(no subject)
Что бы я ни написала, сейчас или позже, это все будут не те слова. "Ужасно, неправильно, невозможно, трагедия, горе, беда", - это все какие-то пошлые плевки в вечность, которые ничего не объясняют. Все это просто буквы и звуки.
Везде ее вещи. За городом в моей ванной - ее зубная щетка стоит в стаканчике, а на раковине - ее средство для умывания. В тумбочке - электронный ключ от комнаты отеля, в котором мы останавливались, когда куда-то ездили, витамины, которые мы недавно вместе покупали в аптеке. Мои ключи висят на тяжелом брелке, который она мне как-то подарила, в холодильнике - какие-то гадкие консервированные морепродукты, которые она любила, и поэтому они у меня всегда хранились на случай ее приезда. И диски, которые я специально для нее записала, но не успела отдать. И куча фотографий, которые она делала. Когда я на все это натыкалась (я и подумать не могла, что вещей так много!) - ощущала что-то темное и тяжелое, и еще удивлялась, почему, зная, что ее уже нет, я могу спокойно ходить, разговаривать, почти не плакать?
А сейчас я нашла ее старые, еще с прошлой зимы оставшиеся смс, где она мне пишет: "Ну и где моя вторая половина? На Николиной горе!" и следующее: "Вторая половина - это ты, каза!" и вдруг как-то неожиданно поняла, что она мне больше никогда ничего не напишет. До этого момента я просто не очень об этом думала, потому что я привыкла, что она всегда есть, вне зависимости от того, в ссоре мы, или нет, всегда можно ей позвонить и сказать что-нибудь доброе и грубоватое типа "Здорово, задница!", а тут меня вдруг накрыло понимание. Звонить больше некому.
У нас остались шутки, странные слова и выражения, которые имели смысл только для нас двоих, и которые теперь, как воспоминания старичков, никому не нужны. Меня больше никто никогда не сможет понять до конца, так, как это могла одна она. Ее невозможно никем заменить.Таких людей больше нет и быть не может. Она не мой ребенок, и в моей жизни, конечно, кроме нее, был и всякий другой смысл, но теперь я всегда буду немного одинока, даже если у меня будет прекрасная семья и лучшие в мире дети. Я была такая невнимательная и злобная, и так мало ее берегла. Я не понимала, как я на самом деле ее люблю. А теперь, конечно, уже поздно, и я могу только плакать и думать. И с чувством вины я ничего не могу поделать. Она сама всегда говорила, что сколько я про нее знаю - больше ни один человек не знает. А я не умела этими знаниями правильно воспользоваться, и меня (именно меня!) не было рядом в тот момент, когда ей было хуже всего.
Мы с ней часто думали, что здорово будет состариться, и стать вредными шикарными старушками с клюками в стразах, в мехах и постоянно пить шампанское. Почти как в нашем любимом фильме Absolument Fabuleux. Только вот теперь я одна могу стать такой старушкой, а она навсегда останется красивой молодой Птичкой.
Везде ее вещи. За городом в моей ванной - ее зубная щетка стоит в стаканчике, а на раковине - ее средство для умывания. В тумбочке - электронный ключ от комнаты отеля, в котором мы останавливались, когда куда-то ездили, витамины, которые мы недавно вместе покупали в аптеке. Мои ключи висят на тяжелом брелке, который она мне как-то подарила, в холодильнике - какие-то гадкие консервированные морепродукты, которые она любила, и поэтому они у меня всегда хранились на случай ее приезда. И диски, которые я специально для нее записала, но не успела отдать. И куча фотографий, которые она делала. Когда я на все это натыкалась (я и подумать не могла, что вещей так много!) - ощущала что-то темное и тяжелое, и еще удивлялась, почему, зная, что ее уже нет, я могу спокойно ходить, разговаривать, почти не плакать?
А сейчас я нашла ее старые, еще с прошлой зимы оставшиеся смс, где она мне пишет: "Ну и где моя вторая половина? На Николиной горе!" и следующее: "Вторая половина - это ты, каза!" и вдруг как-то неожиданно поняла, что она мне больше никогда ничего не напишет. До этого момента я просто не очень об этом думала, потому что я привыкла, что она всегда есть, вне зависимости от того, в ссоре мы, или нет, всегда можно ей позвонить и сказать что-нибудь доброе и грубоватое типа "Здорово, задница!", а тут меня вдруг накрыло понимание. Звонить больше некому.
У нас остались шутки, странные слова и выражения, которые имели смысл только для нас двоих, и которые теперь, как воспоминания старичков, никому не нужны. Меня больше никто никогда не сможет понять до конца, так, как это могла одна она. Ее невозможно никем заменить.Таких людей больше нет и быть не может. Она не мой ребенок, и в моей жизни, конечно, кроме нее, был и всякий другой смысл, но теперь я всегда буду немного одинока, даже если у меня будет прекрасная семья и лучшие в мире дети. Я была такая невнимательная и злобная, и так мало ее берегла. Я не понимала, как я на самом деле ее люблю. А теперь, конечно, уже поздно, и я могу только плакать и думать. И с чувством вины я ничего не могу поделать. Она сама всегда говорила, что сколько я про нее знаю - больше ни один человек не знает. А я не умела этими знаниями правильно воспользоваться, и меня (именно меня!) не было рядом в тот момент, когда ей было хуже всего.
Мы с ней часто думали, что здорово будет состариться, и стать вредными шикарными старушками с клюками в стразах, в мехах и постоянно пить шампанское. Почти как в нашем любимом фильме Absolument Fabuleux. Только вот теперь я одна могу стать такой старушкой, а она навсегда останется красивой молодой Птичкой.