Во вторник я отправился на промыслы в одну из башен на Южной стороне Центрального парка. Нанести «шарбоннель» на поверхность двух ниш заняло 40 минут. Поболтать с соратниками по индустрии - час. У меня оставалось несколько часов до встречи с Умберто Эко в Публичной биб-ке. А еще до встречи я собирался там же заглянуть в отдел карт.
Дрейф начался со стеклянного оазиса Колумбового кольца и трубки мира в терракотовом ущелье Западной 58-й. Когда я расстворился, дымка моего тела понеслась до Пятой авеню, а затем - вниз по Пятой, бесстрашно маневрируя в многолюдье знаменитой тропы.
По ступеням подвесных садов Башни Трампа поднималась осень.
Барельеф Рокфеллеровского центра, изображавший дружбу Франции с США, покрывался позолотой; верховые рыбы каскадного фонтана изрыгали воды; шумно двигался транспорт всевозможных видов; где-то, в пестром шевелении педестрианов между экранами витрин, позвякивал колокольчик Армии спасения.
На подходах к 42-й сидел Безумный барбанщик - гений асфальтовой сцены. Бормоча что-то, гений одной рукой вел сложный ритм, другой - пододвигал разные объекты под ноги и притаптывал их, подстраивая и проспосабливая. Задействован был и соседний фонарный столб.
У ступеней центрального филиала Публичной биб-ки выламывались би-бои, окруженные стеной зрителей. Би-бои отрепетированно декламировали свои прибаутки. На каменных львах сидели голуби, символизируя иллюзорную вечность. Массивные колонны и мраморные интерьеры библиотеки соответствовали бесценности этого дара горожанам от ряда представителей ненасытного «1%».
В течение 10 минут я обзавелся новой библиотечной карточкой, и еще через 5 минут мне вынесли папку с картами - приложение к книге Р. П. Болтона
«Индейские тропы великой метрополии». Заботливо притащили еще несколько томов, чтобы удобнее устроить карты для фотографирования. Последнее время я пристрастился передвигаться по Городу старыми тропами, многие из которых давно уже существуют лишь на метафизическом уровне. Indeed, прежде всего меня интересовали остров Манхэттен и длинноостровские Красный мыс и Залив Овечьей головы. Вот наглядное доказательство того, что Широкий путь, называемый Бродвеем, был ленапийской тропой лишь несколько кварталов в самом начале и еще несколько - в районе площади Соединения:
Управившись с картами, отправился есть яблоко и смотреть выставку «100 лет искусства» из материалов Отдела искусств, печатной продукции и фотографий имени Уоллэка.
«Деревня Гринвич» Джудит Ротшильд (1945) напомнила о ситуационистских картографических опусах.
«Обмен облизыванием может показаться дружеской сделкой» из портфолио «Старая гвардия мертва!» (2009) канадца Дэрила Вока.
«Тюрьма» Джеймса Кейсбира (1993).
Прибыли
shraga,
desyateryk и Карина и Ланс Ханты. Поскольку случился аншлаг, свободных мест оказалось очень мало, пришлось разделиться. Появился директор и ведущий библиотечной программы «Живьем» Пол Холденгребер и очень остроумно предложил собравшимся стать другом библиотеки. Остроумие - то ради чего я, лично, пришел на эту встречу. Не уверен, стану ли я читать «Пражское кладбище» - свежайшее художественное произведение Умберто Эко, являвшееся, как объяснил нам Холденгребер, причиной нашего собрания, - меня гораздо больше увлекают лекции и эссе профессора. Однако упустить возможность послушать остроумного человека, а, тем более, диалог двух остроумных человеков, я не мог. И был вознагражден беседой о ненависти (У. Эко: «Любовь изолирует вас от остального мира. Любовь эгоистична. Ненависть обобщает. Ненависть щедра. Ненависть объединяет людей»), о конспиративных теориях (У. Эко: «Создавая образ врага, не следует быть слишком оригинальным»), о глупости (У. Эко: «Глупость завораживает») и немного о том, как обсуждать книги, которые никогда не читал (тема
предыдущей беседы Холденгребера с Эко с участием Пьера Байяра). Говорили также о читателях семантических и семиотических (У. Эко: «Если вы не плачете над смертью Анны Карениной, вы не можете анализировать эстетические аспекты этого романа»). Герой «Пражского кладбища» - антисемит-мистификатор. Профессор Эко неоднократно возвращается к теме «Протоколов» и находит антисемитизм «извращенной любовью к евреям». «Я, например, ненавижу автомобили и городской транспорт, но это чувство мгновенно и исчезает, как только я отвлекаюсь. Пожизненная ненависть к чему-то или кому-то - явное извращенное пристрастие,» - профессор Эко намекал на то , что роман «Пражское кладбище» - о любви. Затем беседа коснулась темы книг и библиотек в эпоху цифровых технологий. Профессор Эко, являясь обладателем личной библиотеки в 50000 книг, стал редко пользоваться публичными библиотеками. По поводу библиотечного будущего он заметил, что, даже если когда-нибудь цифровые книги и заменят настоящие, то библиотеки станут чем-то наподобие музеев древне-египетских артефактов. Затем состоялось подписывание книг, но мы уже дважды получили автографы профессора, а потому покинули библиотеку.
Состояние после встречи было смутно-возвышенным. Пол Холденгребер - залог привлекательности библиотек будущего. Книги останутся доступнейшими наркотиками, учителями, убежищами, собеседниками, подстрекателями. «Я не читаю книги, я живу с ними,» - сказал профессор Байяр на той встрече, на которую я уже сослался выше. А то, что многие пересаживаются на другие забавы и обсессии, врядли навредит существованию книг - людей-то на планете становится многократно больше с каждым годом. Кроме того, книга не зависит ни от энергетической подпитки, ни от исправности электронного приспособления для чтения.
Тем временем мы зашли в парк Брайянта. В парке - ярмарка, бары и кормушки вокруг бесплатного катка (ежегодный подарок горожанам от алчных корпораций).
Мельтешение расслабленных лиц, исполинские башни, свет и энергия. Если это и есть сговор мировой буржуазии против этих людей и меня, в частности, то запишите меня в заговорщики.
«Паранойя конспирации основана на идее, что кто-то несет ответственность за наши промахи,» - говорил профессор Эко.