Год 1980-й. Как я не стал стукачом.
Раз уж я стал в последнее время затрагивать в LiveJournal тему визуально-мемуарной истории Зеленограда, то позвольте представить на всеобщее рассмотрение один мемуар личного плана.
Как знают некоторые - а интернет-большинство (и не только интернет-) уже давно забыло, или просто не знало от рождения - в каждом структурном подразделении высшего учебного заведения, завода, НИИ и вообще-чего-угодно в СССР имелись стукачи, сообщавшие идеологическому руководству и Первому Отделу (т.е. местному отделению КГБ) о неблагонравном во всех смыслах - и не только политическом - поведении своих коллег.
Не могу сказать точно, сколько там уж должно было полагаться стукачей на институтскую группу, но моя мать, работавшая в высшей школе с 1956 года утверждала, что стукачей на группу полагалось два человека еще со сталинских времен. Мать училась в МГУ в 1951-1956 годах, и уж ей-то знать лучше.
Так вот, 6 августа 1980 г. я сдал второй и последний для себя вступительный экзамен в МИЭТ, то есть устную физику - поскольку у меня школьный аттестат имел средний балл 4.88, приравниваемый к 5.00, то в институт я поступал по так называемому «эксперименту» - то есть сдаешь два экзамена в сумме на 9 баллов, и зачислен! Тем более что зеленоградскому школьному выпуску-1980 очень повезло - Зеленоград тогда был закрытым городом, и на МИЭТ не распространялись сдвиги лета Олимпиады-80, когда вступительные экзамены в московских вузах стартовали только 1 сентября, а занятия - 1 октября. Многие мои одноклассники, не прошедшие в МИЭТ по баллам (а вступительные экзамены были весьма серьезные), просто брали в том году справку в приемной комиссии МИЭТа и отправлялись с ней в приемные комиссии московских вузов, которые в 1980-м страдали от недобора. И зачислялись туда.
Но что-то я отвлёкся. Так вот, сдав вступительные экзамены и отработав дней пять на «негритянских работах» как новоявленный студент - помнится, мы ровняли какие-то клумбы за 4-м корпусом МИЭТа, я озаботился соблюдением комсомольских формальностей. Каких таких формальностей? А очень просто: комитет комсомола МИЭТа приравнивался по своему уровню к райкому комсомола (еще бы - одних студентов более 3 100 душ), а раз так, то мне нужно было свою учётную карточку из этого самого Зеленоградского РК (райкома) ВЛКСМ (Всесоюзного Ленинского коммунистического союза молодежи = комсомола) переложить в комитет комсомола МИЭТа.
Ну что, съездил в райком, забрал карточку, и попёрся в МИЭТ еще по временному пропуску. Дело было где-то примерно 25 августа, и студбилетов нам еще не выдали. А где находился в МИЭТе комитет комсомола, я знал прекрасно, ибо с 8 по 10 класс ходил в МИЭТ на занятия ФМШ, то есть такой лажовой физико-математической школы, окончание которой чуть повышало шансы при поступлении собственно в МИЭТ.
Прихожу в комитет комсомола - а там сидит какой-то комсомольский начальник, весь в костюме и при галстуке. Я поздоровался и объяснил суть своего дела. Начальник возликовал, похвалил меня за сознательность, но добавил, что рано это я с комсомольскими делами заявился - постановка на учёт будет только в сентябре. Однако присоветовал «подождать пять минуточек» - ко мне, мол, будет разговор - и убежал куда-то.
Сижу, жду. Возвращается комсомолец минуты через две, а с ним унылый, но серьезный ветеран лет под 50. Ветеран сообщает, что ко мне есть серьезный разговор - но, мол, «давайте пройдем в другое помещение». И пошли мы в дверь с надписью «Первый отдел» - как помнят обучавшиеся в МИЭТе, он почти напротив комитета комсомола расположен был.
И начинают они вдвоем - комсомолец и ветеран - меня обрабатывать. Что, мол, сейчас непростое, но сложное время; враги строят козни против Советского Союза и далее в том же роде. Ну я сразу же понял, куда они клонят (спасибо родителям, подготовили), и так сижу помалкиваю. Наконец мне предлагают быть стукачом - ну не так прямо, конечно, а что «вы, как ответственный комсомолец, должны помогать нам в борьбе за высокую дисциплину и сознательность, blah-blah-blah…» Сразу же было оговорено, что это небескорыстно - у меня не было бы проблем с зачетами и экзаменами, и к стипендии у меня были бы значительные приплаты, аж 85 руб. в месяц (в МИЭТе обычная стипендия была 55 руб., полуповышенная 63.25 (+15%) и повышенная 68.75 (+25%)) - то есть моя «обычная» стипендия составляла бы 140 руб., т.е. больше моего первого инженерского оклада в 130 руб. в 1986 году.
Ничего мне не оставалось, как прикинуться дурачком и сказать, что на такую ответственную работу я не гожусь. Не гожусь, и всё. Отвязались они от меня, тем не менее, отчего-то быстро, минут через 20 - быть может, причиной тому был самодельный значок с надписью «Uriah Heep», который я тогда таскал на дивном мохнатом пиджаке. Задним числом мне сейчас удивительно, что эта история вообще не имела никакого продолжения - чего-чего, но неприятностей с органами в лице Первого Отдела у меня в институтские времена не было.
Я понимаю, что сейчас найдутся доброжелатели, которые сообщат мне, что если бы я стал стукачом - то сейчас был бы олигархом. Фигушки, вот как раз те, кто на нашем потоке был стукачами, никакой такой карьеры не то что в новое, но даже и в старое время не сделали. К тому же работа стукача была опасна и трудна: свои наблюдения за обществом они были обязаны записывать в секретную прошнурованную тетрадь, за утрату коей полагалось автоматическое исключение из комсомола и института. Такое произошло с одним гнусным типом, учившемся на нашем же факультете, но на год моложе.
Кстати говоря, стукачи обнаруживались как-то быстро - и их было действительно по две персоны на группу. Одним из них мог быть староста группы - но это правило соблюдалось далеко не всегда.
А выкупились все наши стукачи, как всегда, глупо и по инициативе родного государства: летом 1982-го, когда мы все отправились в стройотряд, для этих товарищей был организован специальный стройотряд - точнее говоря, они якобы работали на участке отмывки кремниевых пластин (на «Элме» или «Ангстреме», точнее не помню), и заработали денег соответственно своим рискам - рублей где-то по 900.
Такой вот исторический этюд, товарищи!
Как знают некоторые - а интернет-большинство (и не только интернет-) уже давно забыло, или просто не знало от рождения - в каждом структурном подразделении высшего учебного заведения, завода, НИИ и вообще-чего-угодно в СССР имелись стукачи, сообщавшие идеологическому руководству и Первому Отделу (т.е. местному отделению КГБ) о неблагонравном во всех смыслах - и не только политическом - поведении своих коллег.
Не могу сказать точно, сколько там уж должно было полагаться стукачей на институтскую группу, но моя мать, работавшая в высшей школе с 1956 года утверждала, что стукачей на группу полагалось два человека еще со сталинских времен. Мать училась в МГУ в 1951-1956 годах, и уж ей-то знать лучше.
Так вот, 6 августа 1980 г. я сдал второй и последний для себя вступительный экзамен в МИЭТ, то есть устную физику - поскольку у меня школьный аттестат имел средний балл 4.88, приравниваемый к 5.00, то в институт я поступал по так называемому «эксперименту» - то есть сдаешь два экзамена в сумме на 9 баллов, и зачислен! Тем более что зеленоградскому школьному выпуску-1980 очень повезло - Зеленоград тогда был закрытым городом, и на МИЭТ не распространялись сдвиги лета Олимпиады-80, когда вступительные экзамены в московских вузах стартовали только 1 сентября, а занятия - 1 октября. Многие мои одноклассники, не прошедшие в МИЭТ по баллам (а вступительные экзамены были весьма серьезные), просто брали в том году справку в приемной комиссии МИЭТа и отправлялись с ней в приемные комиссии московских вузов, которые в 1980-м страдали от недобора. И зачислялись туда.
Но что-то я отвлёкся. Так вот, сдав вступительные экзамены и отработав дней пять на «негритянских работах» как новоявленный студент - помнится, мы ровняли какие-то клумбы за 4-м корпусом МИЭТа, я озаботился соблюдением комсомольских формальностей. Каких таких формальностей? А очень просто: комитет комсомола МИЭТа приравнивался по своему уровню к райкому комсомола (еще бы - одних студентов более 3 100 душ), а раз так, то мне нужно было свою учётную карточку из этого самого Зеленоградского РК (райкома) ВЛКСМ (Всесоюзного Ленинского коммунистического союза молодежи = комсомола) переложить в комитет комсомола МИЭТа.
Ну что, съездил в райком, забрал карточку, и попёрся в МИЭТ еще по временному пропуску. Дело было где-то примерно 25 августа, и студбилетов нам еще не выдали. А где находился в МИЭТе комитет комсомола, я знал прекрасно, ибо с 8 по 10 класс ходил в МИЭТ на занятия ФМШ, то есть такой лажовой физико-математической школы, окончание которой чуть повышало шансы при поступлении собственно в МИЭТ.
Прихожу в комитет комсомола - а там сидит какой-то комсомольский начальник, весь в костюме и при галстуке. Я поздоровался и объяснил суть своего дела. Начальник возликовал, похвалил меня за сознательность, но добавил, что рано это я с комсомольскими делами заявился - постановка на учёт будет только в сентябре. Однако присоветовал «подождать пять минуточек» - ко мне, мол, будет разговор - и убежал куда-то.
Сижу, жду. Возвращается комсомолец минуты через две, а с ним унылый, но серьезный ветеран лет под 50. Ветеран сообщает, что ко мне есть серьезный разговор - но, мол, «давайте пройдем в другое помещение». И пошли мы в дверь с надписью «Первый отдел» - как помнят обучавшиеся в МИЭТе, он почти напротив комитета комсомола расположен был.
И начинают они вдвоем - комсомолец и ветеран - меня обрабатывать. Что, мол, сейчас непростое, но сложное время; враги строят козни против Советского Союза и далее в том же роде. Ну я сразу же понял, куда они клонят (спасибо родителям, подготовили), и так сижу помалкиваю. Наконец мне предлагают быть стукачом - ну не так прямо, конечно, а что «вы, как ответственный комсомолец, должны помогать нам в борьбе за высокую дисциплину и сознательность, blah-blah-blah…» Сразу же было оговорено, что это небескорыстно - у меня не было бы проблем с зачетами и экзаменами, и к стипендии у меня были бы значительные приплаты, аж 85 руб. в месяц (в МИЭТе обычная стипендия была 55 руб., полуповышенная 63.25 (+15%) и повышенная 68.75 (+25%)) - то есть моя «обычная» стипендия составляла бы 140 руб., т.е. больше моего первого инженерского оклада в 130 руб. в 1986 году.
Ничего мне не оставалось, как прикинуться дурачком и сказать, что на такую ответственную работу я не гожусь. Не гожусь, и всё. Отвязались они от меня, тем не менее, отчего-то быстро, минут через 20 - быть может, причиной тому был самодельный значок с надписью «Uriah Heep», который я тогда таскал на дивном мохнатом пиджаке. Задним числом мне сейчас удивительно, что эта история вообще не имела никакого продолжения - чего-чего, но неприятностей с органами в лице Первого Отдела у меня в институтские времена не было.
Я понимаю, что сейчас найдутся доброжелатели, которые сообщат мне, что если бы я стал стукачом - то сейчас был бы олигархом. Фигушки, вот как раз те, кто на нашем потоке был стукачами, никакой такой карьеры не то что в новое, но даже и в старое время не сделали. К тому же работа стукача была опасна и трудна: свои наблюдения за обществом они были обязаны записывать в секретную прошнурованную тетрадь, за утрату коей полагалось автоматическое исключение из комсомола и института. Такое произошло с одним гнусным типом, учившемся на нашем же факультете, но на год моложе.
Кстати говоря, стукачи обнаруживались как-то быстро - и их было действительно по две персоны на группу. Одним из них мог быть староста группы - но это правило соблюдалось далеко не всегда.
А выкупились все наши стукачи, как всегда, глупо и по инициативе родного государства: летом 1982-го, когда мы все отправились в стройотряд, для этих товарищей был организован специальный стройотряд - точнее говоря, они якобы работали на участке отмывки кремниевых пластин (на «Элме» или «Ангстреме», точнее не помню), и заработали денег соответственно своим рискам - рублей где-то по 900.
Такой вот исторический этюд, товарищи!