БИБЛИОТЕКАРША
Нина Ивановна работала библиотекарем. У нее была мама, которая умерла два месяца назад от рака, и аквариум с четырнадцатью рыбками - два сомика, семь барбусов, три скалярии, две гурами. Гурами нещадно били всех остальных, и раньше Нина Ивановна сильно переживала, но сейчас ей было не до того. Умерла мама, умирала она тяжело, дикая боль, до пота, до испражнений, до крика. Нина убирала за ней, кормила маму (папы у них не было) протестовала (обычно внутренне) - ей уже почти за тридцать, женихов нет и не было, хотя бы дите родить успеть завести, а куда его - в эту боль, лекарства, в эту болезнь и гадость?
Не раз ловила себя на мысли - скорее бы мама умерла. И пугалась - как я без нее?
Мама все-таки умерла. Нину, почти бесчувственную от выревенных слез, выволокли с кладбища, чем-то накормили на поминках (она ничего не готовила, не могла, спасибо соседям), и оставили жить.
Хотя без мамы не хотелось. Не потому, что маменькина дочка - самостоятельная выросла, не трусиха, не ябеда. Просто цель исчезла. Последние годы целью была мама. Как ребенок. Накормить, обтереть, постирать, просто посидеть рядом. Но мама не выросла, как ребенок, а ушла. Ушла совсем. Не могла это принять Нина и себя простить не могла. Своего отвращения к запаху болезни, своего крика озлобленного по утру, когда весь мир ненавидишь от того, что не выспался:
- Щас я приду! Ничего там не сгорело.
Хотя по правде, как всегда, сбежало молоко.
Нинина мама с утра всегда пила молоко с медом. Она еще пыталась руководить, контролировать дочь, немощная, с пролежнями на спине и заду, больная, дико скалящая зубы в приступах.
- Нина, всё, - сказала она перед последней ночью.
Дочь не поверила, слишком устала. Нина не могла себе простить того, что уснула, не слышала маминой смерти. Проснулась в слезах (часто так просыпалась, к горю значит) подошла к маме, а той уже нет.
Даже похолодеть успела. Вроде пора было привыкнуть к мысли, что мамы скоро не будет, но от факта Нина чуть с ума не сошла.
На похороны съехалось много родственников. Даже те, кого не видела никогда. Смеялись, веселились при встрече. Не потому что сволочи, просто не виделись давно.
Схоронили маму. А как дальше жить? Без нее? Нина не знала и не хотела. Да еще рыбки стали дохнуть - один день - один трупик. Смывала их в унитазе, покупала новых. Все равно дохли. Читателей возненавидела. До такой степени, что даже жаловаться заведующей стали. До увольнения дело дошло. А Нине почти все равно было. «Уволят, голодать буду - так мне и надо. Надо было еще раньше с работы уйти, а то маму бросила без присмотра, она по восемь часов в одиночестве маялась», - казнила себя Нина.
Так бы и уволили. Но пришел однажды читатель - Читатель с большой буквы. Попросил одновременно Достоевского, Чейза, Стейнбека и Петрушевскую. Достоевского дала сразу - много. Чейза из-под стола. Стейнбека просто пока оценила - в наличии не оказалось. Мало его, читают люди случайные, а вообще-то - любимый ее писатель. А уж про Петрушевскую вообще говорить нечего - книг ее в библиотеке нет, журналы на руках. Предложила свои, личные. Оказалось, и правда, люди близкие. Книги он тоже не читал, а «глотал».
Немолодой уже мужчина, сорок пять, симпатичный, вдовец.
На свадьбу пригласили весь библиотечный состав. Все радовались - «Наконец и Нинка человеком становится!».
И рыбки больше не дохнут.