ДНЕВНИК ОТШЕЛЬНИКА - vol.17 - продолжение
Я стоял на склоне горы, в стороне от дороги, с которой съехал на небольшой пятачок, откуда открывался живописный вид на склоны соседней горы, и размышлял о себе, о людях, и о своем Пути Служения и данной Храмовой заповеди. Вот он - Храм Природы - прямо передо мной, и я стою посреди него, со всех сторон окруженный его величественным убранством. Там, где я стою, как и во многих других подобных местах, где ступила нога современного человека, валяются пустые пластиковые, стеклянные, бумажные бутылки, пакеты из-под пива, водки, соков. Ветер в недоумении гоняет фантики, обертки от конфет и шоколада, треплет колбасную кожуру, катает цилиндрики окурков, как бы гадая-решая: «Куда все это деть?». Мне стало невыносимо больно от вида всего этого, и я подумал, что никуда мне не уйти от этой своей боли, никак от нее не избавиться до тех пор, пока я не стану что-то делать, чтобы люди могли бы иначе относиться к окружающему их миру. И если мой Путь - Служение, и мне дана его первая заповедь: «Относись ко всему, как к Храму», то я и должен учить ей людей. С этого и должно начаться мое Служение.
И еще я подумал, как много времени еще должно пройти, прежде чем я полностью осознаю суть своего Пути Служения, если ее и сам Путь вообще возможно полностью осознать. Как бы сильно я ни хотел уединиться, как бы надолго ни желал покинуть людей, мой долг всегда будет заставлять меня возвращаться к ним и жить среди них. И еще стал понимать, что таким, каким родился, я обязан своему предназначению, которое определилось задолго до моего рождения…
Это селение, неожиданно оказавшееся на пути к другому, куда и намеривался попасть, сразу же покорило мое сердце, как только я вывернул из-за скалы, скрывающей вид на него. И хотя я не собирался где-либо останавливаться, в этом селении одним часом промелькнула половина дня. Раскинувшееся по обе стороны неширокой горной реки с каменистыми берегами и дном, окруженное со всех сторон горами с очень разными по своему характеру и крутизне склонами, оно служило ложем для того, что можно было бы назвать выражением абсолютной гармонии и умиротворения. Совершенно разные стихии и природные силы выбрали эту небольшую долину местом своего примирения и сотрудничества. Округлый склон горы, нависающий и плавно сходящий к одной из окраин селения, все еще зеленеющий роскошным ковром горных трав и цветов, чуть тронутых желтизной, был редко заселен березками, чьи лиственные наряды спали золотыми сарафанами на скрытые травой камни, образуя вокруг серо-белых с черными прожилками стволов ажурные круги, похожие на отражение солнца, кажущиеся издалека салфетками, аккуратно и со вкусом разложенными по поверхности ровной скатерти. Вдоль другой окраины тянулась горная гряда, заросшая смешанным лесом, и волнистое русло реки повторяло линию ее основания, позволив людям набросать коробки своих домов между нею и каменной спутницей-соседкой, чье лицо и тело сплошь покрыто сетью морщин многомиллионнолетних трещин и расщелин. Посреди селения гордо возвышалась небольшая аккуратная мечеть. Интересно, чем сейчас занят почтенный мулла? Видит ли он Лик Аллаха только на юге или зрит Его всюду? Может ли он допустить мысль, что Священный Камень Кааба может находиться не только в Мекке, но и здесь, на не менее священном Урале? Нет, он так никогда не подумает, и будет совершенно прав: Коран не терпит вольнодумства, но еще больше его не потерпят братья-мусульмане, в большинстве своем постигающие суть Священной Книги через ее иноземных толкователей, а не своим сердцем. И если Аллах может только пожурить на Небесах, будучи Милостивым и Милосердным, то собратья могут оказаться куда более суровыми и скорыми на кару. Ну а сила «праведного» гнева сестер известна: жить не захочется, говорить не сможешь, кашлять начнешь, поперхнешься собственными словами. Но за здешнего муллу я спокоен: здесь нет воинствующего, задыхающегося от собственной злобы и озлобленности, люда. Его по определению здесь быть не может. Здесь живут только дети Матери-Природы и Аллах-Владыка над ней и ими - мирная семья. Что ж: «Салям вуаллейкум! - Мир вам!». В этой невероятно емкой фразе-пожелании - вся суть Корана, вся суть ислама, вся суть Послания, вся суть того Учения, которое проповедовал Пророк Мухаммед. Жаль, что в современном мире существует больше превратное представление об исламе, чем объективное. Жаль, что сами мусульмане немало поспособствовали тому. Жаль, что мало кто знает, насколько бездонно его Учение, переданное через Пророка. Жаль, что орудие мира, превратили в орудие войны. Жаль… О, Пророк Мухаммед, ты, как и Иисус, - один из величайших людей за всю историю человечества. Впрочем, как и Будда, и как Заратуштра… Как Моисей, как цари Давид и Соломон… Как многие другие, но редкие, кто думал о Благе для человечества и искал лишь одного Покровителя - Бога… Тут я вспомнил своего друга Рамиля-хазрата, ставшего ныне замом муфтия Татарстана, имамом мечети Кул-Шариф, с кем мы подружились еще тогда, когда он только вернулся из Саудовской Аравии, где только-только закончил исламский университет. Я помню этого скромного молодого человека, еще не до конца уверенного в своих силах, но искренне верующего в Аллаха и желающего Ему служить, когда он впервые, дождавшись своей очереди на прием, появился в моем кабинете президента производственно-коммерческого концерна - до чего же жизнь интересно устроена: теперь в приемных его кабинетов стоят и сидят люди, надеющееся, что уж сегодня-то, может, найдется время у почтенного Рамиля-хазрата принять и выслушать их просьбы. Нас познакомила моя мама, желающая помочь ему решить какой-то вопрос и направившая с этим ко мне. Очень скоро мы стали друзьями неразлей-вода. Благодаря нему я хорошо узнал Аравию и жизнь самих арабов, познакомился со многими замечательными людьми. Вместе мы посетили все священные для мусульман места. Вместе поднялись на гору Хира, где Пророк Мухаммед получил свое первое откровение. Мы искренне полюбили и уважали друг друга. Вместе мы могли бы сделать многое. Говорю в сослагательном наклонении потому, что мы расстались. Расстались несколько лет назад. Расстались плохо и очень глупо по причинам, хорошо известным и понятным только для нас обоих. Но я до сих пор очень люблю его, по-прежнему уважаю и верю в него. Знаю, что те же самые чувства испытывает и он ко мне. Время. Нужно время для того, чтобы наша дружба вновь возобновилась. Время и испытания. Без этого нам вряд ли есть что сказать друг другу. Знаю лишь одно: первый шаг я сделаю сам. Не сейчас. Позже. Когда вернусь… Глядя на мечеть в горном селении, я вспомнил и другого почтенного человека, Джалил-хазрата, ставшего близким другом нашей семьи, искренне переживающего за все наши жизненные трудности и перипетии. С его легкой руки мама встретила человека, за которого вышла замуж и уехала из Казани. И это в шестьдесят-то лет! Теперь она в той же деревне, где и хазрат, преподает ислам детям и взрослым. В исламском мире наша мама стала авторитетом. Удивительный она человек и очень сильный. То, что было в ее жизни - ломает мужиков, что там говорить про женщин. Вынесла, выстояла, обрела. Не сломилась, но еще и поднялась. Пришло время, и нашла себя в религии. Выучилась на отлично, удивив тех, кого трудно чем-либо поразить. Бросив все, несколько лет неотлучно находилась рядом с нашей почти столетней бабушкой, медленно и мучительно умирающей от рака, превратившейся в беспомощного ребенка. Поехала к нашему отцу, своему бывшему мужу, которого не видела тридцать с лишним лет, чтобы ухаживать за ним, умирающим от рака легких из-за своего пристрастия к табаку и запущенных болезней. Она была единственной и последней, кого он видел во все дни своей агонии и перед своей страшной смертью. Откуда в моей матери такая сила духа, такая самоотверженность, и сотой доли которых нет в нас, ее детях? Удивительно ли, что на мою мать люди смотрят с таким чувством уважения? Так что если она сейчас счастлива, то свое счастье заслужила более чем. Думая уже о матери, я подумал и о своих дедушке и бабушке - ее родителях. Вот уж образец благочестия и мудрости! Дед учил своих детей: «Если тебе дали камень, ответь хлебом!». При этом оба они оставались очень властными людьми. Бабушку я вспоминаю с особой теплотой: именно она научила меня труду, заставив забывать, что есть такие слова, как «не хочу» и «не могу». На склоне своих лет за любой знак внимания к ней, я неизменно слышал: «Улым, бик зур рахмат! - Сынок, большое спасибо!». Перед самой своей кончиной, когда ее стали посещать видения, она как-то позвала к себе мать и сказала ей: «Запомни, Саимя, (так зовут мою маму) Айрат не похож на всех нас. Запомни, не похож», - повторила она. Никто из нас не знает, что она имела в виду. Но сам я, примерно, догадываюсь, о чем речь, и какого рода могло быть ее ведение, учитывая мои знания об особенностях моего рождения и того, что ему предшествовало. После этого случая, ее отношение ко мне стало еще более теплым. И когда я укладывал ее почти невесомое тело, обернутое белыми погребальными покрывалами, в нишу могилы, то чувствовал не только благоухание, исходящее от нее, но и особое родство, духовную близость с ее душой и духом… Даже без ведений бабушка всегда была очень прозорливым человеком, и очень легко, с первого взгляда, определяла суть любого, кого видела. За эту ее способность ее немного побаивались, но не сторонились, потому что она никогда не говорила человеку то, что могло бы обидеть его или оскорбить. Но вот ее детям от ее прямоты и принципиальности доставалось здорово. Особенно моей матери. Я горжусь своими предками. Как не гордиться своим прадедом, если он помогал беднякам, а их детей отправлял учиться в город, оплачивая их образование? Как не гордиться теми, кто оставил после себя добрую память среди людей? Это были благородные, очень ответственные люди с обостренным чувством долга перед людьми, Отчизной и Богом. У меня нет ни единой причины пытаться приукрашивать их образ. Зачем? Казаться крутым и особым? Было бы глупо и весьма опрометчиво. Чужой авторитет на себя не напялишь, если своего нет. Если сам - гнил, то никакие пусть даже самые благородные корни не сделают тебя привлекательнее. И если в нас есть что-то хорошее и добротное, чем мы обязан им, своим предкам, то наш долг - помнить их, рассказывать о них и благодарить их. Покойтесь с миром, предки!.. Другой конец селения, сужаясь, утыкался своим острым углом туда, откуда текла река, с двух сторон зажатая хребтами гор, словно выжимающих из нее воду. С этого же угла начинался склон другой окраины, сплошь заросший березами, превратившими его в цельный самородок чистого золота. И там, где он заканчивался, начиналось то место, где я и провел столь продолжительное время, напрочь забыв, что оно существует и имеет какое-либо ко мне отношение. Вначале я проехал мимо него, считая, что у меня не так много свободного времени - как-нибудь в другой раз. Но вспомнив, что другого раза может и не случиться, как это нередко бывает, решил изменить свои планы: нечасто такое чудо можно встретить, даже в этих горах. С двух сторон по двум разным дорогам я пытался подъехать к подножью этой небольшой горы, на вершине и на склонах которой находилось нечто трудновообразимое. Глядя на массивные нагромождения каменных глыбищ, с трудом верилось, что к ним не имеет никакого отношения человеческий гений и его руки. Древнее святилище - вот то первое, что пришло на ум, когда я впервые увидел какие-то, как мне показалось, руины, венчающие гору. Но когда я перенес свое внимание на ее склон, на котором чудом держались два крупных, высотой в два человеческих роста, каменных шара, то пришел в полное недоумение, а затем и изумление: на этом склоне явно резвились великаны, поигравшие в мяч, а потом, когда им это надоело или возникли какие-то важные дела, бросившие их тут на произвол судьбы. Переведя взгляд левее, я заметил и другие камни, сложенные так, словно они прикрывали вход в какую-то пещеру, которые в этих краях нередко встречаются. Одна из таких пещер всемирно известна, и в ближайшие дни я как раз планировал ее посетить, хотя путь до нее был не близок и труден. Уткнувшись в два тупика, я наконец нашел нужный проезд, протиснув свою машину меж заборов двух рядом стоящих домов. Прямо за задней частью их хозяйственных построек начинался крутой подъем к вершине горы, слева от подножья которой протекал ручей с родниковой водой. Проехав вдоль ручья метров пятьдесят, я вынужден был остановиться и выйти из машины: дальше дороги не было, лишь узкая тропинка вела к самому роднику. Взяв фотоаппарат, и закрыв машину, я начал свой подъем по крутому склону. В этих краях с непривычки очень быстро начинаешь запыхаться от нехватки воздуха из-за его разреженности - как-никак, почти тысяча метров над уровнем моря. Местные жители этого, естественно, не чувствуют, но для жителей низин и равнин эта разница хорошо ощутима. Правда, только тогда, когда увеличиваются физические нагрузки. Добравшись, наконец, до того, что показалось мне руинами святилища, я застыл перед величественным и вызывающим трепет и уважение творением Природы и ее сил. От камня или через него исходила очень мощная энергия. Я посмотрел на вросшие в склон, недалеко находящиеся от того места, где стою, каменные шары. Какая же сила все это создала? Что здесь произошло сотни миллионов лет тому назад, что возникли вот такие необычные образования? Эти камни не могли вырасти из горы - она-то сплошной монолит. Их словно бросили сюда сверху. Обожженная высокими температурами поверхность и сама структура пород, из которых состояли эти камни, свидетельствовали о том, что их прежним местом обитания были земные недра, близки к слоям, где кипит и бушует магма. Меня дрожь пробрала, когда я попытался представить условия того места, где они могли быть прежде и все то, что произошло с ними позже. Я смотрел на черно-бурый окрас и почти что входил в состояние транса от осознания того, что перед моими глазами то, на чем природа расписалась двести пятьдесят миллионов лет тому назад. Вот, пожалуйста, протяни руку, чуть ковырни ногтем поверхность, и ты там - в далеком, вообще невообразимом Прошлом. Как я жалел, что у меня нет познаний в археологии и геодезии! Передо мной текст, а я не способен прочесть и распознать даже его одной буквы!.. Каково это, стоять рядом с живым и ясным свидетельством, и осознавать свою слепоту и немощь?!. От этих камней не хотелось отходить. Какая-то магическая сила удерживала от того, чтобы вот так запросто взять, отвернуться и зашагать дальше. Чары были настолько сильны, а ощущения энергии - приятны, что я час бродил вокруг этих камней, как голодная беззубая собака кружит вокруг вожделенной кости. Но и магия других камней действовала не менее сильно и, с сожалением вздохнув от того, что неспособен одновременно находиться в трех местах сразу, я отправился на свидание с ними, не забыв отвесить учтивый поклон могучему старцу, не только не потерявшему своих сил, но, похоже, набирающему их все больше и больше: если для кого-то время - враг, то для него оно было однозначно верным союзником и помощником. Есть некоторые вещи и явления, которые лучше рассматривать и наблюдать издалека, - так и с этими группами камней: стоило мне подойти ближе, и часть их очарования заметно улетучилась. Хотя, с другой стороны, причиной могло быть и то влияние, которое продолжал оказывать на меня предыдущий объект моего внимания. Или же я прост «перегорел» - такое иногда случается, когда впечатление оказывается слишком ярким и сильным, влияние - чрезмерно интенсивным. В общем, какой бы ни была действительной одна из этих причин или все ни вместе взятые, но я же не так тщательно вслушивался в беззвучные голоса камней. Поймав себя на мысли, что подобное мое поведение может оказаться неучтивым и даже оскорбительным, я поспешил извиниться перед камнями за свою невоспитанность и несовершенную восприимчивость. Камни не осудили меня, но холод их взгляда я чувствовал на себе. Не умея обманывать себя и не желая обманывать других, тем более зная, что это невозможно в отношении сил природы, я решил просто попрощаться с ними, пожелав им Божьего благословения. Мне стало немного жаль их из-за того, что они недополучили того внимания, в котором, безусловно, нуждались и на которое, возможно, рассчитывали, когда видели меня поднимающимся по склону. К тому же для камней, как и для людей, очень важно общение, а не только тот факт, что на них кто-то заинтересованно пялится. Но мне и правда, нечего им было сказать, вот и остались они обделенными. Испытывая угрызения совести, я направился к вершине. Интуиция подсказывала мне, - даже не интуиция, а явственное чувство, - что там есть что-то важное, необычное, крайне неординарное. Да что там вершина - вся гора была уникальной, каких мало. Если уж на то пошло, весь этот мегалитический природный комплекс представлял собой не что иное, как нерукотворное храмовое сооружение, все части, элементы которого выполняли свои строго определенные функции и следовали, соответствовали каждый своему особому предназначению. К сожалению, все это я осознал только через несколько недель после того, как покинул эти места. Будь иначе, вряд ли мое поведение здесь было бы таким легкомысленным, а исследование - поверхностным. Но предмет главного, основного сожаления лежал еще впереди - я только-только подбирался к нему. «Никон», то бил по животу, то грозил разбиться о камни, когда я иногда слишком сильно наклонялся к поверхности склона, местами настолько крутого, что приходилось предпринимать значительные усилия, чтобы сделать еще один шаг на пути наверх. Переложив в его сумку, перекинутую через плечо за спину, я сделал несколько шагов и…
(продолжение следует)