автор: Даниель Гринфельд (Daniel Greenfield)
В основе столкновения цивилизаций лежит, по сути, столкновение преданностей: само понятие цивилизации предполагает определенную систему преданностей. Поэтому столкновение между исламом и Западом также является столкновением между тем, чему преданы мы, и тем, чему преданы они. Это также является одним из лучших примеров того, почему ислам не совместим с Западными демократиями.
Западные страны желают, чтобы мусульманские иммигранты жили на основании кода, отделяющего гражданские и религиозные законы. Западная система предполагает, что мусульмане примут разделение между политикой и религией, ограничив религию мечетью, а в остальных вопросах будут просто англичанами, французами и американцами. Эта концепция, однако, абсолютно не свойственна мышлению мусульман.
В мусульманском мире национализм, как действующая сила, до сих пор намного слабей религии и племенного родства. Вот почему "пост-саддамский" Ирак так легко превратился в арену масштабных кровавых боев между суннитами и шиитами. Как бы там ни было, большинство мусульманских стран искусственны: Египет, Пакистан, Сирия, Иорданское Королевство и им подобные были продуктами или последом европейского колониализма. Их правители, может, и культивируют национализм, но такой национализм является лишь поверхностным.
Вот почему, когда израильтяне заявляют, что Палестина - это искусственное образование, обычный араб только пожимает плечами. Он прекрасно знает, что почти любая страна в мусульманском мире является искусственным образованием, нарисованным Англией, Францией или ООН-посредником, набором границ, на который было в придачу приклеено древнее название. Национальная история мусульманина очень коротка, и зачастую она связана с правлением диктаторов, имевших поддержку Запада; в то же время, его многовековой истории характерен романтичный образ дней древней славы. То, как мусульманин беспокоится о своей нации, несравнимо мало по сравнении с тем, как он беспокоится о своей религии.
Настоящее достижение Мухаммеда состоит в том, что он перенес арабскую племенную систему на более высокий уровень идентичности - мусульманский. Это привело к появлению волны кровавых завоеваний, что без этой мусульманской идентичности было бы невозможно. И это та проблема, с которой сейчас сталкивается Запад.
Как показал Ирак, национализм мусульман очень неглубокий, и это в лучшем случае. И в основе этого национализма лежит в первую очередь племенное родство. Тем не менее, Западные страны всерьез желают убедить своих мусульманских иммигрантов в том, что они должны придавать своему статусу французов, англичан, голландцев и американцев такой же вес, как и статусу мусульман. Абсурдность идеи подчеркивается еще и тем, что племенное родство и семейные отношения, лежащие в основе политической благонадёжности в мусульманском мире, здесь отсутствуют. Мусульманские иммигранты не имеют никаких семейных связей с политическими структурами Западных стран. А это означает, что шансы того, что они будут идентифицировать себя с теми странами, практически равны нулю.
Пытаясь интегрировать мусульманских иммигрантов, Западные страны сталкиваются с Призраком Мухаммеда. Самая главная идея Мухаммеда состоит в том, что ислам должен требовать полного подчинения и превосходить все племенные и политические связи. Наша же главная идея состоит в том, что политическое представительство позволяет закону сосуществовать со свободой человека.
Эти первостепенные идеи ислама и Запада несовместимы по своей сути. Мусульмане считают, что все политические законы продажны, и только закон Аллаха является совершенным. Запад сохраняет целостность политических и гражданских прав, разделяя гражданские и религиозные законы как отдельные сферы. Это не тот компромисс, который мусульмане могут по-настоящему понять или уважать. По сути дела, обе стороны говорят на разных политических языках, которые представляют две разные точки зрения.
В основе наших отношений с мусульманскими странами лежат племенные связи. Когда мы просим одну мусульманскую страну союзничать с нами против другой мусульманской страны, мы пытаемся перевесить религиозные связи племенными, и это то, что естественным образом вызывает негативную реакцию всех слоев мусульманского населения. Лидеры арабского мира в целом понимают необходимость изгнания Саддама или противостояния программе ядерного развития Ирана, в их собственных интересах. Однако племенные связи внутри страны очень слабые: только небольшая часть населения имеет прямые связи с правительством; религиозные же связи очень крепкие, поскольку большинство населения исповедует ислам.
Та же проблема повторяется на Западе с мусульманскими иммигрантами, но на этот раз наша политическая система, к которой у них нет преданности, вынуждена противостоять сети мечетей и их различным имамам и религиозным лидерам. Вот и не удивительно, что Запад всегда проигрывает в этом великом поединке за сердца и умы.
Проблема достаточно проста. Мусульманам, проживающим в Западных странах, Запад предоставляет возможность иметь работу, дом, школу и все то, что считается частью хорошей жизни. Запад предполагает, что это естественным путем породит преданность. Однако это предположение, как и многие другие, является абсолютно ошибочным. Политическая система, основанная на племенных связях, господствующая в мусульманском мире, раздает работы и другие возможности на основании семейных связей и как награду за верность. Мы бесплатно "раздаем" валюту этой системы, и в ответ пожинаем презрение тех людей, которым мы дали все, даже не попросив преданности взамен.
Но даже если бы мы все делали так, как это делается в странах третьего мира, это практически ничего бы не изменило. Откажись мы от нашей политической системы ради системы, основанной на политике племенных связях - это лишь еще больше нас ограничит, не решив проблему Призрака Мухаммеда. Исламская "воля к власти" коренится в охватывающей "трансцендентности" совершенного закона Мухаммеда, превосходящего продажные политические законы правительств. Поскольку мы не можем заявить, что наши политические законы являются религиозными (не создавая при этом наших собственных Мухаммедов), и мы уже не можем обменять розданные нами свободы на их племенную преданность, проблема остается неразрешимой.
И каждый раз, когда мы утверждаем, что нет никакого противоречия в том, чтобы быть мусульманином и, в то же время, французом, британцем или американцем, - мы только усугубляем проблему. Ведь Ислам настаивает на том, что это противоречие существует, даже если мы и утверждаем, что его нет. Махнув рукой на наши утверждения, Западный мусульманин естественно стремится успокоить духовных глав и разрешить какие-либо противоречия между исламом и Западным обществом - в пользу ислама. И, таким образом, умеренный мусульманин становится помощником джихадистов, а то и одним из них.
Возможно, через сотни лет такого сосуществования проблема разрешиться сама по себе. Если бы ислам не настаивал на завоевании неверных мечом и прибегал только к сепаратизму, проблема в основном носила бы социальный характер. Если бы мусульмане не переходили так быстро от европейского меньшинства к большинству, еще, возможно, и было бы время разрешить проблему. К сожалению, осталось недолго ждать того момента, когда Европа превратится в Еврабию, а большая часть остального мира последует за ней. Токсичное сочетание Саудовского богатства, бума рождаемости, распадающегося Запада и промышленного секуляризма Первого мира, столкнувшегося с фанатичным детерминизмом мусульманского мира, оставляет только два пути разрешения этого столкновения цивилизаций.
Одна идея, являющаяся и образом жизни, должна выиграть. Другая должна проиграть. Своими словами и делами мы сейчас решаем главный вопрос: какая идея устоит, а какая рухнет.
Оригинал статьи (англ)