с позиций не отступили. Часть танков подбили, от автоматчиков отбились. В батарее было около 60 человек. Осталось 12. Командир батареи погиб. Остался легко раненный старшина Кутуков, отличился, как рассказывали, Дерновой. В этой неразберихе его орудие начало стрелять первым и, естественно, оно вызвало огонь танков на себя и было разбито первым. Часть расчета погибла. Дерновой подбежал к другому орудию, у которого погиб наводчик, и со словами «Не смерть…!» начал стрелять. В это время подключилось второе орудие, которое возил я. Танки не ушли, и им удалось подбить орудие, из которого стрелял Дерновой. Часть расчета погибла, но Дерновой остался жив. Он опять сказал: «Не смерть…!», взял автомат и вместе с оставшимися в живых отбил атаку автоматчиков. Танки и автоматчики отошли. Погиб он по глупости - пошел взять пистолет у убитого офицера. Из автоматической винтовки получил пять пуль в грудь. Закрывшись телом убитого, пролежал несколько часов. Но к вечеру умер. Старшина Кутуков принес оставшимся двенадцати продукты и ведро водки. Построил нас и заплакал. Его увезли в госпиталь со всеми ранеными, больше мы его не видели.
Через несколько дней мне пришлось вывозить оставшееся от всей батареи орудие. Тоже с приключениями. Было раннее зимнее утро, низкий плотный туман, кругом снег. Шуметь нельзя. Где находится орудие и передовая - не знаю. Поехал к месту, где оставлял пушку. Вылез из машины, шинель нараспашку, оружия не взял. Хотел обойти все пешком и осмотреться. В этот момент меня сильно ударило в правую ягодицу. Подумал, что ранило. Больно, но кровь не идет. Огляделся. На снегу, прочертив след, лежит немецкая пуля. Я ее поднял и долго потом носил в кармане. Прошел еще немного и понял, что потерял ориентиры. Туман плотный, ничего не видно и за десять метров. Стало жутко - подойдет немец, возьмет за воротник и отведет в плен. Хорошо, что я не заглушил машину. Присел, прислушался - и услышал шум мотора. Вышел на машину. Сразу взял карабин. Уж потом в этом тумане нашел орудие и вывез его вместе с оставшимися в живых ребятами.
Начиная от поездки за дровами, мне не удавалось поспать, т.к. в радиаторы машины была залита вода и каждые 20-30 минут мы должны были их прогревать. Стояли мы в этой же балке. По ночам мне приходилось по ней возить в штаб корпуса нашего начальника штаба майора Лебедева. Замерзшие трупы никто не убирал. А стояли морозы… Нервы даже у майора не выдерживали, когда под колесами трещали кости. Мне было все равно - я хотел спать. Наконец привезли антифриз. Стало легче, хотя спали мы в кабинах, а у «доджа» кабины практически не было. И при морозе в 15-20 градусов - какой сон! Выспался я, когда потеплело. Привез майора в штаб, поставил машину на солнышко, положил голову на руль и заснул блаженным сном. Когда майор пришел и попытался меня разбудить, я послал его далеко-далеко на сочном шоферском лексиконе и не проснулся. Он даже не обиделся, лишь сказал: «Спи… Спи… Только машину не заморозь».
Орудие осталось за мной, но когда транспортировка не требовалась, меня все чаще вызывали возить руководство штаба полка, т.к. много машин уже было повреждено или было не на ходу. За машиной я следил и берег ее. Бывали дни, когда я ее закапывал по три раза. За всю войну было только два случая, когда я останавливался в дороге по моей вине. Один раз застрял в болоте за Сивашем (но выбрался сам - за два-три часа) и под Тулой на формировке, о чем расскажу позже. Может быть, этим и объяснялось то, что командование полка выбирало меня для различных сложных и рискованных поездок. Ездить приходилось и днем, и ночью до самого конца войны. Было интересно, много видел, многое узнал. Но редко обо мне заботились временные пассажиры. Продукты питания на меня получала батарея, а я сутками мотался неизвестно где. Нет человека - нет вопроса. Часто по несколько суток не ел горячего. Но в конце концов научился заботиться о себе сам. В конце зимы 1943-44 годов на 4-м Украинском фронте больших наступательных операций не производилось, но бои местного значения, конечно, были. И нас перебрасывали в это время в танкоопасные места или в места контрударов по немцам.
Где это было, я не могу припомнить. Однако картина, о которой хочу рассказать, перед глазами и в душе осталась у меня навсегда. Дело было так.
Мы шли колонной в составе передовых наступающих частей. Танки, самоходки, автомашины двигались плотно в несколько рядов. Украинская бескрайняя степь. Снег выпал и растаял, настала небольшая оттепель. Дороги как таковой нет. Есть только грязная широкая полоса земли, размятая колесами и гусеницами до мерзлоты. Вся армада войск двигается по этой полосе. Еду и я, как все. Вдруг вижу, что на дороге местами лежат наши (судя по шинелям) солдаты, раскатанные в огромные блины. Никто не останавливается, никто не объезжает. А убиты эти солдаты были в начале боя и шли наверняка первыми. За что такое безразличие и жестокость наших «отцов командиров»! Они не дали команды убрать трупы или объехать, могли хотя бы не разрешить идти войску по трупам своих…
Продолжение следует ...