Интервью с французским философом Финкелькраутом: «Происходит столкновение цивилизаций"

[vseobislame]

10/10 Очень интересное интервью с французским философом Финкелькраутом: «Происходит столкновение цивилизаций»

http://www.spiegel.de/international/world/interview-french-philosopher-finkielkraut-on-muslims-and-integration-a-937404.html



(Алан Финкелькраут)

Финкелькраут приводит много хороших аргументов, которые вы тоже можете использовать, когда речь идет об исламе, иммиграции и важности сохранения европейской культуры:

Французское общество находится под угрозой, заявляет философ Алан Финкелькраут в своей новой книге, вокруг которой ведется много споров. В интервью для журнала Spiegel консерватор рассказывает  о провале мультикультурализма и о том, что необходимо улучшать программы по интеграции иммигрантов-мусульман.

Алан Финкелькраут - один из самых обсуждаемых писателей Франции. Его новая книга «Несчастливое самосознание» ("L'Identité Malheureuse") стала предметом жарких споров. Она выходит в то время, когда Франция обнаруживает себя в центре кризиса национальной идентичности. Но Финкелькраут не просто рассуждает с точки зрения социологии или политики, он исследует то, что считает враждебной  конфронтацией между коренными французами и иммигрантами. Разговор состоялся в его квартире в Париже на Левом берегу.

________________________________


SPIEGEL: М-р Финкелькраут, довольны ли вы тем, как сегодня обстоят дела Франции?

Финкелькраут: Мне больно видеть, что французская часть европейской цивилизации находится под угрозой. Франция сейчас превращается в пост-национальное и мультикультурное сообщество. И мне кажется, что это огромная метаморфоза не принесет ничего хорошего.

SPIEGEL: Почему? «Пост-национальное и мультикультурное» звучит довольно многообещающе.

Финкелькраут: Нам такое общество представляю как модель будущего. Но мультикультурализм не означает, что культуры смешиваются. Преобладает недоверие, очень распространен коммунитаризм - формируются параллельные сообщества, которые продолжают дистанцироваться друг от друга.

SPIEGEL:  Утверждая подобное, разве вы, подобно правым силам, не боитесь  конца цивилизации?

Финкелькраут: Низы среднего класса - французы, которых  никто больше не смеет называть «этническими французами» (Français de souche) - уже переезжают из пригородов Парижа в провинцию, потому что  почувствовали, что в некоторых районах они вдруг стали меньшинством   -  и это в своей собственной стране. Они не столько боятся других, сколько сами не хотят стать  другими.

SPIEGEL: Но Франция всегда была странной мигрантов.

Финкелькраут: Нам постоянно говорят, что иммиграция - это неотъемлемая часть французской национальной принадлежности. Но это не правда. Трудовая миграция началась в XIX веке.Пока не завершилось кровопролитие Первой мировой войны, границы не были открыты настежь..

SPIEGEL: Иммиграция гораздо больше повлияла на развитие Франции, чем Германии.

Финкелькраут: Раньше иммиграция шла рука об руку с интеграцией во французскую культуру. Таковы были правила игры. А сейчас многие из прибывающих мигрантов не хотят играть по этим правилам. Если в каком-нибудь из районов большинство проживающих - мигранты, то как мы можем их интегрировать? Раньше люди разных национальностей заключали браки, что является необходимым условием для метисации, смешения национальностей. Но число таких браков уменьшается. Многие мусульмане Европы заново приходят к исламу, реисламизируются.  Женщина, одевшая паранджу, тем самым фактически сообщает, что для нее об отношениях с немусульманином и речи быть не может.

SPIEGEL: Разве  в первую очередь не по экономическим причинам  многие иммигранты исключены из основного общества?

Финкелькраут: Желая решить проблему миграции, левые относились к ней как к  социальной проблеме и называли  волнения в пригородах выражением классовой борьбы. Нам говорили, что эта молодежь протестует против безработицы, неравенства и невозможности продвижения по социальной лестнице. В реальности же мы видим вспышки враждебности по отношению к французскому обществу. Социальное неравенство не может объяснить ни антисемитизм, ни женоненавистничество в пригородах, ни оскорбление «грязных французов». Левые не желают признавать, что это столкновение цивилизаций.

SPIEGEL:Высокий уровень безработицы подогревает гнев этих молодых людей. Они отворачиваются от общества, потому что чувствуют себя исключенными из него.

Финкелькраут: Если безработица так высока, это означает, что иммиграцию надо контролировать более эффективно. Очевидно, что для всех работы недостаточно. Но просто спросите учителей в проблемных районах - им очень сложно обучить своих учеников хоть чему-нибудь. Зарплата учителей, если сравнивать с рэперами и дилерами, ничтожно мала, поэтому на них смотрят с презрением. Стоит ли ученикам стараться,  чтобы пойти по их стопам? Многие  молодые люди не хотят ничего знать о французской культуре. Из-за этого отказа им еще сложнее найти работу.

SPIEGEL: Видели ли вы своими глазами те районы, о которых говорите?

Финкелькраут: Я смотрю новости. Я читаю исследования и книги. Я никогда не полагался только на свою интуицию.

SPIEGEL: В США местные сообщества лучше сосуществуют вместе. У американцев нет этой европейской приверженности к единообразной национальной культуре.

Финкелькраут: США считается страной иммиграции, и что впечатляет в этом по-настоящему мультикультурном обществе, так это сила патриотизма. Это особенно проявилось после атаки 11 сентября 2001 года. Однако, во Франции в прошлом году после нападения на французских солдат и еврейских детей в Тулузе и Монтобане все было совсем по-другому. Некоторые школьники считают террориста Мохаммеда Мера героем. В США это было бы немыслимо. Американское общество является родиной для всех. Не думаю, что здесь многие дети  иммигрантов считают так же.

SPIEGEL: Америка создает условия, чтобы вновь прибывшие чувствовали себя американцами. Может, Франция ставит слишком высокие барьеры?

Финкелькраут: Франция запрещает ученицам носить хиджабы в школе. Это также идет на пользу всем мусульманам, которые не хотят видеть себя, своих дочерей и жен в религиозной клетке. Франция - это цивилизация, и вопрос в том, что значит стать ее частью. Означает ли это, что местные должны сделаться такими маленькими, чтобы остальным было легче развернуться? Или это означает передавать ту культуру, которая есть в стране?

SPIEGEL: Но это работало много лет. У итальянцев, испанцев, поляков, европейских евреев не было проблем с тем, чтобы стать французскими патриотами. Почему это больше не работает?

Финкелькраут: Почему сейчас в исламском мире так много агрессии по отношению к Западу? Есть мнение, что, поскольку Франция была колониальной державой, жители колоний не могут быть довольны ей. Но почему последние 50 лет происходит массовая миграция из бывших колоний  в Европу? Франции до сих пор приходится платить за грехи колониализма и отдавать долги тем, кто сейчас обливает ее грязью.

SPIEGEL: Вы сами из семьи мигрантов, семьи, подвергавшейся гонениям. Ваша глубокая приверженность ценностям Республики объясняется вашим личным желанием интегрироваться?

Финкелькраут: Я защищаю эти ценности, потому что я, наверное, обязан своему школьному образованию большим,, чем Français de souche, коренные французы. Я не впитал французские традиции и историю с молоком матери. Любой, кто не имел  этого наследия, может получить его в l'école républicaine, школьной системе Франции. Она расширила мой кругозор и позволила мне погрузиться во французскую цивилизацию.

SPIEGEL: И превратила вас в защитника?

Финкелькраут: По сравнению с другими я могу говорить и писать более открыто, в особенности, потому, что я не являюсь коренным французом. Под влиянием преобладающего дискурса они часто позволяют себе утратить присутствие духа. У меня нет подобных комплексов.

SPIEGEL: Как вы определили бы французскую цивилизацию, о которой ведете речь?

Финкелькраут: Недавно я перечитывал книгу замечательного русского писателя Исаака Бабеля. Действие происходит в Париже. Рассказчик останавливается в отеле и ночью слышит, как за стеной пара занимается любовью. Бабель пишет: В этом не было ничего общего с тем, что можно услышать в России, - гораздо больше огня. А его друг из Франции отвечает: Мы, французы, создали женщин, литературу и кулинарное искусство. Никому у нас этого не отнять.

SPIEGEL: Это идеализированные клише, которые нации создают сами.

Финкелькраут: Но это правда, по крайней мере, так было в прошлом. Франция не может позволить себе почивать на лаврах своего великолепия. Но у нее есть доказательства своей цивилизации, так же, как у Германии: у нее есть свои достопримечательности, площади, кафе, литературное богатство и деятели культуры. Мы можем гордиться своими предками, и должны доказать, что мы их достойны. Мне жаль, что Германия - по понятным причинам - уже  нарушила связь с этой гордостью. Но я считаю, что немецкие политики, говорящие о Leitkultur, ведущей национальной культуре в мультикультурном обществе, правы. Она не создает непреодолимого барьера для иммигрантов.

«В этом нет никакой агрессии»

SPIEGEL: Можно ли сказать, что национальное самосознание Франции до сих пор формируется революцией 1789 года?

Финкелькраут: В 1989 году, на 200-ую годовщину революции, я подписал петицию о запрете исламских хиджабов. Для меня она была связана с идеей секуляризации образования, которая в наши дни во всем мире подвергается критике. В то время Франция полагала, что это решение будет моделью поведения для всех стран, а сейчас оно напоминает о ее самобытности. Речь больше не идет о том, чтобы экспортировать нашу модель поведения. Нам нужно оставаться скромными, но непреклонными.

SPIEGEL: Может быть, демонстрация сегодня французского секуляризма - это попытка оправдать агрессивное отношение к исламу?

Финкелькраут: Каким образом? Мы запретили хиджаб, но мы не против самовыражения. Раньше школьниц призывали носить подвески с крестами или медальонами с Девой Марией под блузками или свитерами. Мы не просим слишком много, просто проявить немного сдержанности по отношению к своему прошлому. В этом нет никакой агрессии против мусульман.

SPIEGEL: Разве ислам не стал давным-давно частью Европы, частью Франции и Германии, как однажды выразился бывший президент Германии Кристиан Вульф?

Финкелькраут: Бывший французский президент Жак Ширак тоже сделал подобное заявление. Ислам может однажды стать частью Европы, но только после того, как европеизируется. Нет ничего оскорбительного в том, чтобы указывать непохожим на их отличия...

SPIEGEL: Но мусульмане уже здесь. Разве они не члены общества?

Финкелькраут: Вопрос в том, как они ведут себя здесь? Иммигранты ничего не теряют, когда понимают разницу между собой и коренным населением. Сегодня, отстаивая свои права,  мусульмане во Франции любят кричать: Мы такие же французы, как и вы! Моим родителям никогда бы и в голову не пришло сказать нечто подобное. И я бы никогда не сказал, что я такой же француз, как Шарль де Голль.

SPIEGEL: Во Франции иммигранты попадают под действие jus soli или «права почвы», которое означает, что каждый рожденный здесь ребенок имеет право на французское гражданство. Вы бы хотели отменить его?

Финкелькраут: Нет. Но, если речь не идет о правовом равенстве, то дети иммигрантов отличаются от урожденных французов. Автоматическое право на гражданство Франции по рождению на ее территории заставляет  в наши дни многих французов чувствовать себя неуютно, потому что в ходе этого  процесса ушло желание стать французом. Как и у большинства других европейцев, у французов есть чувство, что иммиграция стала неконтролируемой, стала тем, что происходит само собой, и желание стать французом уже не играет при этом важной роли. Страны не управляют этим процессом, в лучшем случае, они его сопровождают.

SPIEGEL: Но валить все проблемы на миграцию бедняков из развивающихся стран очень легко, не так ли?

Финкелькраут: Если ставить вопрос так, то, по крайней мере, можно ожидать публичных политических дебатов. Вместо этого, пока данной темой занимаются только крайне правые.

SPIEGEL: Как вы относитесь к политическому росту Марин Ле Пен и ее крайне правой партии «Национальный фронт»?

Финкелькраут: Конечно, это волнует меня. Но партия «Национальный фронт» не находилась бы на подъеме так долго, если бы не отбросила старые идеи крайнего правого толка. В наши дни «Национальный фронт» концентрируется на секуляризме и республике.

SPIEGEL: Звучит так, будто вы собрались за нее голосовать.

Финкелькраут: Нет, я никогда так не поступлю, поскольку эта партия обращается к базовым человеческим инстинктам и ненависти. И эти инстинкты легко разбудить среди ее  приверженцев. Мы не можем оставить эти темы только «Национальному фронту». В задачи левых, партии народа, тоже входит серьезное отношение к страданиям и тревогам обычных людей.

SPIEGEL: Что бы вы сказали людям, которые называют вас реакционером?

Финкелькраут: Уже невозможно смотреть на историю как на путь постоянного прогресса. Я оставляю за собой возможность сравнивать вчера и сегодня и задаюсь вопросом: что мы сохраняем, от чего отказываемся?

SPIEGEL: Действительно ли за этим стоит нечто большее, чем тоска по утраченному миру?

Финкелькраут: Я, как Альбер Камю,  придерживаюсь мнения, что задача нашего поколения не в том, чтобы  создавать мир заново, а в том, чтобы предотвратить его упадок. Нам нужно сохранять не только окружающую среду, но и культуру. Вот в чем я реакционер.

SPIEGEL: Когда во Франции видите все эти проблемы - долги, безработицу, кризис образования и национальной идентичности - чувствуете ли  вы страх перед будущим?

Финкелькраут: Мне становится грустно, нарастает тревога. В такое время быть оптимистом  - просто смешно.  Мне бы хотелось, чтобы политики могли говорить правду и смотреть реальности в лицо. Думаю, тогда Франция смогла бы пробудиться по-настоящему и обдумать политику цивилизации.

SPIEGEL: М-р Финкелькраут, спасибо за интервью.