И говорил Григорью и Ивашку от королевны, сняв шляпу...
Раз уж отрывок пошёл по рукам ( тут и тут) и народ его почему-то склонен принимать за стилизацию, выкладываю текст подлиннее. Чтобы висел где-нибудь большим куском.
Издано в Литпамятниках:
Путешествия русских послов XVI-XVII вв. Статейные списки. Репринтное воспроизведение издания 1954 года. СПб.: Наука, 2008.
* * *
И генваря в 4 день приехал от королевны дворянин дохтур Паркин, и говорил от королевны Григорью и Ивашку, сняв шляпу: „Великая де государыня наша, Елисавет-королевна, любя брата своего, великого государя вашего, царя и великого князя Бориса Федоровича, всеа Русии самодержца, а вас жалуя, велела вам у себя на празник на крещеньев день хлеба ести“. И Григорей и Ивашко на королевнине жалованье челом били и дворенина королевнина Григорей дарил.
И генваря в 6 день приехал к Григорью от королевны пристав князь Еремей Боус, а с ним королевниных дворян четырнатцать человек; и говорил Григорью и Ивашку от королевны, сняв шляпу: „Великая де государыня наша Елисавет-королевна прислала меня к вам, а велела мне с вами ехати к себе за стол и кочи под вас, в чем вам ехати, прислала свои“.
И Григорей и Ивашко на королевнине жалованье челом били и, седчи в колымаги, поехали х королевне; а сидел в коче Григорей в болшом месте, а против сидел князь Еремей Боус. А как приехали к королевнину двору, и высели ис кочь, и встретил Григорья у ворот ближней дворянин лорд Бетфорт, а называют королевне племянником по матери, да лорд Винзор; и сшедчися з Григорьем, витались за руки и пошли з Григорьем в полату; а шли у Григорья с левою руку. А как вошли в переднюю полату и лорд Бетфорт говорил Григорью, „чтоб деи вам здесь посидети немного“. И того ж часу пришел от королевны ближней человек боярин и дворетцкой лорд чамберлин, и витался з Григорьем за руки и говорил Григорью, „чтоб деи вам не подосадовати, а яз деи про вас королевне скажу“. И пошел лорд чамберлин к королевне, и лорд Вынзор; а лорд Бетфорт и князь Еремей сидели з Григорьем; и немного погодя, пришел от королевны лорд Вынзор и говорил от королевны, сняв шляпу: „Государыня деи наша, Елисавет-королевна, велела вам итти к себе“.
И как Григорей и Ивашко вошли х королевне в полату и королевне челом ударили, и королевна, встав с места своего поклонилась и спрашивала Григорья о здоровье, и говорила: „Любя де яз брата своего, великого государя вашего, царя и великого князя Бориса Федоровича, всеа Русии самодержца, а вас жалуя, велела вам сего дни на праздник у себя хлеба ести; а иду яз к обедне, и вы подите, посмотрите наших чинов и обычаев, как мы по своей вере богу молимся, и обедню у нас поют“. И велела Григорью итти перед собою з ближними своими бояры.<...>
А как королевна шла в церковь и наперед королевны шли дворяне, а за дворяны шли бояре, а за королевною шли многие боярини и девицы; а в полатах и по сенем стояли по обе стороны: по правой стороне - дворяне, а по левой стороне стояли боярини и девицы. И вышед королевна ис полат своих, пошла к церкве, а Григорья и Ивашка приставы ввели в полату, а ис тое полаты видеть было в церковь; а как королевна вошла в церковь, и в те поры учали играти в церкве в варганы и в трубы, и в иные во многие игры, и пети; а сказывали приставы, что поют псалмы Давыдовы. А место, где попы служат, зделан рундук, а на рундук поставлен стол покрыт камкою, а на столе лежат две книги обложены золотом, а называют апостолом да евангилием; да на столе ж поставлены две свечи не зазжены. А попы стояли в ризах золотных, а по крыласом стояли поддиаки в стихарех в белых. А как учели отпевати обедню, и королевна, подшед к месту, где попы служат, приклякнула на колени, и дала попом на блюдо в трех бумашках; а сказывали приставы, что королевна по своей вере по вся праздники приносит дар к богу злато и ливан, и змирну; и, отдав, пошла к себе в полату.
И пришел от королевны к Григорью и к Ивашку в полату боярин и дворетцкой лорд чамберлин и говорил Григорью и Ивашку: „Велела деи королевна вам итти в столовую полату и дождатися себя у стола своего“.
И после того, не много погодя, пришла королевна в столовую полату и велела митрополиту и попом говорити перед столом „Отче наш“; и села за стол; а Григорья и Ивашка и переводчика Ондрея велела посадити за особным столом у себя по левую руку. А митрополиты и попы, проговоря „Отче наш“, пошли ис полаты вон. А бояре и дворяне, которые были при королевне у стола, все стояли, а не сидел ни один; а подчивали Григорья и Ивашка за столом лорд Бетфорт, да князь Еремей Боус, стояли ж, а не сидели; а лорд Вынзор стоял у королевны у стола в других кравчих; а перед королевну ставили ести стольники человек с тридцать, а чашники перед королевну пить наливали пять человек боярские дети; а перед питьем ходил с отливкою боярин лорд адмирал; а поставцы были два: один серебрян, а другой золот со многими судми.
А как сели за стол, и королевна прислала к Григорью с кравчим подачю - колачь на блюде покрыт ширинкою; и говорил Григорью: „Великая де государыня наша, Елисавет-королевна, подает тебе своего жалованья колачь да тебя ж деи жалует ширинкою“.
И Григорей на королевнине жалованье на подаче и на ширинке челом бил. И как перед королевну пить понесли, и королевна, встав, пила чашу про великого государя, царя и великого князя Бориса Федоровича, всеа Русии самодержца, здоровье; и пив чашу, велела подати государеву чашу Григорью.
И Григорей, вышед из-за стола, пил государеву чашу, и пив чашу, говорил: „Вижу, государыня, твою любовь к великому государю нашему, к царскому величеству, и как, аже даст бог, буду у царского величества, и яз про твою любовь великому государю своему извещу“.<...>
А как у королевны стол шел, и перед нею играли во многие игры многие игрецы. А как у королевны стол отшел, и королевна из-за стола встала и почала умывать руки и, умыв руки, велела серебряник с водою поднести Григорью; и Григорей на королевнине жалованье челом бил, а рук не умывал, и говорил: „Великий государь наш, царское величество, Елисавет-королевну зовет себе любительною сестрою, и мне, холопу его, при ней рук умывати не пригодитца“.
И королевна почала быть весела и Григорью то похвалила, что ее почтил, рук при ней не умывал.
И после того королевна позвала Григорья и Ивашка и переводчика Ондрея к руке, и велела ехати на подворье. И Григорей и Ивашко, ударя королевне челом, пошли ис полаты; и провожали Григорья и Ивашка королевнины дворяне, лорд Бетфорт да лорд Вынзор до ворот, а князь Еремей Боус провожал до подворья.
И февраля в 5 день присылал к Григорью и к Ивашку лундъской лорд-мер звати хлеба ести, неделе февраля к осмому числу. И того ж дни сказывали Григорью гости Фрянчик Иванов да Иван Ульянов: „Присылал деи вас лорд-мер звати хлеба ести с королевнина ведома; только деи мы тебе то объявляем, как будете у него, и ему сидети по своему чину в большем месте, о вам деи сидети ниже его места, потому что де он у нас в Лунде именуетца в королевнино место, сидит в Лунде во всех земских росправах и не поседает деи его нихто; а которые деи из ыных из земских государств послы и посланники бывают у него на пиру, и те деи садятца ниже его“.
И Григорей и Ивашко говорили Фрянчику и Ивану: „Нам никоторых государств послы и посланники не образец: великий государь наш, царь и великий князь Борис Федорович, всеа Русии самодержец, и многих государств государь и обладатель, над великими славными государи высочайший великий государь, самодержавный царь; будет лорд-мер похочет нас видети у себя, и ему нас чтити для царского величества имени, и мы к нему едем; а будет ему чину своего порушити и меня местом выше себя почтити нельзе, и мы к нему не едем; и вам бы Фрянчику и Ивану в том ему отказати“.
И потому Григорей и Ивашко у лорд-мера и не были.
И февраля в 8 день учинилась в Лунде великая смута в людех: город заперли и улицы чепми замкнули и люди учели ходити в збруе, в доспехах и с пищальми.
И Григорей и Ивашко спрашивали Фрянчика Иванова да Ивана Ульянова: „Что у вас такая смута учинилась в земли для чего?“
И гости Фрянчик и Иван сказывали: „Грехом деи нашим учинился великой грех, каков в Англинской земли не бывал на нашей памяти: был деи у королевны великой ближней человек, вотчинный князь, боярин конюшей эрл Эксетцкой в опале, и был деи за приставом преж сего, и от пристава освобожен; а жил в вотчине, и недавно деи приехал в Лунду из вотчины без королевнина ведама; и королевне деи ведамо учинилося от ближних людей, что он хочет изменить, королевну хочет убити, а сам хочет сести на Англинском королевстве королем, а с ним деи многие в заговоре князи и дворяне, и дети боярские; и королевна деи пригласила к нему на двор больших своих бояр лорд-кипера со товарыщи, а велела его поимати; и он деи себя поимати не дал, а тех бояр лорд-кипера запер у себя на дворе в полате, а сам прибежал в город в Лунду; а с ним были его заговору князи и дворяне, и дети боярские, и его двора с пятьсот человек в доспесех с ружьем; а понадеелся деи на то, что за него станут лундские посадские люди, потому что преж сего, как он был в королевнине в великом жалованье, и как он королевне служил правдою, и с недруги ее бивался, и в Ышпанскую землю и в ыные земли воевать хаживал в великих воеводах, и везде ославился великим богатырством, и разумом, и счастьем, и за то его всею Англинскою землею добре любили; и как деи он прибежал в город в Лунду, и за ним деи тотчас прислала королевна ближняго своего дворянина, а велела лунским людем всем говорити, чтоб за него нихто не стоял, и к нему не приставал, потому что изменил, помыслил на королеву убивством; а хто за него встанет или к нему пристанет, и тому быть кажнену смертью; и лундяне за лорда за ... никто не стал... к нему нихто не пристал; и увидев то лорд эрль Эксетцкой, что за него лундяне не стали, побежал к себе опять на двор, а которые князи были с ним в заговоре, и те многие от него отстали; да с ним же был в думе лорд чиф джастес, и тот лорд, отстав в Лунде от лорда ерль Эксетцкого, прибежал наперед его на лорд эрль Эксетцкого двор, и тех бояр, лорд-кипера с товарыщи, которых был лорд Эксетцкой на своем дворе в полате запер, выпустил, и з бояры пришел х королевне, и что было Эксетцкого умышленье, и он то все известил королевне, и королевна ему за то пеню отдала, его пожаловала. А лорд Эксетцкой после его прибежал к себе на двор и заперся на дворе, а с ним три князи вотчинные большие: эрль Сеуфгамтен, да эрль Роклин, да лорд Сенс, да его двора люди, и хотел битца на смерть; и королевна прислала к его двору боярина своего лорд-адмирала со многими людми и с нарядом. И лорд де адмирал говорил ему: „Прислала деи меня королевна, а велела тебя взяти и привести к себе; и ты де против государыни как стоишь?“ И лорд де Эксетцкой ему говорил: „Я деи против государыни своей, Елисавет-королевны, не стою и ей не изменник, а стою де против своих недругов, секретаря Робора Сыселя и его заговору, что хотят меня убити; а ныне деи вижу тебя, что ты прислан от королевны, великой боярин, и я деи тому верю и против тебя не стою: волен бог да королевна надо мною“. И, сняв с себя саблю свою, положил перед лорд-адмиралом, да и те три князя, которые с ним сидели; и лорд-адмирал, взяв их, привел на королевнин двор; и королевна лорд Эксетцкого и тех трех князей велела в Вышегороде посадити в тюрьму; а после того велела королевна быти у себя в зборе многим людем конным и пешим для того, чаючи в земли великой шатости и за него стояния“.
И Лунда-город был заперт недели з две, а улицы замкнуты были чепми, а лунские люди все ходили в зборе наготове, в доспесех, с пищальми, остерегаючи королевну и опасаючися от иных окресных ближних государств эрл Эксетцкому вспоможенья, потому что он в Англинской земли и в ыных государствах славен был и любим.
И февраля в 17 день сказывали Григорью и Ивашку гости, Фрянчик Иванов да Иван Ульянов: „Сего деи эрль Эксетцкому суд был, а судили деи его вотчинные большие двадцать четыре князи; и по суду деи Эксетцкой стал виноват и осужден на смерть“. И февраля в 24 день эрль Эксетцкой кажнен смертью в Вышегороде; и после его по нем в Лунде было великое сетование и плачь великой во всех людех.
А опосля того кажнены его заговору вотчим его, да три князи, да дворецкой его, да дьяк; а иные князи и дворяне, и его люди многие сидят по тюрьмам.
===================
Григорей и Ивашко - дворянин Григорий Иванович Микулин и подьячий Иван Зиновьев, русские послы от Бориса Годунова к Елизавете (1600-1601 гг.).
Гости Иван Ульянов и Фрянчик Иванов - английские купцы Джон Меррик (отца которого звали Уильямом, отсюда именование по отчеству «Ульянов») и его зять Фрэнсис Черри, оба долгое время жили в России, говорили по-русски, временами выполняли дипломатические поручения. Князь Еремей Боус - Джером Баус, англ. посол в Москве в 1583-1584 гг.
Эрль Сеуфгамтен, эрль Роклин, лорд Сенс - граф Саутгемптон, граф Рэтленд, лорд Уильям Сэндис (Сэндс).
Робор Сысель - Роберт Сесиль.
Вышегород - Тауэр.
С недоумением встреченное ЖЖ-публикой слово «деи» - частица «де», она же «дескать», в старой форме «деи» или «дей», дальше идти к Фасмеру в статью «де».
От составителей сборника (ответственный редактор - член-корреспондент АН СССР Д.С.Лихачев.):
При публикации текста приняты следующие правила. Сохранены особенности правописания рукописей со следующими отступлениями: "ъ" в конце слов опущен; буквы "ѣ", "i", "θ" и "ω" заменены соответственно буквами "е", "и", "ф" и "о", проставлен "й". Текст печатается с раскрытием титл и введением в строку надстрочных букв. При этом после согласных, произносимых мягко, вставляется "ь". Необходимые по смыслу буквенные дополнения ставятся в прямые скобки. Славянская буквенная цифирь передаётся арабскими цифрами.
Издано в Литпамятниках:
Путешествия русских послов XVI-XVII вв. Статейные списки. Репринтное воспроизведение издания 1954 года. СПб.: Наука, 2008.
* * *
И генваря в 4 день приехал от королевны дворянин дохтур Паркин, и говорил от королевны Григорью и Ивашку, сняв шляпу: „Великая де государыня наша, Елисавет-королевна, любя брата своего, великого государя вашего, царя и великого князя Бориса Федоровича, всеа Русии самодержца, а вас жалуя, велела вам у себя на празник на крещеньев день хлеба ести“. И Григорей и Ивашко на королевнине жалованье челом били и дворенина королевнина Григорей дарил.
И генваря в 6 день приехал к Григорью от королевны пристав князь Еремей Боус, а с ним королевниных дворян четырнатцать человек; и говорил Григорью и Ивашку от королевны, сняв шляпу: „Великая де государыня наша Елисавет-королевна прислала меня к вам, а велела мне с вами ехати к себе за стол и кочи под вас, в чем вам ехати, прислала свои“.
И Григорей и Ивашко на королевнине жалованье челом били и, седчи в колымаги, поехали х королевне; а сидел в коче Григорей в болшом месте, а против сидел князь Еремей Боус. А как приехали к королевнину двору, и высели ис кочь, и встретил Григорья у ворот ближней дворянин лорд Бетфорт, а называют королевне племянником по матери, да лорд Винзор; и сшедчися з Григорьем, витались за руки и пошли з Григорьем в полату; а шли у Григорья с левою руку. А как вошли в переднюю полату и лорд Бетфорт говорил Григорью, „чтоб деи вам здесь посидети немного“. И того ж часу пришел от королевны ближней человек боярин и дворетцкой лорд чамберлин, и витался з Григорьем за руки и говорил Григорью, „чтоб деи вам не подосадовати, а яз деи про вас королевне скажу“. И пошел лорд чамберлин к королевне, и лорд Вынзор; а лорд Бетфорт и князь Еремей сидели з Григорьем; и немного погодя, пришел от королевны лорд Вынзор и говорил от королевны, сняв шляпу: „Государыня деи наша, Елисавет-королевна, велела вам итти к себе“.
И как Григорей и Ивашко вошли х королевне в полату и королевне челом ударили, и королевна, встав с места своего поклонилась и спрашивала Григорья о здоровье, и говорила: „Любя де яз брата своего, великого государя вашего, царя и великого князя Бориса Федоровича, всеа Русии самодержца, а вас жалуя, велела вам сего дни на праздник у себя хлеба ести; а иду яз к обедне, и вы подите, посмотрите наших чинов и обычаев, как мы по своей вере богу молимся, и обедню у нас поют“. И велела Григорью итти перед собою з ближними своими бояры.<...>
А как королевна шла в церковь и наперед королевны шли дворяне, а за дворяны шли бояре, а за королевною шли многие боярини и девицы; а в полатах и по сенем стояли по обе стороны: по правой стороне - дворяне, а по левой стороне стояли боярини и девицы. И вышед королевна ис полат своих, пошла к церкве, а Григорья и Ивашка приставы ввели в полату, а ис тое полаты видеть было в церковь; а как королевна вошла в церковь, и в те поры учали играти в церкве в варганы и в трубы, и в иные во многие игры, и пети; а сказывали приставы, что поют псалмы Давыдовы. А место, где попы служат, зделан рундук, а на рундук поставлен стол покрыт камкою, а на столе лежат две книги обложены золотом, а называют апостолом да евангилием; да на столе ж поставлены две свечи не зазжены. А попы стояли в ризах золотных, а по крыласом стояли поддиаки в стихарех в белых. А как учели отпевати обедню, и королевна, подшед к месту, где попы служат, приклякнула на колени, и дала попом на блюдо в трех бумашках; а сказывали приставы, что королевна по своей вере по вся праздники приносит дар к богу злато и ливан, и змирну; и, отдав, пошла к себе в полату.
И пришел от королевны к Григорью и к Ивашку в полату боярин и дворетцкой лорд чамберлин и говорил Григорью и Ивашку: „Велела деи королевна вам итти в столовую полату и дождатися себя у стола своего“.
И после того, не много погодя, пришла королевна в столовую полату и велела митрополиту и попом говорити перед столом „Отче наш“; и села за стол; а Григорья и Ивашка и переводчика Ондрея велела посадити за особным столом у себя по левую руку. А митрополиты и попы, проговоря „Отче наш“, пошли ис полаты вон. А бояре и дворяне, которые были при королевне у стола, все стояли, а не сидел ни один; а подчивали Григорья и Ивашка за столом лорд Бетфорт, да князь Еремей Боус, стояли ж, а не сидели; а лорд Вынзор стоял у королевны у стола в других кравчих; а перед королевну ставили ести стольники человек с тридцать, а чашники перед королевну пить наливали пять человек боярские дети; а перед питьем ходил с отливкою боярин лорд адмирал; а поставцы были два: один серебрян, а другой золот со многими судми.
А как сели за стол, и королевна прислала к Григорью с кравчим подачю - колачь на блюде покрыт ширинкою; и говорил Григорью: „Великая де государыня наша, Елисавет-королевна, подает тебе своего жалованья колачь да тебя ж деи жалует ширинкою“.
И Григорей на королевнине жалованье на подаче и на ширинке челом бил. И как перед королевну пить понесли, и королевна, встав, пила чашу про великого государя, царя и великого князя Бориса Федоровича, всеа Русии самодержца, здоровье; и пив чашу, велела подати государеву чашу Григорью.
И Григорей, вышед из-за стола, пил государеву чашу, и пив чашу, говорил: „Вижу, государыня, твою любовь к великому государю нашему, к царскому величеству, и как, аже даст бог, буду у царского величества, и яз про твою любовь великому государю своему извещу“.<...>
А как у королевны стол шел, и перед нею играли во многие игры многие игрецы. А как у королевны стол отшел, и королевна из-за стола встала и почала умывать руки и, умыв руки, велела серебряник с водою поднести Григорью; и Григорей на королевнине жалованье челом бил, а рук не умывал, и говорил: „Великий государь наш, царское величество, Елисавет-королевну зовет себе любительною сестрою, и мне, холопу его, при ней рук умывати не пригодитца“.
И королевна почала быть весела и Григорью то похвалила, что ее почтил, рук при ней не умывал.
И после того королевна позвала Григорья и Ивашка и переводчика Ондрея к руке, и велела ехати на подворье. И Григорей и Ивашко, ударя королевне челом, пошли ис полаты; и провожали Григорья и Ивашка королевнины дворяне, лорд Бетфорт да лорд Вынзор до ворот, а князь Еремей Боус провожал до подворья.
И февраля в 5 день присылал к Григорью и к Ивашку лундъской лорд-мер звати хлеба ести, неделе февраля к осмому числу. И того ж дни сказывали Григорью гости Фрянчик Иванов да Иван Ульянов: „Присылал деи вас лорд-мер звати хлеба ести с королевнина ведома; только деи мы тебе то объявляем, как будете у него, и ему сидети по своему чину в большем месте, о вам деи сидети ниже его места, потому что де он у нас в Лунде именуетца в королевнино место, сидит в Лунде во всех земских росправах и не поседает деи его нихто; а которые деи из ыных из земских государств послы и посланники бывают у него на пиру, и те деи садятца ниже его“.
И Григорей и Ивашко говорили Фрянчику и Ивану: „Нам никоторых государств послы и посланники не образец: великий государь наш, царь и великий князь Борис Федорович, всеа Русии самодержец, и многих государств государь и обладатель, над великими славными государи высочайший великий государь, самодержавный царь; будет лорд-мер похочет нас видети у себя, и ему нас чтити для царского величества имени, и мы к нему едем; а будет ему чину своего порушити и меня местом выше себя почтити нельзе, и мы к нему не едем; и вам бы Фрянчику и Ивану в том ему отказати“.
И потому Григорей и Ивашко у лорд-мера и не были.
И февраля в 8 день учинилась в Лунде великая смута в людех: город заперли и улицы чепми замкнули и люди учели ходити в збруе, в доспехах и с пищальми.
И Григорей и Ивашко спрашивали Фрянчика Иванова да Ивана Ульянова: „Что у вас такая смута учинилась в земли для чего?“
И гости Фрянчик и Иван сказывали: „Грехом деи нашим учинился великой грех, каков в Англинской земли не бывал на нашей памяти: был деи у королевны великой ближней человек, вотчинный князь, боярин конюшей эрл Эксетцкой в опале, и был деи за приставом преж сего, и от пристава освобожен; а жил в вотчине, и недавно деи приехал в Лунду из вотчины без королевнина ведама; и королевне деи ведамо учинилося от ближних людей, что он хочет изменить, королевну хочет убити, а сам хочет сести на Англинском королевстве королем, а с ним деи многие в заговоре князи и дворяне, и дети боярские; и королевна деи пригласила к нему на двор больших своих бояр лорд-кипера со товарыщи, а велела его поимати; и он деи себя поимати не дал, а тех бояр лорд-кипера запер у себя на дворе в полате, а сам прибежал в город в Лунду; а с ним были его заговору князи и дворяне, и дети боярские, и его двора с пятьсот человек в доспесех с ружьем; а понадеелся деи на то, что за него станут лундские посадские люди, потому что преж сего, как он был в королевнине в великом жалованье, и как он королевне служил правдою, и с недруги ее бивался, и в Ышпанскую землю и в ыные земли воевать хаживал в великих воеводах, и везде ославился великим богатырством, и разумом, и счастьем, и за то его всею Англинскою землею добре любили; и как деи он прибежал в город в Лунду, и за ним деи тотчас прислала королевна ближняго своего дворянина, а велела лунским людем всем говорити, чтоб за него нихто не стоял, и к нему не приставал, потому что изменил, помыслил на королеву убивством; а хто за него встанет или к нему пристанет, и тому быть кажнену смертью; и лундяне за лорда за ... никто не стал... к нему нихто не пристал; и увидев то лорд эрль Эксетцкой, что за него лундяне не стали, побежал к себе опять на двор, а которые князи были с ним в заговоре, и те многие от него отстали; да с ним же был в думе лорд чиф джастес, и тот лорд, отстав в Лунде от лорда ерль Эксетцкого, прибежал наперед его на лорд эрль Эксетцкого двор, и тех бояр, лорд-кипера с товарыщи, которых был лорд Эксетцкой на своем дворе в полате запер, выпустил, и з бояры пришел х королевне, и что было Эксетцкого умышленье, и он то все известил королевне, и королевна ему за то пеню отдала, его пожаловала. А лорд Эксетцкой после его прибежал к себе на двор и заперся на дворе, а с ним три князи вотчинные большие: эрль Сеуфгамтен, да эрль Роклин, да лорд Сенс, да его двора люди, и хотел битца на смерть; и королевна прислала к его двору боярина своего лорд-адмирала со многими людми и с нарядом. И лорд де адмирал говорил ему: „Прислала деи меня королевна, а велела тебя взяти и привести к себе; и ты де против государыни как стоишь?“ И лорд де Эксетцкой ему говорил: „Я деи против государыни своей, Елисавет-королевны, не стою и ей не изменник, а стою де против своих недругов, секретаря Робора Сыселя и его заговору, что хотят меня убити; а ныне деи вижу тебя, что ты прислан от королевны, великой боярин, и я деи тому верю и против тебя не стою: волен бог да королевна надо мною“. И, сняв с себя саблю свою, положил перед лорд-адмиралом, да и те три князя, которые с ним сидели; и лорд-адмирал, взяв их, привел на королевнин двор; и королевна лорд Эксетцкого и тех трех князей велела в Вышегороде посадити в тюрьму; а после того велела королевна быти у себя в зборе многим людем конным и пешим для того, чаючи в земли великой шатости и за него стояния“.
И Лунда-город был заперт недели з две, а улицы замкнуты были чепми, а лунские люди все ходили в зборе наготове, в доспесех, с пищальми, остерегаючи королевну и опасаючися от иных окресных ближних государств эрл Эксетцкому вспоможенья, потому что он в Англинской земли и в ыных государствах славен был и любим.
И февраля в 17 день сказывали Григорью и Ивашку гости, Фрянчик Иванов да Иван Ульянов: „Сего деи эрль Эксетцкому суд был, а судили деи его вотчинные большие двадцать четыре князи; и по суду деи Эксетцкой стал виноват и осужден на смерть“. И февраля в 24 день эрль Эксетцкой кажнен смертью в Вышегороде; и после его по нем в Лунде было великое сетование и плачь великой во всех людех.
А опосля того кажнены его заговору вотчим его, да три князи, да дворецкой его, да дьяк; а иные князи и дворяне, и его люди многие сидят по тюрьмам.
===================
Григорей и Ивашко - дворянин Григорий Иванович Микулин и подьячий Иван Зиновьев, русские послы от Бориса Годунова к Елизавете (1600-1601 гг.).
Гости Иван Ульянов и Фрянчик Иванов - английские купцы Джон Меррик (отца которого звали Уильямом, отсюда именование по отчеству «Ульянов») и его зять Фрэнсис Черри, оба долгое время жили в России, говорили по-русски, временами выполняли дипломатические поручения. Князь Еремей Боус - Джером Баус, англ. посол в Москве в 1583-1584 гг.
Эрль Сеуфгамтен, эрль Роклин, лорд Сенс - граф Саутгемптон, граф Рэтленд, лорд Уильям Сэндис (Сэндс).
Робор Сысель - Роберт Сесиль.
Вышегород - Тауэр.
С недоумением встреченное ЖЖ-публикой слово «деи» - частица «де», она же «дескать», в старой форме «деи» или «дей», дальше идти к Фасмеру в статью «де».
От составителей сборника (ответственный редактор - член-корреспондент АН СССР Д.С.Лихачев.):
При публикации текста приняты следующие правила. Сохранены особенности правописания рукописей со следующими отступлениями: "ъ" в конце слов опущен; буквы "ѣ", "i", "θ" и "ω" заменены соответственно буквами "е", "и", "ф" и "о", проставлен "й". Текст печатается с раскрытием титл и введением в строку надстрочных букв. При этом после согласных, произносимых мягко, вставляется "ь". Необходимые по смыслу буквенные дополнения ставятся в прямые скобки. Славянская буквенная цифирь передаётся арабскими цифрами.