мое рекурсивное детство
КОРОМЫСЛО
или история возникновения этой истории
Он приехал из города. То ли мальчик, то ли уже юноша. То ли поэт,
то ли писатель... Короче Толиком его звали.
А тетка ему сказала, поди мол, набери в колодце воду, да коромысло возьми.
- Коромысло! - думал он по дороге к колодцу - Какое загадочное и мощное слово!
Какая в нем глубинная, добротная старина. Вот где нужно искать корни!
Толик не на шутку взволновался. Он искал тему для своего первого серьезного
романа, а тут такая кладезь, понимаешь. Или нет, для романа пожалуй маловато одного
коромысла подумалось Толику. Стих. Как есть стих, тлей буду, аж остановился Толик.
Вот ведь слово! Энергия так и прет! Стих напишу - куда там Маяковскому!
Это не слово это клич!
- Коромысло! - с выражением и вдохновением начал декламировать Толик в сторону
пасущейся коровы - Коромысло, коромысло! - тут Толик запнулся. Рифма что-то не получалась,
а корова замычала и направилась в его сторону. Он перехватил ведра и поспешил
пойти дальше.
Но ничего! Для военной повести как раз название что надо. Не обязательно ведь
если коромысло, то про старину. Слово может быть символом чего-либо. Например,
оно может быть паролем важным у разведчиков, чтобы никто не догадался...
Они погибают, они в окружении, никто не верит в то, что они живы,
но проходит немного времени
и фрицы к своему ужасу опять слышат в радиоэфире неизменное "Корыто, корыто,
я коромысло. Задание выполнило, воду доставило. Жду приказаний."
Навстречу Толику прошли две симпатичные девушки. Толик аж загляделся. Обязательно
в разведотряд нужно будет взять пару санитарок. Санитарки были такими красивыми,
что Толик забыл про разведчиков и стал думать про медсанбат. Бинты, смертельные
раны, суровые врачи, нежные санитарочки... Толик опомнился зачем и куда идет, только
когда увидел еще одну санитарку..., тьфу, еще одну девку с коромыслом и ведрами.
Она степенно шла будто верблюжица из богатого каравана. Коромысло, как ни странно
придавало ее походке известную грациозность.
"Да. Вот это да", подумалось Толику, "А ведь человечество многое потеряло с изобретением
водопровода... " Девушка, проходя мимо, посмотрела на Толика, мило улыбнулась,
но тут же засмущавшись отвела глаза куда-то в сторону и кажется даже немного
покраснела. Сердце Толика тут же забилось как двигатель у горбатого запорожца.
Он уже открыл рот что бы что-нибудь сказать, но ни одной подходящей
фразы не находилось, а девушка уже прошла мимо. Так Толик и остался
с раскрытым ртом. Он еще долго смотрел ей вслед, а когда она совсем скрылась,
ему ничего не оставалось, как продолжить свой путь. Он шел медленно, не замечая
ничего вокруг, с блаженной улыбкой на лице. Он найдет ее, найдет ее чего-бы
это ни стоило. Она прекрасна. Именно такая девушка у него должна быть.
Своей первой девушке он посвятит свой первый роман... или повесть... или
что там в конце концов получится. Срочно написать шедевр и на поиски любимой.
А вдруг у нее есть уже парень... У такой красивой обязательно должен быть парень.
Наверное спортсмен какой-нибудь... Толику стало тоскливо и одиноко. Невыносимо
тоскливо. Писать нужно о несчастной и безответной любви. Герой любит девушку, но
признаться в этом не может - у нее есть другой. Единственным утешением в жизни
являются утренние походы по воду, когда есть шанс столкнуться с ней к лицом
к лицу, но тут же они расходятся в разные стороны. На его плечах одно коромысло,
на ее нежных плечиках другое. Они вынуждены идти каждый своей дорогой,
потому, что тяжелый груз лежит на них и так уж сложилось, что нужно нести
воду каждому в свой дом... Коромысло как символ рока, судьбы...
Но тут судьба сыграла с Толиком злую шутку. Он было уже подумывал в каком
переплете издавать свой труд: в твердом или в мягком, как его грубо окликнули:
"Эй ты, с коромыслом, в очередь придурок! Или вас в колхозе совсем уже ничему
не учат?"
Оказывается, замечтавшись Толик, подошел прямо к колодцу, хотя следовало бы
отойти чуть подальше, ибо очередь действительно собралась довольно
большая. Причем похоже в основном из дачников: все были одеты как настоящие
оборванцы - прямо таки в лохмотья. Городские вообще считают, что на природе
они должны вести себя противоположным образом чем у себя дома. Это назвывается
у них "вырваться на свободу". В городе у них башмаки начищены, рубашки
выглажены, от всего веет крахмалом и дешевым порошком "Дося" (ну прямо свинство
какое-то), зато оказавшись в деревне каждый считает себя просто обязанным
найти какие-нибудь джинсы 10-ей давности, не по размеру пиджачок а-ля
"с папиного плеча" и полосатую кепку с дедушкиной лысины. Впрочем, "вырвавшись
на свободу", городские внешним видом не ограничиваются, а вообще и во всем
ведут себя иначе, нежели в нормальных условиях. Но справедливости ради, следует
сказать, что это продолжается недолго - гордские очень быстро устают,
природа приедается, и они вновь возвращаются к своим накрахмаленным отношениям
в клоаку вселенской чистоты и порядка. Примерно так думал про этих людей Толик,
после того как ему грубо нахамили. Действительно, со своим коромыслом он
выглядел белой вороной среди стаи горных козлов.
- От чего же эти люди такие злобные? Чем это коромысло им не понравилось?
А ведь на самом то деле, это над ними нужно посмеятся. Они считают себя
умнее, чем их предки. Считают, что пользуясь водопроводом, их место на
леснице эволюции выше, чем у тех кто не пользуется...
Да, раньше вода по-другому доставалась. А сейчас одни сантехники только
чего стоят нам. Мое будущее творение должно быть сатирическим опусом.
Коромысло как насмешка над прогрессом.
Толик саркастически ухмыльнулся и брезгливо оглядел окружающих. - Тоже мне
homo sapiens. Живут и не понимают всей нелепости своей жизни. Homo roboticus
разве что. Что ж будем высмеивать.
Но долго высмеивать не пришлось - быстро подошла очередь Толика.
Он поставил свои ведра подле колодца и закинул черпак. Тот с шумом и
грохотом полетел вниз пока не плюхнулся в воду.
Оказалось, что труд может сделать, не только человека из обезьяны, но и инвалида
из человека, особенно если труд тяжелый, хотя бы как этот черпак с водой.
- Мы совершенно не правильно живем - активно мыслил Анатолий, схатившись двумя
руками за ручку от колодезного барабана - прогресс в одном, означает обязательно
деградацию в другом. Либо ум, либо сила. А я совесем слабенький... и... и...
и рассуждать больше не хотелось. Толику стало ужасно стыдно, что он не может
вытащить это злополучное ведро. Но на помощь пришел один из дачников, который
вовремя подхватил ручку от барабана и вытащил черпак. Потом он набрал Толику
еще одно ведро и помог коромыслом зацепить ведра.
- Спасибо - тихонечко, стараясь не смотреть дачнику в глаза, сказал Толик. И
медленно, стараясь сохранить равновесие, пошел в обратный путь.
- Ну ладно,- думал уже погрустневший и отяжелевший под весом ведер, Толик.-
Действительно зря я так легкомысленно отнесся к этому коромыслу. Это же ярмо.
Это же хомут!!! Это же хомут на шее трудового народа. Нужно писать социальный
роман. О неравенстве, о несправедливости. А "Коромысло", такому роману, название
очень подходящее.
Какой символизм. Балансировка на грани. Только мудрый, только выдержанный
человек донесет полные ведра не пролив ни одной капли. Не пролив ни одной
капли!!! Да это же про кровь!!! Народ, сжав зубы тянет на себе хомут, вперед,
к светлому будующему. Очень аккуратно тянет, понимает, что пролив кровь, нужно
будет возвращаться назад, к колодцу. Этот роман про наш русский народ, что
столько терпел, да терпеть будет. Глаза Толика покраснели, он сжав зубы
мрачно шел, тяжело передвигая ноги. В этот момент Толик вообще напоминал
одного из героев картины Репина "Бурлаки на Волге".
Наконец-то он дошел до калитки, за которой его встречала тетка.
Она не успела его остановить. Так как коромысло он нес на спине, поперек движению,
то проходя через калитку, ведра зацепились о забор и опрокинулись.
- Ах, ты олух царя небесного - воскликнула тетка - тебе что в ведре, что в решете
воду носить.
Слов больше у тетки не было. Только рукой и махнула, сама по воду пошла,
а Толику дала лукошко с малиной, чтоб не дулся.
Но Толик все равно обиделся, особенно на олуха - кто же это такой и зачем он нужен
царю небесному... и вообще могла бы посочувствовать... и вообще...
но потом малина Толика смягчила и он вновь стал думать как назвать свой первый роман.
или история возникновения этой истории
Он приехал из города. То ли мальчик, то ли уже юноша. То ли поэт,
то ли писатель... Короче Толиком его звали.
А тетка ему сказала, поди мол, набери в колодце воду, да коромысло возьми.
- Коромысло! - думал он по дороге к колодцу - Какое загадочное и мощное слово!
Какая в нем глубинная, добротная старина. Вот где нужно искать корни!
Толик не на шутку взволновался. Он искал тему для своего первого серьезного
романа, а тут такая кладезь, понимаешь. Или нет, для романа пожалуй маловато одного
коромысла подумалось Толику. Стих. Как есть стих, тлей буду, аж остановился Толик.
Вот ведь слово! Энергия так и прет! Стих напишу - куда там Маяковскому!
Это не слово это клич!
- Коромысло! - с выражением и вдохновением начал декламировать Толик в сторону
пасущейся коровы - Коромысло, коромысло! - тут Толик запнулся. Рифма что-то не получалась,
а корова замычала и направилась в его сторону. Он перехватил ведра и поспешил
пойти дальше.
Но ничего! Для военной повести как раз название что надо. Не обязательно ведь
если коромысло, то про старину. Слово может быть символом чего-либо. Например,
оно может быть паролем важным у разведчиков, чтобы никто не догадался...
Они погибают, они в окружении, никто не верит в то, что они живы,
но проходит немного времени
и фрицы к своему ужасу опять слышат в радиоэфире неизменное "Корыто, корыто,
я коромысло. Задание выполнило, воду доставило. Жду приказаний."
Навстречу Толику прошли две симпатичные девушки. Толик аж загляделся. Обязательно
в разведотряд нужно будет взять пару санитарок. Санитарки были такими красивыми,
что Толик забыл про разведчиков и стал думать про медсанбат. Бинты, смертельные
раны, суровые врачи, нежные санитарочки... Толик опомнился зачем и куда идет, только
когда увидел еще одну санитарку..., тьфу, еще одну девку с коромыслом и ведрами.
Она степенно шла будто верблюжица из богатого каравана. Коромысло, как ни странно
придавало ее походке известную грациозность.
"Да. Вот это да", подумалось Толику, "А ведь человечество многое потеряло с изобретением
водопровода... " Девушка, проходя мимо, посмотрела на Толика, мило улыбнулась,
но тут же засмущавшись отвела глаза куда-то в сторону и кажется даже немного
покраснела. Сердце Толика тут же забилось как двигатель у горбатого запорожца.
Он уже открыл рот что бы что-нибудь сказать, но ни одной подходящей
фразы не находилось, а девушка уже прошла мимо. Так Толик и остался
с раскрытым ртом. Он еще долго смотрел ей вслед, а когда она совсем скрылась,
ему ничего не оставалось, как продолжить свой путь. Он шел медленно, не замечая
ничего вокруг, с блаженной улыбкой на лице. Он найдет ее, найдет ее чего-бы
это ни стоило. Она прекрасна. Именно такая девушка у него должна быть.
Своей первой девушке он посвятит свой первый роман... или повесть... или
что там в конце концов получится. Срочно написать шедевр и на поиски любимой.
А вдруг у нее есть уже парень... У такой красивой обязательно должен быть парень.
Наверное спортсмен какой-нибудь... Толику стало тоскливо и одиноко. Невыносимо
тоскливо. Писать нужно о несчастной и безответной любви. Герой любит девушку, но
признаться в этом не может - у нее есть другой. Единственным утешением в жизни
являются утренние походы по воду, когда есть шанс столкнуться с ней к лицом
к лицу, но тут же они расходятся в разные стороны. На его плечах одно коромысло,
на ее нежных плечиках другое. Они вынуждены идти каждый своей дорогой,
потому, что тяжелый груз лежит на них и так уж сложилось, что нужно нести
воду каждому в свой дом... Коромысло как символ рока, судьбы...
Но тут судьба сыграла с Толиком злую шутку. Он было уже подумывал в каком
переплете издавать свой труд: в твердом или в мягком, как его грубо окликнули:
"Эй ты, с коромыслом, в очередь придурок! Или вас в колхозе совсем уже ничему
не учат?"
Оказывается, замечтавшись Толик, подошел прямо к колодцу, хотя следовало бы
отойти чуть подальше, ибо очередь действительно собралась довольно
большая. Причем похоже в основном из дачников: все были одеты как настоящие
оборванцы - прямо таки в лохмотья. Городские вообще считают, что на природе
они должны вести себя противоположным образом чем у себя дома. Это назвывается
у них "вырваться на свободу". В городе у них башмаки начищены, рубашки
выглажены, от всего веет крахмалом и дешевым порошком "Дося" (ну прямо свинство
какое-то), зато оказавшись в деревне каждый считает себя просто обязанным
найти какие-нибудь джинсы 10-ей давности, не по размеру пиджачок а-ля
"с папиного плеча" и полосатую кепку с дедушкиной лысины. Впрочем, "вырвавшись
на свободу", городские внешним видом не ограничиваются, а вообще и во всем
ведут себя иначе, нежели в нормальных условиях. Но справедливости ради, следует
сказать, что это продолжается недолго - гордские очень быстро устают,
природа приедается, и они вновь возвращаются к своим накрахмаленным отношениям
в клоаку вселенской чистоты и порядка. Примерно так думал про этих людей Толик,
после того как ему грубо нахамили. Действительно, со своим коромыслом он
выглядел белой вороной среди стаи горных козлов.
- От чего же эти люди такие злобные? Чем это коромысло им не понравилось?
А ведь на самом то деле, это над ними нужно посмеятся. Они считают себя
умнее, чем их предки. Считают, что пользуясь водопроводом, их место на
леснице эволюции выше, чем у тех кто не пользуется...
Да, раньше вода по-другому доставалась. А сейчас одни сантехники только
чего стоят нам. Мое будущее творение должно быть сатирическим опусом.
Коромысло как насмешка над прогрессом.
Толик саркастически ухмыльнулся и брезгливо оглядел окружающих. - Тоже мне
homo sapiens. Живут и не понимают всей нелепости своей жизни. Homo roboticus
разве что. Что ж будем высмеивать.
Но долго высмеивать не пришлось - быстро подошла очередь Толика.
Он поставил свои ведра подле колодца и закинул черпак. Тот с шумом и
грохотом полетел вниз пока не плюхнулся в воду.
Оказалось, что труд может сделать, не только человека из обезьяны, но и инвалида
из человека, особенно если труд тяжелый, хотя бы как этот черпак с водой.
- Мы совершенно не правильно живем - активно мыслил Анатолий, схатившись двумя
руками за ручку от колодезного барабана - прогресс в одном, означает обязательно
деградацию в другом. Либо ум, либо сила. А я совесем слабенький... и... и...
и рассуждать больше не хотелось. Толику стало ужасно стыдно, что он не может
вытащить это злополучное ведро. Но на помощь пришел один из дачников, который
вовремя подхватил ручку от барабана и вытащил черпак. Потом он набрал Толику
еще одно ведро и помог коромыслом зацепить ведра.
- Спасибо - тихонечко, стараясь не смотреть дачнику в глаза, сказал Толик. И
медленно, стараясь сохранить равновесие, пошел в обратный путь.
- Ну ладно,- думал уже погрустневший и отяжелевший под весом ведер, Толик.-
Действительно зря я так легкомысленно отнесся к этому коромыслу. Это же ярмо.
Это же хомут!!! Это же хомут на шее трудового народа. Нужно писать социальный
роман. О неравенстве, о несправедливости. А "Коромысло", такому роману, название
очень подходящее.
Какой символизм. Балансировка на грани. Только мудрый, только выдержанный
человек донесет полные ведра не пролив ни одной капли. Не пролив ни одной
капли!!! Да это же про кровь!!! Народ, сжав зубы тянет на себе хомут, вперед,
к светлому будующему. Очень аккуратно тянет, понимает, что пролив кровь, нужно
будет возвращаться назад, к колодцу. Этот роман про наш русский народ, что
столько терпел, да терпеть будет. Глаза Толика покраснели, он сжав зубы
мрачно шел, тяжело передвигая ноги. В этот момент Толик вообще напоминал
одного из героев картины Репина "Бурлаки на Волге".
Наконец-то он дошел до калитки, за которой его встречала тетка.
Она не успела его остановить. Так как коромысло он нес на спине, поперек движению,
то проходя через калитку, ведра зацепились о забор и опрокинулись.
- Ах, ты олух царя небесного - воскликнула тетка - тебе что в ведре, что в решете
воду носить.
Слов больше у тетки не было. Только рукой и махнула, сама по воду пошла,
а Толику дала лукошко с малиной, чтоб не дулся.
Но Толик все равно обиделся, особенно на олуха - кто же это такой и зачем он нужен
царю небесному... и вообще могла бы посочувствовать... и вообще...
но потом малина Толика смягчила и он вновь стал думать как назвать свой первый роман.