(no subject)
Раньше книги для того, чтобы читать, разрезали. Просматриваю каталог библиотеки Пушкина. Одна треть книг на русском, две трети на языках. И из пятисот русских наименований больше половины - его современники, собратья по цеху. А в каталоге к каждой книге примечания составителя: есть или нет пушкинские заметки. И разрезана, или нет. Или разрезана наполовину. И вот это "не разрезано" - как Пушкинский приговор.