ДНЕВНИК ОТШЕЛЬНИКА - vol.23 продолжение
Поздоровавшись с охранником на КПП, собрав свое привычное нехитрое фото хозяйство, я ступил на ставшую для меня священной почву склона горы и направился к ее вершине, прежде попросив гору принять меня сегодня со всеми моими тяжелыми думами. Стоя в низком поклоне, я просил ее помочь мне избавиться от них и позаботиться о моей безопасности, о которой сам думать больше не хотел…
Склон все еще был освещен лучами заходящего солнца. Сделав свои первые снимки двух рядом стоящих гор, я приостановился, чтобы еще раз рассмотреть особенность из расположения. Хребты каждой из них, сходясь друг к другу под тупым углом, соединялись еще и хребтом третьей горы, и все вместе они образовывали нечто похожее на вогнутую внутреннюю часть чаши громадной антенны-рефлектора, но только природного, естественного происхождения. Возникала невольная ассоциация со священной горой Кайлас, расположенной в Тибете. И что еще более удивительно, прямо с противоположной стороны от того хребта, на котором я находился сейчас, стояла почти точно такая же природная антенна, своей чашей направленная в эту же точку, которая служила как бы точкой фокусной сборки для обеих антенн-рефлекторов. Это место, где я застыл в оцепенении, по определению, не могло быть простым, обычным - это было бы против законов природы. Нисколько не сомневаюсь, раскрой я координаты этого места, оно очень скоро стало бы местом массового паломничества любителей эзотеризма. Постояв так какое-то время, я продолжил свой путь. Сила обновленного, только что полученного впечатления заставила меня сразу же забыть о своих думах, а о своих страхах я почти и не вспомнил. Да они и до этого были притуплены тяжестью нелегких размышлений и угнетенного состояния души: тот случай, когда одно чувство вытесняется другим, более сильным. Когда я добрался до вершины, Солнце уже коснулось линии горизонта, вычерченного вершинами далеких гор, слившихся в сплошные зазубренные сверху полосы синего и фиолетового цветов. Я подождал, пока светило полностью не покинет эту сторону Земли, ожидая начала нового акта небесно-горного феерического представления. Мои ожидания меня не обманули: невероятно сочные цвета заката на фоне темнеющего насыщенно синего неба, подчеркнутые снизу темно фиолетовыми, почти черными грядами гор, создавали невероятно красивую панорамную картину, проткнутую в одном месте ярким лучиком первой звезды - полотно кисти Рериха, да и только! Я смотрел на это волшебство Бога и сожалел, что никакой фотоаппарат, будь он даже трижды совершенным и многопиксельным, не способен передать всю красоту, сотворенную совершенной рукой и магической кистью Матушки-Природы. Целый час единственный, но очень благодарный зритель стоял в неподвижности, наблюдая за игрой невидимых актеров и плавным, едва заметным изменением основной декорации. Когда же занавес опустился, оставив снизу бледную полоску размытого света, только тогда я заметил, что не являлся единственным зрителем последнего акта. Сзади и сверху меня зал наполнялся все более прибывающими другими зрителями, лучше меня знавшими и Сценариста, и Режиссера, и актеров земного и небесного одновременно Театра: звезды начинали занимать свои места, ожидая выход суперзвезды сезона - Луны. Я повернулся в другую сторону, предполагая, что именно там все и начнется: нет, еще не время - не все собрались: какая уважающая себя звезда станет выступать в еще не до конца заполненном зале? Холод начинал пробирать до самых костей. Но я не хотел двигаться, чтобы согреться: что-то противилось тому, чтобы нарушить напряжение ожидания. Само ожидание было важной частью представления. Без него эффект был бы не тот - я это хорошо чувствовал, понимал, а потому и терпеливо ждал, дробно стуча зубами, вместо нетерпеливого зрительского потопывания ногами. Все произошло неожиданно и совершенно не в той стороне, куда я смотрел: сначала выглянул оранжевый край - все ли собрались? Убедившись, что в зале полный аншлаг, начало медленно подниматься величественное тело оперной певицы - в том, что дают оперу, я уже не сомневался, слыша первые звуки арии небесных сфер. Вместе с силой света, росла и сила пения, постепенно набирающего мощь и высоту торжественного крещендо. Как только появилась вся звезда целиком, стали тут и там возникать и вливаться в единое пение отдельные партии: легкие облака, высвеченные и подсвеченные неземным светом; отдельные звездочки и целые созвездия. Я посмотрел вверх: где ты, Великий Композитор и Дирижер? Не покажешь ли Свой Лик, Маэстро? Сзади чуть подул ветер: «Смотри и слушай, не отвлекайся!»… Симфония исполнялась долго, а когда закончилась, то я не сразу смог обрести способность думать. А как только смог, то тут же пожалел, что способен: что может быть лучше, чем молчание, когда стоишь перед Богом и Величием Его Творения?!... Я не заметил, как добрался до своего пристанища, которое собирался завтра покинуть…
Выйдя перед сном из дома, ступая по хрустящей и сверкающей драгоценными песчинками и звездной пыльцой траве, покрытой изморозью, я увидел на полнеба раскинувшуюся лунную радугу. Между ее внутренней частью и самой Луной легким, прозрачным кругом высвечивались облака, местами проколотые иглами звездного света. Создавалось отчетливое впечатление, что я нахожусь в центре серебристого светового тоннеля, конусом уходящего к ночному светилу, с которого изливается на меня волшебный струящийся свет. В этот приезд мне вообще везло на радуги - любимые знамения для духовников и большая радость для детей: половина проведенных здесь дней были ознаменованы их появлением в это неожиданное для них время года. Вдоволь насладившись ночным чудом, я отправился спать, радуясь, что в своей комнате смогу любоваться лунной дорожкой, перекинутой в нее через окно круглолицей таинственной красавицей. И кто знает, может быть, в одном из своих снов, я встану на эту дорожку и отправлюсь в свое звездное путешествие…
(продолжение следует)