Моя первая статья харьковская "Арт-Мозаика" 2001
Современная контркультура, как на конвейере, поставляет кумиров для молодёжи. Выбор огромен и разнообразен. Ничего не имею против - пока существуют деньги, спрос будет рождать производство, и наоборот, ну да Бог с ним не о Карле Марксе разговор.… Другое дело, что в нашем сознании их лица ассоциируются с глянцевыми обложками журналов, колонками светских сплетен и слухов в масс-медиа. Мы уже привыкли видеть их имена на стенах наших подъездов в разнообразных граффити и так далее. Чаще всего - это результат хорошо продуманной рекламы, пи-ара, вложенных денег, - короля всегда играет его свита. Но бывает иначе…. Сегодня я бы хотел сказать о человеке, который создал себя сам, без продюсеров и имиджмейкеров, без радиоротаций и концертных туров. Только усилием своих рук, усилием своего голоса, силой своих лёгких. Только своим космическим талантом.
Он пришёл, чтобы остаться.
У Джима Мориссона был телефон, по которому он разговаривал с Богом. У Дрантия не было телефона для этого он был слишком беден, но у Бога был телефон, по которому он разговаривал с Дыром. Красивая история? Это одна из многочисленных легенд о Вениамине Д1Аркине, Дрантие, Дыре или просто Вене Дыркине, один из мифов, которыми богат наш косноязычный фольклор. А перечень имён - это не цитата из ориентировки на матёрого уголовника - это варианты имени одного из самых талантливых поэтов нашего времени. Имя человека, обладавшего Светлым Даром космической силы. Последний поэт нашей страны, человек, который пришёл из ниоткуда, вспыхнул как метеор, и так же легко и незаметно ушёл в безвестность. Дрантий умирал в кругу друзей и близких в абсолютном одиночестве, никем по большому счёту непризнанный и непонятый. Мир не сумел оценить его таланта.
Его смерти никто не заметил - только потом, спустя много времени, стало как-то пусто без его новых песен, а в старых неожиданно для себя обнаруживалось такая пронзительная чистота и искренность замысловатых стихотворных оборотов, что оставалось только всплеснуть руками и как обычно восклицать - «Да как же так! Господи, а что остаётся нам?».
Веня Дыркин оставил после себя бесконечное количество легенд, несколько кассет фестивальных и «кухонных» концертов, плюс студийный (один единственный) диск, приличную концертную запись Белгородского концерта (который, кстати, состоялся 25 мая 1997 года, в один день с Летовским Полигоном) и множество великолепных, мастерски написанных песен. Песен, которые сегодня поют в подземных переходах нежные девочки-хиппи и суровые патлатые панки, их можно услышать у ночного альпинистского костра и на кухне любой студенческой общаги. И сейчас Дрантий продолжает существовать не столько в кассетах и дисках, сколько в своих замечательных балладах, уже утративших имя своего автора и приземлённых до уровня дворового Френсиса Гойи, который немелодично поёт о том «как это всё достало».
Прислушайтесь, может быть, где-то совсем неподалёку, в подъезде или беседке, уличная шпана напевает под пресловутые «три аккорда»:
«А я сегодня Хучи-мен,
Хучи-Мен.
А ты сегодня Чио-сан,
Чио-Сан.
И ты узнаешь без проблем
Мой в ромашку «ситроен»
По квадратным колесам,
Ша-лу-ла.
И ты идёшь по городу,
А за тобой летят бабочки,
И где ступают твои лодочки,-
Там распускаются цветы…»
Не было у него никакого «ситроена» и в миру Веня Дыркин (Дырявые Вены - Веня Дыркин, это один из вариантов возникновения Сашиного второго «сценического» имени, есть и другие варианты - все не перечислишь, но это уже не так важно) был Сашей Литвиновым, обаятельным раздолбаем, непоседливым студентом сельхозинститута и Странником с гитарой. Саша родился и вырос в Свердловске, шахтёрском городке-крохе неподалёку от более известного своими подпольщиками Краснодона и его не слишком длинная биография вмещает в себя стандартные факты - школа, армия, институт, семья, жена. Были и нестандартные - странные сказки, песни, гитарные аккорды, которые не возможно повторить, пилигримаж через всю страну с гитарой и буханкой хлеба в рюкзаке, признание в узком кругу поэтов, бардов и разных прочих маргиналов - всё вроде бы по накатанной колее к взлёту.… Но страшная, неизлечимая болезнь (врачи только разводили руками - редчайшая неизученная форма рака) перечеркнула всё, прервав Сашин взлёт на отметке двадцать девять.
«… Мне по ранней дорожке,
До беззубой старушки,
Пауки в паутинке
И Шолом-Алейхем…»
Но и в эти без малого тридцать лет Александр Литвинов смог уместить целую бесконечность, маленький романтический островок, не тронутый едкой плесенью фальши и житейской обыденности. Саша вряд ли боялся этой беззубой старушки - смерть в контексте всей его жизни не могла изменить ничего.
Сейчас так и тянет втиснуть здесь в текст гениальные строки Владимира Высоцкого о том, что «кто-то высмотрел плод, что не спел», и ещё раз кропотливо пересмотреть Сашину биографию. Дело не в этом. Сейчас уже безразлично, как он рос, как он жил, с кем он пил или спал. Важно другое - отряд снова не заметил потери бойца. Крик снова ушёл в пустоту и нам опять осталось только эхо. Обидно, но Сашин взлёт пришёлся как раз на ту жутковатую эпоху безвременья и пустоты, когда потерянное поколение дворников и сторожей, «революционеры в теории», плюнув на «город золотой под небом голубым», с головой ушли в зарабатывание денег, улицы стали принадлежать бритоголовым недоумкам со словарным запасом в десять слов, а деньги заменили все ценности, которые ещё и были в нашем обществе.
Саша появился именно тогда, из ниоткуда - обаятельный молодой человек с гитарой, который пел сильным красивым голосом свои непростые песни. Он пел для тесных дружеских компаний и совсем крохотных аудиторий, которые очень часто представляли кухни или подвалы. Потом будут триумфальный Белгород, Оскольдская Лира, и многое другое, что в течении нескольких лет станет богатейшим пластом контркультуры, своеобразным фольклором андеграунда.
Сейчас высоколобая «Богэма» и прочая интеллектуальная братия брезгливо морщится при упоминании имени Дыркина - да необычен, да талантлив, но как можно на полном серьёзе петь? - «Я прощаю тебе/Все четыре рубля с мелочью/За крем-брюле и к**аб-люля/Спасибо, не за что!/, - не понимая, что по ёмкости и искренности песням Саши Литвинова нет равных на всём бардовском музыкальном поле. Его любая, даже чисто «стёбовая» поэзия была музыкальной. А Александр Литвинов был музыкален - многие его гитарные аккорды и прочие хитрые струнные финты затрудняются повторить «один в один» признанные гитарные асы. Причём у Литвинова в оригинале все эти хитрости и заморочки в песнях, как бы между прочим - главное текст, который ложится на его голос, как, наверное, ложились на холст краски Рафаэля. Голосом Саша мог творить самые невероятные штуки. Чего стоит один припев в «Гномах».
Но прежде всего текст. У многих в памяти Саша остался изысканным, гениальным поэтом, способным сочетать браком белую розу с чёрной жабой. Существует утверждение, что настоящие поэты в чём-то повторяют судьбу Иисуса Христа, поднимая свой крест на вершину своей собственной Голгофы. У Александра Литвинова получилось своё доказательство этой теоремы. В недалёком будущем, когда стихи, песни и сказки Саши займут своё место в отечественной литературе, не сомневаюсь что-то подобное напишут в хрестоматийных жизнеописаниях его бытия. Потом наш заражённый логикой мир бросится, сбиваясь с ног восторгаться, искать скрытый смысл и витийствовать над могилой поэта….. Наверняка это занятие станет коммерчески выгодным, но останется совершенно бесполезным. Сашины песни находятся за пределами логики или критики, и шифр к ним подбирать - напрасное занятие. Это как крик души в чистом виде, - на каком языке, какими словами?
«Безнадёга», «Рябиной за окном», «Парус надежды» - я могу продолжить список теперь уже бессмертных Сашиных шедевров. Но как у любого поэта, у Саши Литвинова есть вершина всего творчества, пик, за которым, как говорил один симпатичный датский пацан - только тишина. Тишина потрясения, удивления, восторга. Если вы хоть раз слышали Веню Дыркина, вы поняли о чём идёт речь. «Мельница», «Вари-дари-ой-да», «Матушка-Игуменья» - это разночтения в названии трогательной лирической баллады, которая потрясает заложенным в ней смыслом. Песня из разряда «Привередливых коней», «Нюркиных песен», и если хотите «Владимирских централов» - тут уж кому что нравится. Песня на все времена, что если верить хипповским преданиям - прослушав ровно в полночь «Мельницу» можно запросто увидеть подлинное лицо таинственного мастера Леонардо. Сильно смахивает на голливудский «Candiman», но по собственному опыту имею смелость утверждать - пару очень неприятных минут при подобном эксперименте я пережил. И если верить хиппам - «Мельница» это очень старая, старая песня - просто Саша её спел. Это вне логики….
Создаётся впечатление, что Литвинов наполнил эту балладу древними, одному только ему известными наговорами, Приоткрывающими завесу между реальным миром и той гранью, за которой лежат волшебные заповедные поля….
Ой-да, ой-да, вари-дари, ой-да.
Старая мельница, ей сотни лет,
Вход всем всегда открыт,
Ночью в окне горит странный свет,
Утром на пороге - следы копыт…..
Мне подали воды,-
То живая вода,
Но к ногам пролила
И пожухла трава.
Поняла, что обман,
Поняла, что беда!!!
Не вода - это матушка -
Кровь.
Она крутит у них жернова….
Саша умирал в подмосковном Королёве, в августе 1999 года. Стояла жара, но когда он уходил, поднялся лёгкий ветер. Уходя он процитировал себя - «Ну всё я пошёл…. Шалабуда - Буда…», окончательно становясь Веней Дыркиным. И сбылась наконец его мечта, где город с куполами, золотые ворота….
Это уже не миф. Ведь он вернулся с неба, принёс гостинцы, вот это - людям, вот это детям, а это птицам….
This game has no name.
Он пришёл, чтобы остаться.
У Джима Мориссона был телефон, по которому он разговаривал с Богом. У Дрантия не было телефона для этого он был слишком беден, но у Бога был телефон, по которому он разговаривал с Дыром. Красивая история? Это одна из многочисленных легенд о Вениамине Д1Аркине, Дрантие, Дыре или просто Вене Дыркине, один из мифов, которыми богат наш косноязычный фольклор. А перечень имён - это не цитата из ориентировки на матёрого уголовника - это варианты имени одного из самых талантливых поэтов нашего времени. Имя человека, обладавшего Светлым Даром космической силы. Последний поэт нашей страны, человек, который пришёл из ниоткуда, вспыхнул как метеор, и так же легко и незаметно ушёл в безвестность. Дрантий умирал в кругу друзей и близких в абсолютном одиночестве, никем по большому счёту непризнанный и непонятый. Мир не сумел оценить его таланта.
Его смерти никто не заметил - только потом, спустя много времени, стало как-то пусто без его новых песен, а в старых неожиданно для себя обнаруживалось такая пронзительная чистота и искренность замысловатых стихотворных оборотов, что оставалось только всплеснуть руками и как обычно восклицать - «Да как же так! Господи, а что остаётся нам?».
Веня Дыркин оставил после себя бесконечное количество легенд, несколько кассет фестивальных и «кухонных» концертов, плюс студийный (один единственный) диск, приличную концертную запись Белгородского концерта (который, кстати, состоялся 25 мая 1997 года, в один день с Летовским Полигоном) и множество великолепных, мастерски написанных песен. Песен, которые сегодня поют в подземных переходах нежные девочки-хиппи и суровые патлатые панки, их можно услышать у ночного альпинистского костра и на кухне любой студенческой общаги. И сейчас Дрантий продолжает существовать не столько в кассетах и дисках, сколько в своих замечательных балладах, уже утративших имя своего автора и приземлённых до уровня дворового Френсиса Гойи, который немелодично поёт о том «как это всё достало».
Прислушайтесь, может быть, где-то совсем неподалёку, в подъезде или беседке, уличная шпана напевает под пресловутые «три аккорда»:
«А я сегодня Хучи-мен,
Хучи-Мен.
А ты сегодня Чио-сан,
Чио-Сан.
И ты узнаешь без проблем
Мой в ромашку «ситроен»
По квадратным колесам,
Ша-лу-ла.
И ты идёшь по городу,
А за тобой летят бабочки,
И где ступают твои лодочки,-
Там распускаются цветы…»
Не было у него никакого «ситроена» и в миру Веня Дыркин (Дырявые Вены - Веня Дыркин, это один из вариантов возникновения Сашиного второго «сценического» имени, есть и другие варианты - все не перечислишь, но это уже не так важно) был Сашей Литвиновым, обаятельным раздолбаем, непоседливым студентом сельхозинститута и Странником с гитарой. Саша родился и вырос в Свердловске, шахтёрском городке-крохе неподалёку от более известного своими подпольщиками Краснодона и его не слишком длинная биография вмещает в себя стандартные факты - школа, армия, институт, семья, жена. Были и нестандартные - странные сказки, песни, гитарные аккорды, которые не возможно повторить, пилигримаж через всю страну с гитарой и буханкой хлеба в рюкзаке, признание в узком кругу поэтов, бардов и разных прочих маргиналов - всё вроде бы по накатанной колее к взлёту.… Но страшная, неизлечимая болезнь (врачи только разводили руками - редчайшая неизученная форма рака) перечеркнула всё, прервав Сашин взлёт на отметке двадцать девять.
«… Мне по ранней дорожке,
До беззубой старушки,
Пауки в паутинке
И Шолом-Алейхем…»
Но и в эти без малого тридцать лет Александр Литвинов смог уместить целую бесконечность, маленький романтический островок, не тронутый едкой плесенью фальши и житейской обыденности. Саша вряд ли боялся этой беззубой старушки - смерть в контексте всей его жизни не могла изменить ничего.
Сейчас так и тянет втиснуть здесь в текст гениальные строки Владимира Высоцкого о том, что «кто-то высмотрел плод, что не спел», и ещё раз кропотливо пересмотреть Сашину биографию. Дело не в этом. Сейчас уже безразлично, как он рос, как он жил, с кем он пил или спал. Важно другое - отряд снова не заметил потери бойца. Крик снова ушёл в пустоту и нам опять осталось только эхо. Обидно, но Сашин взлёт пришёлся как раз на ту жутковатую эпоху безвременья и пустоты, когда потерянное поколение дворников и сторожей, «революционеры в теории», плюнув на «город золотой под небом голубым», с головой ушли в зарабатывание денег, улицы стали принадлежать бритоголовым недоумкам со словарным запасом в десять слов, а деньги заменили все ценности, которые ещё и были в нашем обществе.
Саша появился именно тогда, из ниоткуда - обаятельный молодой человек с гитарой, который пел сильным красивым голосом свои непростые песни. Он пел для тесных дружеских компаний и совсем крохотных аудиторий, которые очень часто представляли кухни или подвалы. Потом будут триумфальный Белгород, Оскольдская Лира, и многое другое, что в течении нескольких лет станет богатейшим пластом контркультуры, своеобразным фольклором андеграунда.
Сейчас высоколобая «Богэма» и прочая интеллектуальная братия брезгливо морщится при упоминании имени Дыркина - да необычен, да талантлив, но как можно на полном серьёзе петь? - «Я прощаю тебе/Все четыре рубля с мелочью/За крем-брюле и к**аб-люля/Спасибо, не за что!/, - не понимая, что по ёмкости и искренности песням Саши Литвинова нет равных на всём бардовском музыкальном поле. Его любая, даже чисто «стёбовая» поэзия была музыкальной. А Александр Литвинов был музыкален - многие его гитарные аккорды и прочие хитрые струнные финты затрудняются повторить «один в один» признанные гитарные асы. Причём у Литвинова в оригинале все эти хитрости и заморочки в песнях, как бы между прочим - главное текст, который ложится на его голос, как, наверное, ложились на холст краски Рафаэля. Голосом Саша мог творить самые невероятные штуки. Чего стоит один припев в «Гномах».
Но прежде всего текст. У многих в памяти Саша остался изысканным, гениальным поэтом, способным сочетать браком белую розу с чёрной жабой. Существует утверждение, что настоящие поэты в чём-то повторяют судьбу Иисуса Христа, поднимая свой крест на вершину своей собственной Голгофы. У Александра Литвинова получилось своё доказательство этой теоремы. В недалёком будущем, когда стихи, песни и сказки Саши займут своё место в отечественной литературе, не сомневаюсь что-то подобное напишут в хрестоматийных жизнеописаниях его бытия. Потом наш заражённый логикой мир бросится, сбиваясь с ног восторгаться, искать скрытый смысл и витийствовать над могилой поэта….. Наверняка это занятие станет коммерчески выгодным, но останется совершенно бесполезным. Сашины песни находятся за пределами логики или критики, и шифр к ним подбирать - напрасное занятие. Это как крик души в чистом виде, - на каком языке, какими словами?
«Безнадёга», «Рябиной за окном», «Парус надежды» - я могу продолжить список теперь уже бессмертных Сашиных шедевров. Но как у любого поэта, у Саши Литвинова есть вершина всего творчества, пик, за которым, как говорил один симпатичный датский пацан - только тишина. Тишина потрясения, удивления, восторга. Если вы хоть раз слышали Веню Дыркина, вы поняли о чём идёт речь. «Мельница», «Вари-дари-ой-да», «Матушка-Игуменья» - это разночтения в названии трогательной лирической баллады, которая потрясает заложенным в ней смыслом. Песня из разряда «Привередливых коней», «Нюркиных песен», и если хотите «Владимирских централов» - тут уж кому что нравится. Песня на все времена, что если верить хипповским преданиям - прослушав ровно в полночь «Мельницу» можно запросто увидеть подлинное лицо таинственного мастера Леонардо. Сильно смахивает на голливудский «Candiman», но по собственному опыту имею смелость утверждать - пару очень неприятных минут при подобном эксперименте я пережил. И если верить хиппам - «Мельница» это очень старая, старая песня - просто Саша её спел. Это вне логики….
Создаётся впечатление, что Литвинов наполнил эту балладу древними, одному только ему известными наговорами, Приоткрывающими завесу между реальным миром и той гранью, за которой лежат волшебные заповедные поля….
Ой-да, ой-да, вари-дари, ой-да.
Старая мельница, ей сотни лет,
Вход всем всегда открыт,
Ночью в окне горит странный свет,
Утром на пороге - следы копыт…..
Мне подали воды,-
То живая вода,
Но к ногам пролила
И пожухла трава.
Поняла, что обман,
Поняла, что беда!!!
Не вода - это матушка -
Кровь.
Она крутит у них жернова….
Саша умирал в подмосковном Королёве, в августе 1999 года. Стояла жара, но когда он уходил, поднялся лёгкий ветер. Уходя он процитировал себя - «Ну всё я пошёл…. Шалабуда - Буда…», окончательно становясь Веней Дыркиным. И сбылась наконец его мечта, где город с куполами, золотые ворота….
Это уже не миф. Ведь он вернулся с неба, принёс гостинцы, вот это - людям, вот это детям, а это птицам….
This game has no name.