Добровольно-принудительное участие в митингах и демонстрациях. Как это было четверть века назад.
Добровольно-принудительное участие в митингах и демонстрациях. Как это было четверть века назад.
Предыстория.
В отличие от Антона Носика в комсомол я вступил в 1981 году абсолютно добровольно и был там очень даже активен, потому как полагал тогда, что надо не критиковать систему извне, а улучшать ее изнутри. Наивный еврейский 14-летний юноша... Зато получил очень увлекательный опыт, будучи «заместителем секретаря комитета комсомола школы по идейно-воспитательной, военно-патриотической и интернациональной работе» (жуть!) и в это м качестве участником «чего-то там» сначала в Ленинградском, а затем в Краснопресненском райкомах комсомола. Чтобы не так жутко звучало, должен добавить, что еще одним замом этого секретаря был некто Рубинштейн, а сам секретарь комсомольской организации носил фамилию... Шнеерсон.
Однако, членство в сей замечательной организации не спасло в 1984 году выпускника физтеховского класса от двойки на ПИСЬМЕННОМ (где все работы якобы анонимны) вступительном экзамене по математике в МИЭМ. Вместе со мной такие двойки получили еще 36 человек, из них 18 фамилий говорили сами за себя: Рабинович, Шоломович, Гольденберг, Гальперин и т. п. А вторые 18, вероятно, имели бабушек скорее подходящих для раввината и израильского консульства, чем для работы на советских «почтовых ящиках» - при поступлении требовалось заполнять анкету с указанием не только ФИО, места и даты рождения, национальности и партийности родителей, но и указывать полное ФИО дедушек и бабушек.
В результате я без проблем поступил на вечернее отделение МАДИ и пошел работать в проектный институт (эта история тоже заслуживает отдельного рассказа), а в сентябре 1985 без потери перевелся на 2-ой курс дневного отделения. Для окончательного утверждения моего перевода требовалось до начала декабря (т. е. за 3 месяца) сдать 8 экзаменов и зачетов - разницу между программами вечернего и дневного обучения на первом курсе - параллельно обучаясь по программе второго курса дневного отделения.
Демонстрация.
Задачка была не из простых, но к ней с совершенно неожиданной стороны добавилась еще одна... Новоизбранный генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев (напомню, что 1985 - это когда Горбачев уже генсек, но еще до 27 съезда КПСС в 1986, когда был сильно обновлен партаппарат и состав ЦК) объявил, что о том, что трудящиеся выйдут на свою демонстрацию 7 ноября на Красную площадь не по разнарядкам, которые райкомы всегда давали на крупные московские заводы и предприятия, а по зову сердца... Сотрудников московского горкома и райкомов партии в этот момент хватила кондрашка - они меньше всех верили, что московские трудящиеся могут выйти на демонстрацию по зову сердца. При этом ослушаться генсека они тоже никак не могли... Думали, думали и придумали: пусть сначала идут те, кто «по зову сердца», а замыкать эту вакханалию будет организованная Сводная колонная московского студенчества! Давать разнарядки по ВУЗам никто ведь не запрещал! А как эту сводную колонну сделать организованной? Правильно, нужн на протяжении сентября-октября организовать НОЧНЫЕ тренировки специально выделенных каждым ВУЗом студентов на той самой Красной площади. В моем родном МАДИ поступили просто - второкурсники всех факультетов, кроме нашего отправились в подмосковные колхозы на уборку урожая картошки, а наш - на ночные тренировки. Я категорически отказался участвовать в этом шоу, заявив секретарю комсомольской организации факультета - юной аспирантке, тратившей всю свою кипучую энергию не на личную, а на общественную жизнь, - что у меня есть более важная задача и если я не сдам эти 8 переводных экзаменов, то меня просто отчислят из института. В ответ она мне заявила, что доведет мое личное дело до исключения из комсомола, что по тем временам означало автоматическое отчисление. Я полез на рожон и мы с ней совместными усилиями действительно добились того, что в октябре 1985 года на выездном заседании Фрунзенского райкома ВЛКСМ города Москвы слушалось личное дело комсомольца Палея. Заседание длилось примерно 5 минут. Председательствующий задал мне вопрос «что я могу сказать в свое оправдание?», я ответил, что-то в духе того, что Ленин завещал нам «учиться, учиться и учиться», а не «маршировать, маршировать и маршировать». Все присутствующие просто «ушли под стол» от неумного хохота, а когда вернулись в исходное положение, объявили мне строгий выговор «за непонимание важности репетиции ноябрьской демонстрации на Красной площади в Москве». За выговор из института не исключали. Всем спасибо, все свободны. Я пошел учиться, а юная аспирантка - командовать парадом, но не мной.
P.S. Экзамены я, конечно, сдал и второй курс успешно закончил, после чего, как и абсолютное большинство моих ровесников, получил «академический отпуск для прохождения действительной военной службы», но это «уже совсем другая история».
P.P.S. После своего возвращения через три года из «академки» («отпуск» я провел в рядах ВМФ) я снова встретил ту аспирантку. Теперь это была взрослая замужняя дама, мама и серьезный ученый, от былой общественной гиперактивности не осталось и следа.