У евреев не было, нет и не может быть своего национального дворянства, как нет и своих святых. Есть праотцы, пророки, праведники-цадики, но… святых нет. Потому что согласно их этнической мифологии, одинаково свят весь народ еврейский: идея равенства в высшем смысле всех евреев между собой заложена в этом постулате. (Из тех же соображений еврей не должен был давать еврею деньги в рост, не должен был порабощать еврея и т. п., поскольку это нарушило бы вот такое сакральное междоусобное еврейское равенство в Боге.)
Однако, проживая в рассеянии среди других народов, богатые евреи в своем стремлении к эмансипации нередко приобретали местное дворянство (барон Ротшильд во Франции, Дизраэли лорд Биконсфильд в Англии, барон Штиглиц в России и т. д.). Это довольно распространенное явление в массе своей относится уже к XIXвеку, к постнаполеоновской эпохе. Хотя отдельные редкие случаи возникали порою и раньше, нося вполне курьезный характер.
Исторический курьез, однако, приобретает свойство скверного анекдота, когда на него пытаются ссылаться как на некий знак, придают ему обобщающее значение. Так поступают, увы, некоторые наши историки: брат и сестра Валерий и Татьяна Соловей купно с Сергеем Сергеевым.
В книге Соловьев читаем: «Если представители ”великорусского господствующего племени” легко могли стать крепостными дворян-муcульман и даже дворян-иудеев, то православные дворяне владеть крестьянами-мусульманами не могли, а крепостных иудеев в природе и вовсе не существовало». Авторы опираются на сведения профессора Центрально-Европейского университета (Будапешт) А. К. Миллера[1], известного, помимо прочего, своей лекцией «Империя Романовых и евреи»[2]. И приводят такой пример: «В XVIII в. Нота Ноткин и Иосиф Цейтлин (имел чин надворного советника), оставаясь в иудейской вере, владели большими имениями с сотнями крепостных»[3].
Дословно эта же мысль прописана у Сергея Сергеева: «Представители “господствующего племени” легко могли стать крепостными дворян-мусульман и даже дворян-иудеев, например, в XVIII веке Нота Ноткин и Иосиф Цейтлин, оставаясь в иудейской вере, владели большими имениями с сотнями крепостных. При этом православные дворяне владеть крестьянами-мусульманами не могли, а крепостных иудеев в природе и вовсе не существовало»[4].
Я не устанавливал, кто из них первым заявил сей тезис, да это и неважно, поскольку первородство в любом случае у Миллера, которому наши авторы доверились.
Действительно, как подумаешь - ужас! Простые русские люди «легко» оказывались в каторжном плену у ноткиных-цейтлиных! Вот тебе и «русское дворянство»… Убийственный пример! Дальше просто ехать некуда. От такого леденящего русскую кровь сообщения и впрямь недалеко до «вопля угнетенной невинности», изданного профессором Хомяковым в душевной простоте («несколько огрубляя численные оценки, можно утверждать, что российское государство отдало в крепостное рабство русских людей на 2/3 этнически нерусскому дворянству»).
Впрочем, давайте попробуем спокойно разобраться, что там на самом деле происходило с «еврейскими помещиками», «душевладельцами русских крепостных».
В блаженном неведении
Евреев в исторической (доимперской) России не знали, поскольку еще в 1113 году совместным решением русских князей жизнь и имущество евреев лишилось всякой охраны, и они были вынуждены вплоть до XVIIIпокинуть нашу землю. Но память о них осталась. Ни Петр Первый, ни Анна Иоанновна, ни Елизавета Петровна, радея об интересах нации как они их понимали, не позволяли евреям селиться и даже вести дела в России, несмотря на все усилия еврейской предприимчивости.
Что же касается новых территорий на Западе, приобретенных Петром, там евреев, напротив, знали, и достаточно хорошо, а потому тоже принимали от них защитные меры. Как указывает осведомленный В. С. Мандель, «в то время, и еще много позже, до сороковых годов XIX столетия, рижско-немецкое бюргерство, имевшее европейский облик, вело борьбу за недопущение поселения евреев в Риге и за разрешение приезжающим на время в Ригу евреям проживать “только в одном заезжем доме” на московском форштадте»[5].
В век Екатерины Второй эта благоразумная охранительная традиция оказалась, однако, нарушена по причине территориальных приобретений российской короны.
Это произошло не сразу. Екатерина не была осведомлена в еврейском вопросе и не имела по нему эксперта возле трона. Когда вскоре после переворота 1762 года ее пытались склонить к дозволению евреям въезжать в Россию, она сказала, что «начать царствование указом о свободном въезде евреев было бы плохим средством успокоить умы; признать въезд вредным - невозможно. Тогда сенатор князь Одоевский предложил взглянуть, что написала императрица Елизавета на полях такого же доклада. Екатерина потребовала доклад и прочла: «от врагов Христовых не желаю корыстной прибыли». Обратясь к генерал-прокурору, она сказала: «Я желаю, чтоб это дело было отложено»»[6].
Хрестоматийная фраза Елизаветы, стойко высказанная в ответ на очередную порцию увещеваний (на первый план, как обычно, выдвигалась коммерческая «польза» от еврейской активности), увы, недолго служила маяком для Екатерины. Завоевание Новороссии и Польши положили конец ее колебаниям.
«Екатерина II вскоре после восшествия на престол решила вызвать в Россию колонистов, в особенности для южных губерний, с целью оживления торговли, промышленности и земледелия. Для этого именным указом от 22 июня 1763 года была создана “Канцелярия Опекунства иностранных”, во главе которой императрица поставила наиболее близкого ей человека Григория Орлова. И вот, наперекор всем существовавшим в ее время предрассудкам, она решила включить в число этих “иностранных” также евреев. Однако, открыто это высказать она опасалась…
Вследствие этого, только гораздо позже, в ноябре 1769 года, в указе киевскому генерал-губернатору Воейкову впервые было официально разрешено евреям поселиться во вновь созданной Новороссийской губернии. До того же это намерение императрицы пустить в Россию евреев выразилось, так сказать, в заговоре ее с приближенными лицами, отразившемся в переписке с рижским генерал-губернатором Брауном, в коей всему делу и был придан конспиративный характер.
В письме, доставленном Брауну секунд-майором Ртищевым, значилось: когда от канцелярии опекунства будут рекомендованы некоторые иностранные купцы Новороссийской губернии, то им разрешить проживание в Риге для производства торговли на таких же основаниях, как это дозволено законом купцам других русских губерний в Риге. Ежели, далее, эти купцы отправят для поселения в Новороссию своих приказчиков, уполномоченных и рабочих, то выдавать им для безопасного пути, “независимо от их вероисповедания”, надлежащие паспорта и давать им провожатых. Ежели, наконец, из Митавы прибудут три или четыре человека, которые пожелают отправиться в Петербург из за требований к казне, то выдать им паспорта, “без указания их национальности и не наводя справок об их вероисповедании”, а обозначить в паспортах только их имена. Для удостоверения своей личности эти люди предъявят письмо находящегося в Петербурге купца Левина Вульфа…
Таким-то таинственным образом начато было водворение евреев в России… В письме тщательно избегается даже слово “еврей”. Однако, Браун, очевидно, понял желание Екатерины, или же ему объяснил его на словах Ртищев. Последний был немедленно командирован в Митаву к русскому посланнику при герцогском дворе фон Симолину с секретным поручением и 7-го мая 1764 года вернулся от Симолина с семью евреями[7]».
Еврейский припек к польскому пирогу
Радикально ситуация изменилась после первого и второго раздела Польши и присоединения к России древних земель Киевской Руси, долгое время находившихся под властью Литвы и Речи Посполитой, изрядно ополяченных и окатоличенных и насквозь инфильтрованных евреями. После разделов Польши 1772, 1793 и 1795 годов в российском подданстве оказалось свыше 800 тыс. евреев[8]. Проживая массово в Польше с 1098 года (если верить чешским летописям Козьмы Пражского), евреи сумели добиться для себя множества льгот и привилегий. Одно время они даже чеканили свою монету, а в конце концов добились права приобретать недвижимое имущество наравне с польским дворянством.
На землях, перешедших к России, власть евреев установилась издавна; она держалась, главным образом, на откупах, аренде, ростовщичестве и корчмарстве. Не так страшен был для батрака или крепостного крестьянина пан, как еврей - арендатор, откупщик, ростовщик. Об этом пространную записку царю и высшим сановникам («Мнение об отвращении в Белоруссии недостатка хлебного обузданием корыстных промыслов евреев, об их преобразовании и прочем») написал еще Гавриил Державин, инспектировавший присоединенные земли. Он обвинил евреев в том, что евреи «доводят поселян до нищеты, а особливо при возвращении от них взаймы взятого хлеба… уже конечно должны отдать вдвое: кто же из них того не исполнит, бывают наказаны…отняты все способы у поселян быть зажиточными и сытыми».
Современный историк еврейства Исраэль Шахак описывает ситуацию еще более бескомпромиссно: «До 1939 года население многих польских городов к востоку от Буга было как минимум на 90% еврейским, и это было еще более верно в областях, отошедших к царской России при разделе Польши. Вне городов очень многие евреи по всей Польше, и особенно на востоке, служили прямыми надсмотрщиками и угнетателями крепостного крестьянства. Они управляли целыми уделами (имея всю полноту помещичьей власти) или арендовали отдельные монополии феодалов, как мельница, винокуренный завод, кабак (с правом вооруженных обысков крестьянских домов в поисках самогонщиков), или пекарня. Они собирали феодальные платежи всех видов. Короче говоря, под властью магнатов и феодалов-церковников, также происходивших от знати, евреи были одновременно непосредственными эксплуататорами крестьян и практически единственными горожанами»[9].
В специальной литературе можно найти такую оценку: накануне первого раздела Польши, свыше трети польских евреев были так или иначе связаны с арендаторской деятельностью[10]. Больше того. Поскольку на исконно русских западных землях господствующий слой - поляки - исповедовали католичество, они, преследуя свои выгоды, передавали евреям право взимать с подневольного православного населения (малороссов, белорусов) даже сборы за церковные обряды - крестины, свадьбы, похороны и т. д. В связи с чем в местном фольклоре появился выразительный образ еврея-арендатора, держащего в руке ключи от церкви[11].
О том, какой след оставило еврейское господство в национальном сознании поляков, лучше всего говорит один общеизвестный факт. Сегодня Польша уверенно занимает первое место в мире по накалу антисемитизма (соответствующий мониторинг исправно ведется заинтересованными инстанциями). А ведь это страна, где евреи были в основной массе истреблены в ходе Второй мировой войны (в том числе польскими руками, как в местечке Едвабне), а оставшиеся практически полностью эмигрировали, при сочувственной поддержке правительства Польской народной республики, еще до распада социалистической системы. Евреи почти исчезли в этой стране, а накопившиеся за века совместного проживания боль и ненависть не остывают!
Особое положение евреев в Польше влекло за собой весьма важные последствия. Как писал изучавший этот вопрос Михаил Меньшиков: «Евреи были только арендаторами, но раз им было дано право на землю и на людей, приписанных к земле, они были настоящим дворянством Польши. В то время как доступ в дворянство был закрыт для христианских подданных, еврею стоило креститься, чтобы приобрести шляхетские права. Целых два тома занимает одно перечисление польских родов, пошедших от еврейских выкрестов. И так как одновременно польская шляхта женилась на богатых жидовках, то в течение пятисот лет евреи успели в значительной степени испортить самую расу польского дворянства… Приглядитесь к простому народу польскому и к шляхте - до сих пор это две расы, заметно отличные»[12].
Этот вывод разделяет и Исраэль Шахак, утверждая, что польские дворяне 18-го века непрерывно вступали в брак с крещеными евреями.Обильный подмес еврейской крови к польской дворянской, подобно тому, как это происходило в Испании и Португалии под властью мавров, - есть давно установленный наукой факт. (В русской истории он ярко обозначен, к примеру, фигурой «польского дворянина» Феликса Эдмунд-Руфиновича Дзержинского - в пандан к такому же «русскому дворянину» Владимиру Ильичу Ульянову-Ленину).
Итак, следует отметить и подчеркнуть, что положение евреев на присоединенных к России в ходе раздела Польши землях, их фактическое влияние и власть над местным населением - не есть результат российских порядков, установленных властью. Нет, перед нами лишь унаследованный русскими завоевателями порядок вещей, установившийся под крылом польского Белого Орла. Для Польши же вхождение евреев в состав правящего класса, породнение с польским дворянством и обретение дворянского статуса давно не было ни новостью, ни редкостью к моменту ее первого раздела.
Присоединяя к России новые земли, Екатерина Вторая не принимала в соображение подобных обстоятельств. Неудивительно, что на новых российских территориях сохранялись старые порядки. В России первым законодательным актом, регламентировавшим еврейское землевладение, стало лишь «Положение о евреях» 1804 года, официально дозволившее евреям покупку, владение и передачу в наследство земли. Без крепостных, естественно.
Но вот что касается владения крепостными в России, тут закон высказывался вполне жестко и определенно. Именным указом императрицы от 22 февраля 1784 года был наложен однозначный запрет: «Никто в империи, не будучи в христианском законе, пользоваться не может правом покупать, приобретать и иметь крепостных»[13]. Данное положение невозможно толковать двояко.
Известно, что евреи в России постоянно пытались торпедировать это законоположение. Они не только предпринимали усилия по легализации и укреплению еврейского землевладения, но и предлагали предоставить евреям право владения крепостными.
Подчеркну: богатые, влиятельные евреи на вновь присоединенных территориях пытались проэксплуатировать хоть кого-нибудь, даже своих же соплеменников на худой конец. Так, Минский кагал в 1804 году направил в межминистерский Еврейский комитет, учрежденный Александром Iдля подготовки нового законодательства о евреях, свои предложения по еврейскому землевладению. Кагал предложил «позволить достаточным из евреев купцам покупать земли» и заводить на них фабрики, на которых работали бы бедные евреи. Предполагалось, что когда они «привыкнут к работе» и «поправят свое состояние», то их можно будет там же перевести на земледельческую работу[14].
В сущности, как отмечает исследователь, «фактически выделяется сословие своего рода “еврейских дворян”, тогда как статус низших слоев еврейского общества снижается еще больше - вплоть до возможного закрепощения»[15].
Пытались евреи добиться и права на владение крепостными вообще, безотносительно к национальности. Так, в 1799 году купец второй гильдии Гецель Лейзарович из Белицы в прошениях в Сенат и на высочайшее имя добивался разрешения на покупку двухсот крестьян для работы на кожевенном заводе.
Однако из всех подобных попыток ни у кого ничего не получалось, и тому же Лейзаровичу было отказано именно на основании вышеупомянутого указа 1784 года[16].
Исключением стали лишь упомянутые Миллером - а за ним Соловьями и Сергеевым - Нота Ноткин (он же Натан Шкловер) и Иошуа Цейтлин (он же Цетлис)[17], а также еще несколько счастливцев, о которых речь ниже.
Продолжение следует...