ИСПОВЕДЬ МЕССИИ - vol.8 продолжение
продолжение vol.8
Постепенно, день за днем, мои мысли о самом себе и своей жизни стали переходить к размышлениям о людях и той действительности, в которой они живут. «Натасканный» буддистской литературой, я, конечно, понимал значение понятия «карма». Если человек страдает - это его проблема: все хорошее и плохое, что происходит в его жизни, обусловлено его предыдущими жизнями и действиями в текущей. Человек рождается свободным, но это же обрекает его на несение ответственности за свои действия. Все правильно, не поспоришь. Что же, сидеть сложа руки, наблюдая за действием справедливого закона воздаяния? Вроде бы да. Но насколько это по-человечески? Боги, конечно же, могут так жить: наблюдать и потешаться. Но может ли так человек? Не знаю, как другие, но я точно знал: я так не смогу. Я не хочу быть в числе богов.
С середины третьего года я стал чаще выезжать в Москву: меня стало тянуть к людям. Скорее не к ним самим - я не искал общения, а избегал его - мне важно было ощущение их присутствия. С трудом, но позже я признался себе: я нуждаюсь в них; нуждаюсь в том, чтобы рассказать об открывшемся для меня, что способно изменить этот мир, полный боли и лжи. Я стал наблюдать, приглядываться к ним, как словно видел их впервые: что они делают, о чем говорят, чем живут. Вроде бы ничего не изменилось и в то же время изменилось. «Изменился ты сам», - понял я.
Я действительно изменился. Самое сильное изменение произошло под влиянием ежедневных и продолжительных практик, связанных с генерированием, визуализацией, посылом и приемом энергий Любви. Я представлял, как в меня входят, уплотняются и отсылаются вновь в мир алые, золотистые потоки энергии, окутывающие собой вначале окружающее пространство, а потом и весь мир, весь Земной Шар. Я обменивался этой энергией с Солнцем, с деревьями, со всем живым. Я старался накрыть ею целые города. Необыкновенное чувство умиротворения и гармонии наполняло все мое существо и не покидало меня, где бы я и в каких бы условиях ни находился. Я перестал вообще чего-либо опасаться и бояться, ибо знал, чувствовал и был твердо убежден, что ничего плохого со мной не случится: весь мир был максимально доброжелательно настроен по отношению ко мне.
Где бы ни находился, куда бы ни попадал, я везде представлял себя сияющим золотистыми шаром, от которого во все стороны исходит энергия Любви. Я старался «дышать» через свою сердечную чакру и «третий глаз» исключительно только этой энергией, подпитывая себя, свое энергетическое тело серебристо-бело-голубым потоком энергии, принимаемой, вдыхаемой из самых глубин Космоса через энергетический центр, расположенный на самой макушке головы.
Теперь я понимал, каким именно образом осуществляется «чистка», преобразование и подпитка энергетики Земли теми, кто, живя в стороне от мирской суеты, заботится о духовной экологии нашей планеты.
Я постоянно искал новые, более эффективные способы пробуждения и развития своих энергетических центров и основных каналов, прогоняя по ним различные энергии, заставлял вибрировать как в можно большем диапазоне частот с максимально возможной интенсивностью. Иногда я доводил себя до такого экстатичного состояния, когда казалось, еще усилие, и я разнесу свое тело на мириады световых частиц, которое после уже будет не собрать.
Всего, что происходило за эти три года, не опишешь. Да и вам это незачем: своих переживаний наверняка хватает.
Именно там, в Подмосковье, и «родилась» технология, ради описания которой и пишется эта книга. Моя «Исповедь», как вы уже наверняка поняли, неотъемлемая часть ее, «преддверье».
Но прежде чем было дано знание о ней, произошел еще ряд событий, о которых вы должны знать. Уверен, если вы начнете практиковать технологию, с вами обязательно произойдет нечто подобное: вас начнут учить и готовить. Кто? Читайте дальше…
Я не стану придерживаться хронологии и порядка - это не так важно. Важны сами события…
Было время, когда я чувствовал себя ну о-очень мудрым человеком, постигшим буквально все и знающим ответы практически на все вопросы. Я был бы готов убить любого, кто усомнился в том, что я - Учитель, Пророк. Тогда я еще не совсем понимал, что между тем, что ты знаешь об Истине, и тем, что Истину постиг, живешь ею, олицетворяешь и выражаешь ее всем, что ты есть, и всем, что делаешь, огромная пропасть…
Мое путешествие привело меня в одну из пещер, находившуюся на склоне горы. Решив поселиться в ней на некоторое время, среди ночи я был разбужен ощущением чьего-то присутствия.
Передо мной сидели двое мужчин. Один, помоложе, - скорее всего, мой ровесник - сидел, повернувшись ко мне лицом, и уставившись немигающим взглядом, молчал. Другой, старший, сидел боком. «Учитель и его ученик» - почему-то сразу понял я. «Слушай внимательно и запоминай», - не поворачивая головы в мою сторону, без всяких предисловий заговорил вдруг Учитель. Я был уверен, что он обращается именно ко мне, а не к своему подопечному. Тот продолжал внимательно смотреть на меня, как бы отслеживая мою реакцию на происходившее и на то, что говорил его Учитель. «Сначала - правильные мысли, потом - правильные слова, затем - правильные действия…». Не успел он закончить последнюю фразу, как я возмущенно перебил его: «Все это я давно уже знаю. Это элементарные вещи. Научи меня чему-то более стоящему!» Я чувствовал себя уязвленным из-за того, что меня наставляют в том, что уже тысячекратно прочитано в книгах по буддизму. Я разве новичок какой-то? Обидно, что меня, - постигшего и знающего куда более крутые истины, чем эта элементарщина, - принимают за недоросля!
Мгновенно брошенный им взгляд в мою сторону и… И я понял, как я сильно только что «лоханулся» по полной программе. Но было уже поздно. Мне до сих пор стыдно вспоминать этот случай, так хорошо выявивший мою эгоистичную и горделивую суть. Тогда я еще не понимал, что не только оскорбил Учителя, само Учение и Того, Кто это Учение в мир принес, - что само по себе есть величайший грех и духовный проступок, - но тем самым я лишил себя благословения Учителей, их помощи, и обрек себя на лишения и неудачи. В буддистской традиции утверждается, что для того, чтобы искупить подобный грех, потребуется несколько жизней покаяния. Теперь, когда я вспоминаю этот эпизод своей жизни, я всякий раз прошу этого Учителя, всех Учителей, само Учение и Того, Кто его дал, простить меня, очень надеясь, что мои прошения будут услышаны.
В другой раз, путешествуя по пустыне, я наткнулся на монастырь. Он лежал в низине, у подножья невысокой скалы, на выступе которой я и стоял.
Вся территория монастыря была разделена на две части: внутреннюю и внешнюю. Везде тренировались монахи с бритыми головами в шафрановых и черных одеждах. Те, что в черных, - территории внешней части; «шафрановые» - на территории внутренней. Было видно, что внутри обучается элита: если во внешней части тренирующихся было несколько десятков, то внутри - только семеро.
Не стану утомлять вас рассказом о том, как мне удалось попасть в монастырь и быть принятым в ряды элиты. Это было непросто, но удалось.
Принимая в число своих послушников, настоятель монастыря, - главный Наставник, рослый мужчина лет шестидесяти, сказал, мягко улыбаясь: «Хорошо, я принимаю тебя, раз уж ты такой настойчивый. Будешь восьмым, но - запомни - самым слабым». Мне было наплевать на то, что я буду самым слабым среди самых крутых бойцов, тем более что самый старший из них вызвался взять меня под свою опеку.
Честно говоря, я не ожидал встретить здесь такого дружелюбного и теплого отношения к себе со стороны моих новых товарищей. Ни один из них ни разу не попытался чем-либо продемонстрировать свое превосходство передо мной. Они действительно жили как братья.
День был четко расписан. Тренировки в одной дисциплине, первая из которых начиналась ранним утром, практически тут же сменялись тренировками в других. И так до самого позднего вечера. Я засыпал, как только голова опускалась на жесткую циновку. Несмотря на все тяготы жесткого обучения, я каждый день просыпался и засыпал счастливым человеком.
Мы редко общались между собой: на разговоры просто не оставалось ни времени, ни сил. Единственное время, когда мы могли поговорить между собой - прогулки парами по пустыне - нечто вроде армейских выходных увольнений, которые и здесь, в монастыре, еще надо было заслужить. Однажды такая возможность была дарована и мне с товарищем.
Оставив стены обители, мы углубились в пустыню. С трудом верилось, что можно вот так, без всякой цели, просто идти и наслаждаться вечерним теплом, исходящим от еще неостывшего песка пробуждающейся к жизни пустыни. Легкий ветерок делал это наслаждение еще более приятным.
Красное солнце почти коснулось линии горизонта, когда я, болтая со своим спутником о всяческих пустяках, вдруг заметил то, что здесь, в этой знакомой мне части пустыни, никак не могло находиться: это было нечто, похожее на железнодорожную цистерну, вымазанную битумом. Из-за нее показался всадник на вороном коне, облаченный с ног до головы во все черное, включая широкополую шляпу, низко надвинутую на глаза. Сюрреализм какой-то!..
Я оглянулся на застывшего вдруг своего товарища. Его бессмысленный и пустой взгляд уставился куда-то в пустоту. Складывалось такое впечатление, что его выключили, словно андроида. Я коснулся его - никакой реакции.
Не успел я испугаться, как всадник уже приблизился, и я вынужден был обернуться в его сторону.
«Он ничего не видит и ничего не чувствует», - громко, чтобы я мог расслышать, крикнул тот, кого я пытался внимательно рассмотреть. Он выглядел так, словно только что вышел из гримерной театра и оказался здесь перед самым выходом на сцену, где должен был бы начаться спектакль о событиях, разворачивающихся во времена средневековья: черный камзол, черные штаны, заправленные в черные ботфорты, черный плащ и в довершение ко всему широкополая черная шляпа. Не хватало разве что шпаги, хотя, возможно, я ее просто не разглядел.
Еще мгновение, и он уже стоял напротив меня, не покидая седла своего красавца коня. Да, это был не актер театра. Я узнал того, кто был утонченно красив, чьи волосы были черны так же, как и грива его вороного друга. Изящные длинные белые пальцы расправили складки плаща. Он слегка наклонился в седле и, поняв, что я узнал его, заговорил грудным приятным голосом, внушающим доверие и вызывающим расположение собеседника: «Я здесь только из-за тебя, - глаза его сверкнули, и этот блеск больше не покидал их. - Не волнуйся за своего друга, он позже придет в себя. Мне не нужны свидетели. Помнить же он ничего не будет. Я знаю, с какой целью ты находишься в этом монастыре и чему учишься. Весьма похвально твое стремление изменить мир и спасти его. Я хочу помочь тебе в этом и готов даровать тебе свою силу. А ты сам знаешь, насколько она велика. Не думай, что я искушаю тебя. Подумай о другом, более важном, о чем я должен предупредить тебя.
Я хорошо знаю твоего Наставника и уважаю его мастерство. Он великолепно владеет искусством воина и прекрасно обучает вас, готовя к предстоящей битве. Вот только он не все вам говорит. Он скрывает от вас, хотя сам прекрасно осведомлен об этом, что вы все как один погибнете в той битве. В живых никого не останется. Вы обречены на поражение. Но ты можешь остаться в живых. И не только можешь, но и должен: ты знаешь свою миссию и обязан ее исполнить. Мертвым тебе это будет сделать несколько затруднительно. Знаю, для тебя неприемлема даже сама мысль о предательстве и трусости. Для меня самого все это чуждо. Не беспокойся об этом: никого предавать не придется, а биться можешь со всеми столько, сколько пожелаешь. Единственное, что ты должен сделать, это не говорить по возвращении в монастырь своему Наставнику и своим товарищам о состоявшейся встрече со мной и об этом разговоре. Это все, что от тебя требуется. И помни, расскажешь ты им или нет, от этого ничего не изменится - исход битвы предрешен, все погибнут. Вопрос только в том, останешься ли ты в живых или нет. Как видишь, ни о каком предательстве и речи нет. Подумай хорошенько и прощай!» Развернув коня и тронув двумя пальцами края своей шляпы, он пришпорил скакуна и вскоре скрылся за барханами.
Как только пыль осела, мой спутник очнулся и как ни в чем не бывало продолжил что-то говорить, словно и не останавливался. Я предложил помолчать, и он, удивленный такой странной переменой в моем настроении, смолк. Однако с расспросами не полез, мы молча стали возвращаться к монастырю.
Я шел и мучительно размышлял, раздираемый двойственным чувством: мне хотелось жить, но и предать своего Наставника я не мог. А то, что мое молчание было бы актом предательства, я не сомневался.
Нисколько не сомневался я и в том, что всадник в черном говорил правду и об исходе битвы, и о том, что всем нам суждено в этом сражении погибнуть. Не знаю откуда, но я точно знал, что все это - правда. Как бы то ни было противно, но я шел и торговался с собой, зацепившись за мысль, что ни мое молчание, ни мои откровения ничего не изменят в судьбах моих сотоварищей. Вопрос только в том, практически цитировал я всадника, останусь ли в живых я. А как же быть с моей миссией, если я погибну? Имею ли я право рисковать своей жизнью, если речь идет о судьбах многих людей? Чем я помогу им, будучи мертвым? Уж не гордыня ли говорит во мне, вынуждая становиться в позу героя, стремящегося красиво, но бесполезно умереть?
В конце концов, рассказав своему товарищу обо всем случившемся, я принял решение: «Идем к Наставнику!».
Его мы нашли нескоро. Нам было запрещено ходить в ту часть монастыря, где он жил со своими несколькими женами. Старшая жена, которую мы встретили, отправила моего товарища назад, а меня сама вызвалась проводить к Наставнику.
Увидев меня и свою старшую жену, он несколько, как мне показалось, смутился - рядом с ним находилась одна из молодых жен.
Я произнес слова извинения, сославшись на чрезвычайность произошедших со мной в пустыне событий.
Как только мы остались одни, я рассказал ему обо всем.
«То, что он поведал тебе, все правда. Твое время пребывания в стенах этого монастыря истекло. Иди с Богом!» - благословил меня Наставник, мягко подтолкнув к двери.
Я несколько растерялся, но, встретив его взгляд, полный тепла и силы, попрощался и, традиционно поклонившись, вышел…
Вы, наверное, уже догадались о двух вещах: во-первых - всадником в черном на вороном коне был не кто иной, как сам Дьявол; во вторых - все эти приключения происходили в состоянии сновидения.
Полагаю, что в вашем лице я общаюсь с человеком, достаточно просвещенным в области вопросов метафизики, а потому рассчитываю на серьезность отношения к моим откровениям. В противном случае весь предыдущий и последующий материал вряд ли будет иметь для вас какую-либо практическую ценность.
Как я уже говорил, вам придется самим, если уже не приходилось, столкнуться с подобными явлениями, неизменно и неизбежно происходящими в жизни любого настойчивого духовного искателя.
Подобные сновидения - не что иное, как процессы обучения и посвящения человека в иных состояниях его сознания, когда снимается блокирующее действие жестко сформированной системы восприятия. Иными словами, именно таким образом и способом происходит наше взаимодействие и налаживается коммуникация с иными уровнями сознания. Надеюсь, вас убеждать в правомерности подобного утверждения необходимости нет.
Все процессы, происходящие в сновидении или, как мы говорим, во сне, протекают исключительно на уровне подсознания. Факт посвящения есть не что иное, как объективный результат тестирования, испытания на предмет определения готовности к чему-либо или достижения чего-либо.
Почему объективный? На уровне подсознания человек не может врать - он не управляет процессом мышления.
Задача всех психологических тестов - обнажить подсознательную деятельность человека. Только в этом случае результаты тестирования принято считать объективными.
Это очень важные замечания для вас: в процессе освоения технологии вам придется периодически проходить тестирование на предмет посвящения. Кем? Я не знаю. Знаю лишь одно: подобный процесс посвящения максимально объективен по сравнению с тем, что вам могут предложить люди. В реальности очень мало тех, кто способен посвящать. Больше шарлатанов и вымогателей. Еще больше тех, кто просто играет в эти ритуалы, ублажая тем самым свое эго. Для развлечения это может быть и неплохо, но к реальному развитию подобное не имеет никакого отношения.
Если все же говорить о посвящениях, проводимых в реальности, в бодрствующем состоянии сознания, то следует заметить, что эти процессы проходят и проводятся только в экстремальных условиях, сопряженных с риском для жизни и здоровья. Все остальное только баловство и иллюзии. Не думаю, что найдется так много людей, готовых рискнуть своей жизнью ради того, чтобы определить, готовы они к чему-то или пока еще нет. Да и незачем это: в сновидении человек получает не менее объективную оценку при не менее экстремальных обстоятельствах.
Другой важный момент, если не сказать, важнейший: посвящение в сновидении - итог испытания, следствие уже проделанной духовной работы человека, результат его длительных каждодневных духовных усилий и устремлений, а не самоцель, как это часто бывает в случаях, когда мы стремимся получить посвящение от людей в обычных условиях.
Человека, ставшего на путь духовного развития, вообще мало интересуют человеческие оценки, суждения, признания и прочее. По крайней мере, должно мало интересовать. Для него любое посвящение - обычный факт, и не более того. Единственное, в чем подобный человек заинтересован - в объективности. Он форме предпочтет суть, содержание, а ритуалу - реальное смысловое и качественное наполнение.
Короче: не ищите посвящений от людей, если не хотите обмануть себя или быть обманутыми! А еще лучше, вообще не ищите посвящений: они вас сами найдут - любой труд венчается плодами.
Труд важнее его плодов, путь важнее цели, средства важнее результата, само наше стремление и его сила важнее того, к чему мы стремимся. Наполнение качества всегда дает необходимое количество - содержание само обретает форму. В этом случае количественные показатели всегда будут максимальными. Если же стремиться к количеству, качество неизбежно пострадает: форма окажется пуста и хрупка, содержание - разряжено. Самое главное - наше намерение. Все остальное к нему прилагается, им определяется. Если суть намерения определена, все, что нам остается делать - поддерживать его силу. А это, как показывает опыт, дается далеко не всем и не всегда: не хватает воли, терпения, осознанности…
(продолжение следует)