Искренние воспоминания о 1970-х: "Душевный дискомфорт был постоянным. Ложь страшная везде"
Павел Петрович Пырков (1941-2017). В 1970-1980-е годы работал в психиатрической больнице № 14 Красногвардейского района Москвы и в психоневрологическом диспансере № 10. Ниже размещен фрагмент его воспоминаний об эпохе Застоя в СССР. Текст приводится по изданию: Дубнова М., Дубнов А. Танки в Праге, Джоконда в Москве. Азарт и стыд семидесятых. - М.: Время, 2007.
На одну зарплату прожить было нельзя: оклад - 70 рублей. Приходилось работать на полторы ставки. И вот после своей основной работы еще идешь в другое место, на три-четыре часа. Так что рабочий день длился с восьми утра до девяти вечера. Плюс дорога. Так что на культуру оставались только выходные. Но на вторую работу можно было идти только с разрешения «общественного треугольника» основного места службы: партком, местком и администрация. Обсуждают, унижают, анализируют твое поведение, а потом: ну ладно уж, разрешим ему после работы еще поработать... В кафе мы не ходили, в рестораны тоже. Это было не по карману. Но заходили в кафетерии - такие забегаловки, где кофе стоил пять копеек, десять копеек. Или любили попить водички из автомата - три копейки с сиропом, одна копейка - без сиропа. Машины эти работали на хороший удар кулаком.
ДЕФИЦИТ
Я помню талоны на одежду в семидесятые. Чтобы купить дубленку, выдавали на 40 человек один талон, и мы тянули жребий. Однажды мне повезло. Но как потом прийти в ней на работу? Позор. Зависть. На тебя все смотрят как на врага. Так и провисела дубленка дома, в шкафу. Помню, жене выпал талон на палас, и мы заняли денег и поехали в Бибирево. Выбирать было не из чего, рисунок был один только. Отрезали нам два на три метра, и около магазина - толпа желающих, приехавших с юга: мы дадим денег в два раза больше, отдайте палас! Но мы не согласились. И пока везли этот палас в метро, к нам все время приставали: продайте, продайте... Очень унизительно было, неприятно. В начале перестройки профессора стояли в очереди за ботинками в магазине «Лейпциг». Долго стояли, часа три. А когда зашли - выбрать нечего было, нужные размеры закончились.
У меня лечилась одна директорша универмага, и однажды она мне позвонила и сказала, что завтра к ним поступят кожаные перчатки, то ли чешские, то ли венгерские. Говорит, я вам оставлю. Я к ней приезжаю, и она в кабинете из-под сейфа, с пола достает перчатки. На второй день я, радостный, иду в поликлинику на работу, кладу перчатки в наружный карман пальто, Сдаю в гардероб. После смены пальто получаю - а перчаток нет. День всего походил в новых перчатках. Скандал не устроил, да чего там... Все из-под полы покупали. Мне пациент рассказывал: ему нравился рок, и вот он купил из-под полы у спекулянта пластинку, последние деньги отдал. Пришел домой, поставил - а там речь Брежнева. Он в ярости выбегает на балкон, кричит что-то, топчет, давит пластинку - и его забирают. За оскорбление власти.
ПАРТИЯ
В партии я не был, не хотел. Мне не нравилась эта идеология: была большая разница между тем, что партия говорила, и тем, что она делала - спецмашины, спецзаказы, спецсанатории, оборудование шикарное в партийных больницах, - словом, спецжизнь. Многим членство в партии нужно было для карьеры: например, аспирантам, у которых скоро защита. Кому-то нужна была квартира, а быть членом партии при распределении жилья - дополнительный плюс. Протестовать невозможно было. Мы все были воспитаны на марксизме-ленинизме. Если будущий врач не сдаст шесть экзаменов по общественным наукам, не получит диплома. Но душа этого никак не принимала... Я не верил ничему, что они говорили, печатали. Я считал, что все вопросы по управлению экономикой вполне могли решаться Совмином: там были специалисты, отраслевики...
В Мавзолее был один раз - студентом. Вижу - все идут, огромная очередь. Я встал. Надо же посмотреть хоть раз. У меня оказалось свободное время, а в кейсе всегда лежала книжка. Пока дошел, прочел страниц 200, кажется. Зашел, посмотрел. Мне, как врачу, смотреть на труп уже тогда было неинтересно. Помню чувство жалости: ну что ж его не похоронят никак... Интерьер посмотрел, охрану. А сзади подталкивают: не стой, не останавливайся... На демонстрации я ходил. Там заставляли флажками махать, и вот стараешься, чтобы флажок тебе не достался. Не хотелось его нести, потом еще ехать с ним... Врачам не давали отгулов за демонстрацию, видимо, считалось, что мы так проявляем свой патриотизм...
Однажды мне нужно было попасть в одно место, и я решил поехать на троллейбусе. Мы проехали Институт педиатрии, Черемушкинский рынок, а дальше начинается Ленинский проспект. Так нас заперли в троллейбусе на четыре часа! Какой-то король проезжал. Жара, окна закрыты, троллейбус битком набит народом - и никого не выпускают: вдруг ты террорист, специально подкрался? Вся дорога забита машинами, все сидят, молчат, ждут. С тех пор я всегда избегал этого маршрута... Про диссидентов я знал: у меня был приемник «Рекорд», слабенький, но он ловил и «Голос Америки», и «Свободу». Я услышал «20 писем другу» Светланы Алилуевой, услышал о Солженицыне - что его посадили несправедливо. И помню публикацию в «Правде» - вырванные фразы, оборванные цитаты из «Августа 1914 года». Это был полный разнос, обвиняли в антисоветчине. Мол, автор не достоин жить на свете.
Было очевидно, что высылка несправедлива. Но я понял, что там он спасется - это лучше, чем превратиться в лагерную пыль. Я застал пациентов, которых психиатры спасли от сталинского ГУЛАГа. Эти люди десятилетиями находились в больницах, но они не производили впечатления душевнобольных. Я в те годы был студентом, ничего в психиатрии не понимал, но эти пациенты очень отличались от остальных. Среди них были художники, они писали огромные полотна. Наверное, были и писатели. Но писать им не разрешалось... Самиздат ко мне не попадал. Мне только дали на два дня ксерокопию «Доктора Живаго», но трудно было прочесть за такое короткое время. И еще я читал «Один день Ивана Денисовича».
На работе я был осторожен. Если кто-то что-то говорил, это сразу становилось известно парторгу. Этот парторг решал, пускать вас в Варшаву, например, или нет. А я ни разу не был за рубежом. Поэтому на работе я особенно не разговаривал - а то парторг еще сочтет, что ты политически незрелый, много говоришь... Да и некогда было разговаривать: ты постоянно в палате, диалоги с пациентами, оформление документации. Очень мало свободного времени... Так что дома было одно, а на работе - совсем другое. Душевный дискомфорт был постоянным. Ложь страшная везде. У меня отец погиб под Калугой в феврале 1943 года, написали: «Без вести пропал». Как это? Он что, молекула? Там же командиры были... Лозунг «Никто не забыт» был сплошным лицемерием. Отца моего забыли сразу же после боя...
Расслабляешься, когда уезжаешь с детьми за город, на природу. Или когда «культурно отдыхаешь». Культура не была частью жизни каждого человека. Один может футбол смотреть два часа, а я этого никогда в жизни не делал. Я не понимаю этого кайфа. Футболом надо заниматься, а не смотреть. Если есть время - лучше встань на лыжи и покатайся полтора часа. Мой кайф был в том, чтобы увидеть новое.
КИНО
На Старом Арбате был кинотеатр «Наука и знание», где-то между Вахтанговским театром и МИДом. Там шли очень интересные документальные фильмы, билет стоил 10 коп. Каждые три дня - новый фильм: исторический, познавательный. А в подвале кинотеатра был дешевый буфет: три копейки чай, десять копеек булочка. И если я оказывался в тех краях, то обязательно заходил. Я помню, как на территории ВДНХ слева была круговая кинопанорама. Круглый зал, вокруг 20 или 30 огромных экранов, и на них проецируется фильм. Ты стоишь в центре этого зала и будто становишься участником фильма. Например, показывают, как машина едет по городу. И чувствуешь себя так, будто сидишь в этой машине. Вдруг - красный свет. И все зрители дружно делают шаг вперед, «чтобы удержаться».
Суперэротичный фильм был «Мужчина и женщина», его показывали в кинотеатре «Мир» на Цветном. Мы очень долго стояли в очереди за билетами... А перед этим вышел на экраны «Человек-амфибия»: там были очень интересные подводные съемки. У меня родственник работал в Госкино, так что была возможность ходить на официальные программы кинофестивалей. Я смотрел по четыре фильма в день. На время фестиваля я оставлял работу по совместительству, и с шести вечера до часу ночи смотрел кино. Однажды рядом со мной оказались Сергей Герасимов с супругой. Они проговорили весь фильм: обсуждали, как играют, как надо - не надо... Конечно, они мне мешали, но было очень интересно смотреть на их реакцию. А впереди сидел Даль Орлов. И я на тех фестивалях понял, какой это труд смотреть фильмы, и еще общаться, обсуждать. Изо дня в день, 12 дней.
А меня эти фильмы привлекали еще и видами заграничной жизни. Когда ни разу не был в чужой стране, а видишь только снимки из газеты «Правда», как бомжи ищут что-то около мусорных контейнеров, или демонстрации... И тут нам показывают настоящий Париж: пактам народ ходит, во что одет, как они на лужайках, на газонах лежат, из бутылок пьют, никто ни с кем не ругается... Это было симпатично, приятно смотреть. Улицы чистые. Очень отличалось от нашей реальности. А у нас, я помню, попробуй зайти в метро в трениках - тут же мент остановит: почему одежда не соответствует? О шортах и говорить нечего. Попробуй пить из горла воду, тут же тебе сделают замечание: мо мол, нарушаете общественный порядок, гражданин! И ни в одной стране, кроме нашей, я не видел бородатые от объявлений стены и столбы.
КНИГИ
Помню, как сложно было подписаться на приложение к журналу «Огонек»: тоненькие белые книжечки, серия «Библиотека “Огонька”». Подписка была ограничена, и преимущество имели те, у кого была подписка на сам журнал. И вот подписываешься на «Огонек» и становишься, уже с квитанцией, в очередь. Объявляют, что подписка будет в такой-то день. Приходишь - нет подписки. И ходишь потом каждый день, узнаешь: началась подписка или нет. И если повезет, получаешь квитанцию на получение нескольких брошюрок. Чтобы получить подписку на книги через магазин, то ночуешь около магазина, зима, лето - неважно. Он открывается утром в 10.00, и если ты попал в число первых десяти-двадцати человек - тебе повезло. Идешь с паспортом, оформляешь предоплату, получаешь квитанцию.
И потом ждешь извещение с почты. После на почте доплачиваешь - и тебе вручают том. Я читал три-четыре газеты: «Правду», «Социалистическую индустрию», «Литературку». И «Неделю». Ее почему-то нельзя было выписать, так что мы ходили «ловить» ее к киоску. В каждый киоск привозили 10-15 штук, в определенный день после обеда ты идешь к «Союзпечати» и ждешь. Всегда было шесть-семь таких желающих. Такая радость была, если удавалось купить. А то еще могли в этот день не привезти... Собираем, упаковываем макулатуру: газеты, пакеты, коробочки распрямляем. Связываем. Несем. Приходим - пункт закрыт, почему - неизвестно. Но «Женщину в белом» Коллинза за 20 кг макулатуры я все-та- ки получил. У меня дома около 4 000 книг. Библиотека. Я покупал альбомы по искусству- по 15, 25 рублей. Выкраивал как-то. Но рестораны, кафе, такси - это было уже не для меня. Покупал всегда две-три книги. Одинаковых. Привычка была. Потом их дарил.
ТЕАТРЫ
В театры я ходил смотреть на артистов. Сама театральность меня не очень привлекала, все казалось ненастоящим, не про жизнь. Я смотрел «Турандот» в Вахтанговском с Яковлевым и Борисовой, смотрел Смоктуновского во МХАТе, Менглета и Папанова - в Сатире. На Таганке посмотрел три спектакля, но Высоцкого на сцене не видел. Зато я все вещи прослушал в Кремлевском Дворце съездов: билеты по 50 копеек, почетный балкон. Самые дальние места, зато отличная акустика и все видно.
ВЫСТАВКИ
Однажды я попал на выставку гравюр XVII века. Так я получил такое удовольствие... Я же нигде их до этого не видел! Глазунова первый раз посмотрел в Манеже в 1973 году. Огромную очередь отстоял. Еще поразили выставки Коненкова и Пластова. А на «Джоконду» я не попал. Я ее позже посмотрел в Лувре. Почему ходил? Душе нужна пища. Душе хочется красивого. Скульптура Микеланджело - реальная, близкая, понятна. Чтобы понять сюрреализм, нужно затратить много душевных сил, долго на эти картины смотреть невозможно. Мне же всегда нравилось красивое и реалистичное искусство, оно для меня и понятней, и приятней.
МУЗЫКА
Мы все время слушали классику на пластинках. Чайковский, Шопен. И на концерты ходили. Мне очень нравился гитарист Иванов-Крамской. Один раз случайно увидел его афишу, пошел - и очень понравилось. Однажды я попал на концерт Мирей Матье. Первое отделение она пела, а второе было отдано французскому варьете. Это было роскошное зрелище, и главное - неожиданное. А на Анну Герман не попал. Она прилетала в Москву, была уже после травмы, и у меня было два билета... Но как раз в это время приехал мой друг из Гродно, и я ему билеты отдал. Кто же знал... Она моя любимейшая певица. Я часто приглашал актеров и певцов к пациентам в больницу. Сначала сам шел на концерт, и если мне нравилось, то шел за кулисы и приглашал провести сеанс музыкального лечения. Бесплатно. И никто никогда не отказывался.
Найдено здесь: https://vk.com/krasniyterror?w=wall-81082452_62333
или
