(no subject)
Секунда. Еще одна.
Ничего не происходит. Иду, шаркая ботинком по льду, сижу на стуле, хожу по ковру вперед и назад, лежу, думаю, читаю, рисую, бегу. Не имеет значения, что я делаю сейчас из этого списка, потому что соответствия нет. То, чего мне хочется, не воплощается в том, что я делаю.
Желания - штука смутная. Осознанные требования материального благополучия и психологического комфорта не могут быть тем, что мне хочется. Это то, что, я думаю, мне хочется. А мысль осознанная, равно как и высказанная, есть немножко ложь.
Настоящее слияние этой внутренней незапятнанной детской сути с окружающим пространством происходит напрямую. Без посредников. Вне вербального сознания.
Мне восемь лет. Тихое субботнее утро, скромные лучи весеннего солнца несут в зал свежесть, высвечивают каждую пылинку в ее танце. Я пускаюсь за ними вслед. Тону в этом прохладно горячем свете желтой майской звезды. Мой судорожный младенческий пляс - абсолютное золото. Красота и свобода. Фавор и нирвана.
То же повторилось еще через восемь лет. Прямоугольник волнистого бассейна. Бананы растут за бортиком. Дощатый забор. Мексиканская музыка из приглушенного магнитофона. Солоноватый горячий ветер с юга - с залива. Зайчик пустого, ярко голубого света падает в изгиб волны. Бликует до бесконечости, распадется миллионами хороводов. И, ощущая свою легкость в воде, я вновь ныряю в бесконечно тянущееся безвременье.
В оба этих момента каждая крохотная доля секунды была наполнена полнейшим ощущением божественного счастья - я не думал, что мне нужно для счастья. Я плыл в нем, танцевал в нем. Я и был бесконечным счастьем, растворившимся в самом себе и превысившим четырехмерную сферу ледяной вселенной.
Прошло еще восемь лет. Вернее почти прошло.
Ничего не происходит. Иду, шаркая ботинком по льду, сижу на стуле, хожу по ковру вперед и назад, лежу, думаю, читаю, рисую, бегу. Не имеет значения, что я делаю сейчас из этого списка, потому что соответствия нет. То, чего мне хочется, не воплощается в том, что я делаю.
Желания - штука смутная. Осознанные требования материального благополучия и психологического комфорта не могут быть тем, что мне хочется. Это то, что, я думаю, мне хочется. А мысль осознанная, равно как и высказанная, есть немножко ложь.
Настоящее слияние этой внутренней незапятнанной детской сути с окружающим пространством происходит напрямую. Без посредников. Вне вербального сознания.
Мне восемь лет. Тихое субботнее утро, скромные лучи весеннего солнца несут в зал свежесть, высвечивают каждую пылинку в ее танце. Я пускаюсь за ними вслед. Тону в этом прохладно горячем свете желтой майской звезды. Мой судорожный младенческий пляс - абсолютное золото. Красота и свобода. Фавор и нирвана.
То же повторилось еще через восемь лет. Прямоугольник волнистого бассейна. Бананы растут за бортиком. Дощатый забор. Мексиканская музыка из приглушенного магнитофона. Солоноватый горячий ветер с юга - с залива. Зайчик пустого, ярко голубого света падает в изгиб волны. Бликует до бесконечости, распадется миллионами хороводов. И, ощущая свою легкость в воде, я вновь ныряю в бесконечно тянущееся безвременье.
В оба этих момента каждая крохотная доля секунды была наполнена полнейшим ощущением божественного счастья - я не думал, что мне нужно для счастья. Я плыл в нем, танцевал в нем. Я и был бесконечным счастьем, растворившимся в самом себе и превысившим четырехмерную сферу ледяной вселенной.
Прошло еще восемь лет. Вернее почти прошло.