Как я на еду набигал
Я, зайчатки, как выясняется по ходу дела, падок на всякие аутентичненькие (пальцы сломал, пока выписывал слово), этнические всякие места, где можно что-нибудь посмотреть или скушать. Вчераночью, скользя по вай-фай волнам, я набрел на примечательную кафешку с маняще-восточным названием… Но обо всем по порядку.
*таинственная музыка*
Взгромоздив в себя злобный умысел непременно заглянуть на камелек, я назначил встречу подруге, которую намеревался затащить в тот шалман, на Сенной.
- Зайдем перекусить, - загадочно сказал я.
- А куда? - спросила она, пытаясь нащупать второе дно многозначительности моей интонации.
- Увидишь - ответил я, не разрушая завесы тайны.
Когда мы прошли сотню метров по площади и свернули на Московский, я попросил ее непременно закричать, если она увидит «Спортмастер».
- Тебе туда?
- Почти.
У магазина мы свернули в арку и немедленно уперлись в ворота из железных прутьев, в которых угадывалась калитка. Для пущего антуража не хватало только полукруглой немецкой надписи.
Как только мы ступили на территорию, в наши ноздри немилосердно проник тягучий воздух, состоящий из гнилых перцев и жарящегося хлеба. У стен примостились жители этого крохотного гетто - смуглые мужчины разной степени бородатости. Один из них перебирал клубнику в ящике и складывал ее в прозрачные и грязные пластиковые контейнеры, другие, плюясь незнакомыми фразами, вели беседы. Называть их приезжими не поднимался язык - там они были своими.
По инструкции, прочитанной мною в интернет-издании, нам нужно было повернуть направо в одну из узких улочек, образованных двухэтажными домишками, стоящими поперек двора. В первом проулке хмурый узбек, с третьего раза разобрав мое «манты», ответил, что ничего подобного тут нет. Не отчаявшись, мы решили бороться и искать. В доме слева от нас было заведение с резным козырьком, носившее название «Халяль». На крайняк, подумалось, можно и туда забуриться. (В подобных местах речь подстраивается под обстановку). На следующей улке проход нам загородила свалка из мешков, ящиков и, как мне показалось, какой-то старой машины затертой марки.
Но на третьей над обычной распахнутой дверью была слегка косо пришпилена вывеска «Манту Хона. Горячее Манть».
- Сюда, - сказал я обрадованно.
Внутри Хона явила пространство четыре на четыре метра, в которое втиснулись четыре же стола, а за одним из них, нарушая гармонию, три узбека, вернее, два и одна узбечка, что-то обсуждавшие. Поймав мой взгляд, один из узбеков спокойно сказал: «Манты. Садитесь», после чего вышел.
Будучи подкован скупым описанием Хоны, я знал, что если за столом есть свободное место, его могут занять - так принято, поэтому выбрал квадратный столик а-ля «на двоих» в уголке. Уделив внимание меню, повешенному над проходом в точно такую же комнату, которая была отдана кухне, я сказал пухлявой узбечке - «манты и чай», а подруга добавила - «плов». Принесли чайник и пару пиал. Пока нашу еду готовили, я успел изучить скупую обстановку, состоящую, помимо столов, стульев и лавок, из двух мусульманских настенных календарей да роя мух и комаров на стенах. Прямо надо мной в удобном гамаке ручной работы примостился паучок.
Не успел я ухватить жирный бараний мант двумя пальцами - так полагается, как из открытой двери бахнул звук упавшей доски. Тут же узбек, сидевший у кухонной стены, вскочил, метнул взгляд на меня, сказав, что все в порядке, и со словами «не стреляйте, дураки», вышел в переулок. Голубиная охота - смекнул я. По всем законам гетто - свои заведения, свои развлечения и прочая.
Проникся. Представил, что сидим не в центре Петербурга, а на окраине Душанбе, например, или Самарканда-Бухары, чего пущего. Похорошело.
Сытые донельзя, выкатились через ворота на Московский. Ощущение еды не покидало еще час-два.
В статейке было отмечено, что у заведения, скорее всего, нет никаких сертификатов. Какие бумажки у рабочих-узбеков Сенного рынка… На всякий случай попросил подругу предупредить меня, если она почувствует от Хоны загребущую лапу костлявой.
Зато умрем сытыми, подумалось.
На следующей неделе еще туда пойду.
*таинственная музыка*
Взгромоздив в себя злобный умысел непременно заглянуть на камелек, я назначил встречу подруге, которую намеревался затащить в тот шалман, на Сенной.
- Зайдем перекусить, - загадочно сказал я.
- А куда? - спросила она, пытаясь нащупать второе дно многозначительности моей интонации.
- Увидишь - ответил я, не разрушая завесы тайны.
Когда мы прошли сотню метров по площади и свернули на Московский, я попросил ее непременно закричать, если она увидит «Спортмастер».
- Тебе туда?
- Почти.
У магазина мы свернули в арку и немедленно уперлись в ворота из железных прутьев, в которых угадывалась калитка. Для пущего антуража не хватало только полукруглой немецкой надписи.
Как только мы ступили на территорию, в наши ноздри немилосердно проник тягучий воздух, состоящий из гнилых перцев и жарящегося хлеба. У стен примостились жители этого крохотного гетто - смуглые мужчины разной степени бородатости. Один из них перебирал клубнику в ящике и складывал ее в прозрачные и грязные пластиковые контейнеры, другие, плюясь незнакомыми фразами, вели беседы. Называть их приезжими не поднимался язык - там они были своими.
По инструкции, прочитанной мною в интернет-издании, нам нужно было повернуть направо в одну из узких улочек, образованных двухэтажными домишками, стоящими поперек двора. В первом проулке хмурый узбек, с третьего раза разобрав мое «манты», ответил, что ничего подобного тут нет. Не отчаявшись, мы решили бороться и искать. В доме слева от нас было заведение с резным козырьком, носившее название «Халяль». На крайняк, подумалось, можно и туда забуриться. (В подобных местах речь подстраивается под обстановку). На следующей улке проход нам загородила свалка из мешков, ящиков и, как мне показалось, какой-то старой машины затертой марки.
Но на третьей над обычной распахнутой дверью была слегка косо пришпилена вывеска «Манту Хона. Горячее Манть».
- Сюда, - сказал я обрадованно.
Внутри Хона явила пространство четыре на четыре метра, в которое втиснулись четыре же стола, а за одним из них, нарушая гармонию, три узбека, вернее, два и одна узбечка, что-то обсуждавшие. Поймав мой взгляд, один из узбеков спокойно сказал: «Манты. Садитесь», после чего вышел.
Будучи подкован скупым описанием Хоны, я знал, что если за столом есть свободное место, его могут занять - так принято, поэтому выбрал квадратный столик а-ля «на двоих» в уголке. Уделив внимание меню, повешенному над проходом в точно такую же комнату, которая была отдана кухне, я сказал пухлявой узбечке - «манты и чай», а подруга добавила - «плов». Принесли чайник и пару пиал. Пока нашу еду готовили, я успел изучить скупую обстановку, состоящую, помимо столов, стульев и лавок, из двух мусульманских настенных календарей да роя мух и комаров на стенах. Прямо надо мной в удобном гамаке ручной работы примостился паучок.
Не успел я ухватить жирный бараний мант двумя пальцами - так полагается, как из открытой двери бахнул звук упавшей доски. Тут же узбек, сидевший у кухонной стены, вскочил, метнул взгляд на меня, сказав, что все в порядке, и со словами «не стреляйте, дураки», вышел в переулок. Голубиная охота - смекнул я. По всем законам гетто - свои заведения, свои развлечения и прочая.
Проникся. Представил, что сидим не в центре Петербурга, а на окраине Душанбе, например, или Самарканда-Бухары, чего пущего. Похорошело.
Сытые донельзя, выкатились через ворота на Московский. Ощущение еды не покидало еще час-два.
В статейке было отмечено, что у заведения, скорее всего, нет никаких сертификатов. Какие бумажки у рабочих-узбеков Сенного рынка… На всякий случай попросил подругу предупредить меня, если она почувствует от Хоны загребущую лапу костлявой.
Зато умрем сытыми, подумалось.
На следующей неделе еще туда пойду.