Книга «Московское городское Братское кладбище». Часть 2.
Публикую вторую часть книги С. В. Пучкова «Московское городское Братское кладбище», изданной в 1915 году. В ней рассказ писателя С. В. Яблоновского о посещении Братского кладбища.
Устройство и содержание Братского кладбища встречают всеобщее и единодушное сочувствие. Вот как передает свои впечатления при посещении кладбища писатель С. В. Яблоновский:
«Старый огромный и необыкновенно живописный парк, Аллея за аллеей, тянутся ветвистые липы; потом вдруг, расстраивая их ряды, соберутся в группы белые, словно обернувшие свои стволы в бумагу, березы, и снова ряды лип, да порою выделяются строгой, темно-зеленой хвоей старые сосны и ели.
Вверху - голубое небо, покрытое сейчас кое-где легкими, трогательно белыми облачками; внизу - густая, сочная, зеленая трава; да солнце, расцвечивающее все это яркими цветами и тенями; да пробегающий и освежающий небольшой ветер; да сложный, волнующий запах деревьев, трав, цветов, земли, воздуха, еще чего-то, чего не разобрать…
Какими, в сущности, простыми, вечно одними и теми же средствами достигает природа своих властных эффектов.
Спросите: чем так особенно хорош этот старый парк? - Я не отвечу, - я не знаю, - но хорош он необыкновенно.
Хорошо в этом парке. Хочется бродить, мечтать, забыть обо всем на свете.
Но, ведь, не забудете, потому что ваше внимание давно уже привлекли к себе длинные правильные, многочисленные ряды ярко-зеленых прямоугольничков, точно красивые, любовно, тщательно отделанные маленькие огородные грядки, и вы знаете, что это такое.
Вы знаете и потому не можете смотреть на это с тем чувством, какой вызывает внешний вид этих ярких, точно радостно смеющихся под солнцем прямоугольничков.
Не знай вы, - это была бы милая, наивная, идиллическая картина.
Прямоугольнички-грядки такие хорошенькие; они так стройно и весело побежали вдоль аллей, не мешая старым, склонившимся над ними деревьям, словно малыши-детвора под ногами у взрослых и стариков.
И посредине каждой такой грядочки растут красивые цветы, и воткнута в каждую деревянная новенькая дощечка *).
Аллея к кладбищу Сестер Милосердия
Не знай вы, - вы подумали бы, что на дощечке написано название этих красивых цветов.
Но вы знаете и к веселым, нарядным грядочкам подходите с тревогой и неясным страхом.
Читаете на дощечках:
Рядовой такого-то полка… имя, отчество, фамилия, годы, где и когда убит…
И на другой, и на третьей, и на десятой, и на сотой, и на тысячной - все одно и то же, все одно и то же, все одно и то же…
Это - создание еще кипящей войны.
Там, на полях битв, исчезают, навсегда исчезают люди; здесь прибавляются все новые и новые аккуратные, тщательно выложенные газоном и усаженные цветами могилы.
Братское кладбище.
Там, где происходит страшная битва, - там их во много раз больше, с наскоро насыпанными холмами, с крестами из ивовых прутьев, затерявшихся; много выросло за этот год таких же могил среди кладбищ больших и маленьких городов, - а это единственное пока кладбище-памятник, где погребают только одних воинов, где в стройные ряды снова собираются выбывшие из строя воины.
Господня армия.
Везут, везут сюда своих дорогих покойников те из родственников, которые имеют возможность это сделать. Вот и сейчас копают новую могилу; ярко желтеет на солнце вынимаемый аккуратными четырехугольниками песок. Это -могила для прапорщика Шмита.
А вот на скамейке сидят две дамы в трауре с средоточенно-грустными лицами. Эти, кажется, уже похоронили и не могут уйти отсюда, из этого живописного, а для них такого страшного уголка…
Вот по одной из дорожек идет пожилой господин. Длинная седая борода.
С ним здоровается приехавший сюда со мною попечитель кладбища С. В. Пучков, организатор и главный работник по устройству кладбища-памятника.
Спрашивает что-то.
- Да, сына хороню, - отвечает пожилой господин и считает своим долгом улыбнуться, словно он сообщает приятное известие.
Заходим в часовню. Она вся увешана венками. Любовно украшена, с текстами из Евангелия. Венки от офицеров товарищам, венки от солдат своим погибшим офицерам. Посредине часовни стоит гроб офицера, умершего от отравления газами.
Вышли. Вон едет телега, а на ней рядом желтеют свежим деревом три солдатских гроба.
Эти будут некоторое время лежат в могилах, не имеющих такого веселого и нарядного вида: вон целый огромный участок песчаных, словно ободранных могил. Это - свежие, еще не осевшие; их еще нельзя убирать дерном и цветами, и они кажутся, вследствие этого, как будто пасынками на этом кладбище.
Скоро зазеленеете и вы, а на покрытых сейчас травою полянках появятся новые песчаные прямоугольники.
Огромное кладбище. Оно занимает одиннадцать с лишним десятин купленной городом земли; кроме того, город ходатайствует об отведении еще восьми десятин казенной земли, примыкающей к кладбищу.
На этой земле, отделенной только ручейком от главного кладбища, будут хоронить воинов, принадлежащих к другим как христианским, так и нехристианским религиям.
Разделенные верой, они были объединены родиной и еще больше тем, что отдали за эту родину свою жизнь.
Больше этого объединения нет, и поэтому так естественно желание города дать на своем Братском кладбище последний приют всем погибшим на войне, не различая ни религии, ни национальности.
Затруднения, вызванные религией и национальностью, уже были. Родные погибшего в бою подполковника Щипчинского захотели похоронить его на Братском кладбище. Это удалось сделать только после больших трений, после неоднократных переговоров с представителем католической церкви.
Теперь могила подполковника Щипчинского находится в одной ограде с могилами православных.
Она отделена все-таки небольшим пространством земли и обращает на себя внимание тем, что стоит в стороне. Но она не одна обращает этим на себя внимание: рядом с нею, через узенькую дорожку, находится другая такая же отбившаяся от своих соседей могила - могила подполковника Соловьева.
Подполковник Соловьев был товарищем Щипчинского и пережил его ровно на один месяц (10-го февраля - 10-го марта). Они вместе сражались, и когда Щипчинский был убит, Соловьев распорядился, чтобы, если будет убит и он, его похоронили рядом с другом.
Но точно так же, как явились препятствия хоронить католика на православном кладбище, точно так же явилась; препятствие хоронить православного рядом с католиком. Спасительницей положения явилась узенькая дорожка, пролегающая между могилами. Она явилась тем формальным рубежом, который позволил сойтись вместе, на последний покой, людям, которые не понимали, что религия, Бог могут разлучать тех, кого объединили дружба, одинаковое служение родине и мученическая смерть за родину.
Я коснулся двух погребенных на этом кладбище, но здесь все полно воспоминаниями о погребенных. Ведь, это только на обыкновенных кладбищах одни могилы свежи в памяти, другие ушли в мрак, далекого прошлого. Обыкновенное кладбище - различного возраста как по годам тех, кто на нем похоронен, так и по времени погребения.
А здесь все однолетки по времени погребения и очень мало разнятся в летах между собою.
Кладбище, на котором нет ни глубоких стариков, ни детей; кладбище цветущего возраста, времени полноты сил и энергии.
Все могилы новые, обо всех живы воспоминания.
Вот могила полковника. Очень недавно выросла она; на похоронах полковника присутствовал его сын, тоже военный, и просил:
- Если убьют, - похороните рядом с отцом.
Теперь в списках убитых уже появилась эта фамилия. С. В. Пучков говорит:
- Может быть, это еще и не он…
Может быть... Того, с кем встречался, кого видел в минуту страдания, более жаль, чем «чужого», хотя такого же молодого и хорошего. Так устроен человек.
А вот могила генерала Токарева.
Во многих боях был он и в штыковые атаки ходил, и всё время был под огнем, не получил ни единой раны. Повысили его, сдал он полк и должен был уезжать куда-то в гораздо менее опасное место. Но в последний день, когда еще был он вместе со своим полком, ночью напали немцы, и генерал захотел «в последний раз» повести в бой свой полк. Это было, действительно, в последний раз, так как в самом начале стычки он был убит.
Один за другим вспоминались рассказы то о том, то о другом из похороненных.
С глубокой тоскою вспоминает одного из них пожилая дама:
- Как недавно был мальчиком! И каким хорошим… Как любовались им, говорили: «Вот Нине будет жених» …
Идут рассказы о солдатах, об их спокойной и беззаветной храбрости, о том, как чужда им всякая похвальба этой храбростью.
От умерших перешли вдруг к живому и вспомнили какого-то Федора, денщика того самого подполковника Соловьева, что похоронен рядом с Щипчинским.
Федору почему-то надо было отправляться в обоз, и этого требовал от него подполковник, но Федор упрямо стоял на своем:
- Так-что дозвольте остаться при вас.
И остался, и всегда, во всех боях, шел перед своим подполковником и защищал его своим телом.
Когда он среди боя перевязывал Соловьеву рану, одна и та же пуля пронизала обоим руки. В этом сражении и Соловьев, и его денщик получили ряд ран. Соловьева привезли убитым, а Федора-тяжко израненным.
Он все ходил на могилу к своему барину, плакал, привязался до последней степени к его детям, а потом, поправившись, опять отпросился на фронт. Теперь вновь сражается… **)
Вот этим героям, когда они заплатят за свой героизм своею жизнью, и создал город кладбище-памятник.
Взявшийся за дело устройства его с необыкновенным рвением гласный думы С. В. Пучков рассказывал мне, какой действительно грандиозный памятник хочет воздвигнуть Москва павшим воинам.
Среди кладбища будет построен огромный храм, на проект для которого будет объявлен конкурс; по бокам кладбища будут возвышаться два групповых памятника. Здесь же предполагается устроить музей, посвященный этой войне.
Самый характер убранства кладбища будет отвечать тому, что его создало: вокруг памятников будут стоять неприятельские орудия; кладбище будет обнесено могилами, имеющими форму окопов; будет устроено подобие фортов.
Давая, что может, живым воинам, заботясь об их жизни, Москва хочет и павшим дать тоже все, что она может.
По-видимому, все это будет грандиозно, и ото всего от этого будет веять бранной суровостью. А пока это полно чего-то идиллического, и этот веселый, зеленый, беззаботный вид кладбища, по закону контраста, создает еще более тяжелое настроение:
Так противоречит эта идиллия своей страшной сущности.
Прекрасно устроено ты, великое Братское кладбище. Если есть какое-нибудь утешение в том, что дорогой покойник погребен в красивом уголке, что его могила окружена заботой, - родные погребенных здесь, конечно, получать это утешение и будут сюда приезжать. Но до какой степени хочется, чтобы не разрасталось ты, чтобы слишком просторными оказались для тебя эти многие десятины, которые ты занимаешь...»
Устройство и содержание Братского кладбища встречают всеобщее и единодушное сочувствие. Вот как передает свои впечатления при посещении кладбища писатель С. В. Яблоновский:
«Старый огромный и необыкновенно живописный парк, Аллея за аллеей, тянутся ветвистые липы; потом вдруг, расстраивая их ряды, соберутся в группы белые, словно обернувшие свои стволы в бумагу, березы, и снова ряды лип, да порою выделяются строгой, темно-зеленой хвоей старые сосны и ели.
Вверху - голубое небо, покрытое сейчас кое-где легкими, трогательно белыми облачками; внизу - густая, сочная, зеленая трава; да солнце, расцвечивающее все это яркими цветами и тенями; да пробегающий и освежающий небольшой ветер; да сложный, волнующий запах деревьев, трав, цветов, земли, воздуха, еще чего-то, чего не разобрать…
Какими, в сущности, простыми, вечно одними и теми же средствами достигает природа своих властных эффектов.
Спросите: чем так особенно хорош этот старый парк? - Я не отвечу, - я не знаю, - но хорош он необыкновенно.
Хорошо в этом парке. Хочется бродить, мечтать, забыть обо всем на свете.
Но, ведь, не забудете, потому что ваше внимание давно уже привлекли к себе длинные правильные, многочисленные ряды ярко-зеленых прямоугольничков, точно красивые, любовно, тщательно отделанные маленькие огородные грядки, и вы знаете, что это такое.
Вы знаете и потому не можете смотреть на это с тем чувством, какой вызывает внешний вид этих ярких, точно радостно смеющихся под солнцем прямоугольничков.
Не знай вы, - это была бы милая, наивная, идиллическая картина.
Прямоугольнички-грядки такие хорошенькие; они так стройно и весело побежали вдоль аллей, не мешая старым, склонившимся над ними деревьям, словно малыши-детвора под ногами у взрослых и стариков.
И посредине каждой такой грядочки растут красивые цветы, и воткнута в каждую деревянная новенькая дощечка *).
Аллея к кладбищу Сестер Милосердия
Не знай вы, - вы подумали бы, что на дощечке написано название этих красивых цветов.
Но вы знаете и к веселым, нарядным грядочкам подходите с тревогой и неясным страхом.
Читаете на дощечках:
Рядовой такого-то полка… имя, отчество, фамилия, годы, где и когда убит…
И на другой, и на третьей, и на десятой, и на сотой, и на тысячной - все одно и то же, все одно и то же, все одно и то же…
Это - создание еще кипящей войны.
Там, на полях битв, исчезают, навсегда исчезают люди; здесь прибавляются все новые и новые аккуратные, тщательно выложенные газоном и усаженные цветами могилы.
Братское кладбище.
Там, где происходит страшная битва, - там их во много раз больше, с наскоро насыпанными холмами, с крестами из ивовых прутьев, затерявшихся; много выросло за этот год таких же могил среди кладбищ больших и маленьких городов, - а это единственное пока кладбище-памятник, где погребают только одних воинов, где в стройные ряды снова собираются выбывшие из строя воины.
Господня армия.
Везут, везут сюда своих дорогих покойников те из родственников, которые имеют возможность это сделать. Вот и сейчас копают новую могилу; ярко желтеет на солнце вынимаемый аккуратными четырехугольниками песок. Это -могила для прапорщика Шмита.
А вот на скамейке сидят две дамы в трауре с средоточенно-грустными лицами. Эти, кажется, уже похоронили и не могут уйти отсюда, из этого живописного, а для них такого страшного уголка…
Вот по одной из дорожек идет пожилой господин. Длинная седая борода.
С ним здоровается приехавший сюда со мною попечитель кладбища С. В. Пучков, организатор и главный работник по устройству кладбища-памятника.
Спрашивает что-то.
- Да, сына хороню, - отвечает пожилой господин и считает своим долгом улыбнуться, словно он сообщает приятное известие.
Заходим в часовню. Она вся увешана венками. Любовно украшена, с текстами из Евангелия. Венки от офицеров товарищам, венки от солдат своим погибшим офицерам. Посредине часовни стоит гроб офицера, умершего от отравления газами.
Вышли. Вон едет телега, а на ней рядом желтеют свежим деревом три солдатских гроба.
Эти будут некоторое время лежат в могилах, не имеющих такого веселого и нарядного вида: вон целый огромный участок песчаных, словно ободранных могил. Это - свежие, еще не осевшие; их еще нельзя убирать дерном и цветами, и они кажутся, вследствие этого, как будто пасынками на этом кладбище.
Скоро зазеленеете и вы, а на покрытых сейчас травою полянках появятся новые песчаные прямоугольники.
Огромное кладбище. Оно занимает одиннадцать с лишним десятин купленной городом земли; кроме того, город ходатайствует об отведении еще восьми десятин казенной земли, примыкающей к кладбищу.
На этой земле, отделенной только ручейком от главного кладбища, будут хоронить воинов, принадлежащих к другим как христианским, так и нехристианским религиям.
Разделенные верой, они были объединены родиной и еще больше тем, что отдали за эту родину свою жизнь.
Больше этого объединения нет, и поэтому так естественно желание города дать на своем Братском кладбище последний приют всем погибшим на войне, не различая ни религии, ни национальности.
Затруднения, вызванные религией и национальностью, уже были. Родные погибшего в бою подполковника Щипчинского захотели похоронить его на Братском кладбище. Это удалось сделать только после больших трений, после неоднократных переговоров с представителем католической церкви.
Теперь могила подполковника Щипчинского находится в одной ограде с могилами православных.
Она отделена все-таки небольшим пространством земли и обращает на себя внимание тем, что стоит в стороне. Но она не одна обращает этим на себя внимание: рядом с нею, через узенькую дорожку, находится другая такая же отбившаяся от своих соседей могила - могила подполковника Соловьева.
Подполковник Соловьев был товарищем Щипчинского и пережил его ровно на один месяц (10-го февраля - 10-го марта). Они вместе сражались, и когда Щипчинский был убит, Соловьев распорядился, чтобы, если будет убит и он, его похоронили рядом с другом.
Но точно так же, как явились препятствия хоронить католика на православном кладбище, точно так же явилась; препятствие хоронить православного рядом с католиком. Спасительницей положения явилась узенькая дорожка, пролегающая между могилами. Она явилась тем формальным рубежом, который позволил сойтись вместе, на последний покой, людям, которые не понимали, что религия, Бог могут разлучать тех, кого объединили дружба, одинаковое служение родине и мученическая смерть за родину.
Я коснулся двух погребенных на этом кладбище, но здесь все полно воспоминаниями о погребенных. Ведь, это только на обыкновенных кладбищах одни могилы свежи в памяти, другие ушли в мрак, далекого прошлого. Обыкновенное кладбище - различного возраста как по годам тех, кто на нем похоронен, так и по времени погребения.
А здесь все однолетки по времени погребения и очень мало разнятся в летах между собою.
Кладбище, на котором нет ни глубоких стариков, ни детей; кладбище цветущего возраста, времени полноты сил и энергии.
Все могилы новые, обо всех живы воспоминания.
Вот могила полковника. Очень недавно выросла она; на похоронах полковника присутствовал его сын, тоже военный, и просил:
- Если убьют, - похороните рядом с отцом.
Теперь в списках убитых уже появилась эта фамилия. С. В. Пучков говорит:
- Может быть, это еще и не он…
Может быть... Того, с кем встречался, кого видел в минуту страдания, более жаль, чем «чужого», хотя такого же молодого и хорошего. Так устроен человек.
А вот могила генерала Токарева.
Во многих боях был он и в штыковые атаки ходил, и всё время был под огнем, не получил ни единой раны. Повысили его, сдал он полк и должен был уезжать куда-то в гораздо менее опасное место. Но в последний день, когда еще был он вместе со своим полком, ночью напали немцы, и генерал захотел «в последний раз» повести в бой свой полк. Это было, действительно, в последний раз, так как в самом начале стычки он был убит.
Один за другим вспоминались рассказы то о том, то о другом из похороненных.
С глубокой тоскою вспоминает одного из них пожилая дама:
- Как недавно был мальчиком! И каким хорошим… Как любовались им, говорили: «Вот Нине будет жених» …
Идут рассказы о солдатах, об их спокойной и беззаветной храбрости, о том, как чужда им всякая похвальба этой храбростью.
От умерших перешли вдруг к живому и вспомнили какого-то Федора, денщика того самого подполковника Соловьева, что похоронен рядом с Щипчинским.
Федору почему-то надо было отправляться в обоз, и этого требовал от него подполковник, но Федор упрямо стоял на своем:
- Так-что дозвольте остаться при вас.
И остался, и всегда, во всех боях, шел перед своим подполковником и защищал его своим телом.
Когда он среди боя перевязывал Соловьеву рану, одна и та же пуля пронизала обоим руки. В этом сражении и Соловьев, и его денщик получили ряд ран. Соловьева привезли убитым, а Федора-тяжко израненным.
Он все ходил на могилу к своему барину, плакал, привязался до последней степени к его детям, а потом, поправившись, опять отпросился на фронт. Теперь вновь сражается… **)
Вот этим героям, когда они заплатят за свой героизм своею жизнью, и создал город кладбище-памятник.
Взявшийся за дело устройства его с необыкновенным рвением гласный думы С. В. Пучков рассказывал мне, какой действительно грандиозный памятник хочет воздвигнуть Москва павшим воинам.
Среди кладбища будет построен огромный храм, на проект для которого будет объявлен конкурс; по бокам кладбища будут возвышаться два групповых памятника. Здесь же предполагается устроить музей, посвященный этой войне.
Самый характер убранства кладбища будет отвечать тому, что его создало: вокруг памятников будут стоять неприятельские орудия; кладбище будет обнесено могилами, имеющими форму окопов; будет устроено подобие фортов.
Давая, что может, живым воинам, заботясь об их жизни, Москва хочет и павшим дать тоже все, что она может.
По-видимому, все это будет грандиозно, и ото всего от этого будет веять бранной суровостью. А пока это полно чего-то идиллического, и этот веселый, зеленый, беззаботный вид кладбища, по закону контраста, создает еще более тяжелое настроение:
Так противоречит эта идиллия своей страшной сущности.
Прекрасно устроено ты, великое Братское кладбище. Если есть какое-нибудь утешение в том, что дорогой покойник погребен в красивом уголке, что его могила окружена заботой, - родные погребенных здесь, конечно, получать это утешение и будут сюда приезжать. Но до какой степени хочется, чтобы не разрасталось ты, чтобы слишком просторными оказались для тебя эти многие десятины, которые ты занимаешь...»
- *) Деревянные дощечки на могилах поставлены временно - они будут заменены каменными или металлическими плитами с крестами.
- **) Федор Журавлев, денщик подполковника Соловьева, прибывший на фронт по выздоровлении от ран, был убит в первом же бою. К сожалению, тело этого редкого по душевным качествам человека не могло быть привезено в Москву. С. Пучков.