24 ноября 1937 года Николай Олейников был расстрелян в числе 50-ти «японских шпионов», вместе с писателями Сергеем Безбородовым, Абрамом Серебрянниковым, Вольфом Эрлихом. Первое полное собрание сочинений Николая Олейникова (в одной небольшой книжке под названием «Пучина страстей») вышло в СССР только в 1990 году.
Николай Макарович Олейников, пожалуй, самый загадочный для читателя поэт 20-30-х годов прошлого века. Про него знают поклонники Хармса и доки в российской поэзии. Среднестатистический читатель, может, что-то и слышал краем уха, но уже забыл. Олейникова в школе не проходят и на ночь детям не читают.
Искусствовед Лидия Гинзбург (на рубеже 1920-х - 1930-х годов она часто встречалась с Олейниковым) вспоминала:
«Он показывал мне официальную справку, с которой приехал в Петроград. Справка эта, выданная его родным сельсоветом, гласила: "Сим удостоверяется, что гр. Олейников Николай Макарович действительно красивый. Дана для поступления в Академию Художеств". Печать и подпись. Олейников вытребовал эту справку в сельсовете, уверив председателя, что в Академию Художеств принимают только красивых. Председатель посмотрел на него и выдал справку».
Олейников родился в Ростовской области в 1898 году. Учился на педагога, воевал за красных в Гражданской войне , был партийным. Работал в местных журналах и газетах. В 1925 году переехал в Петроград. Работал в редакции газеты «Ленинградская правда» и журнале «Новый Робинзон».
В 1928 году начал выходить журнал ЁЖ («Ежемесячный журнал») для детей, где Олейников стал главным редактором. Журнал выпускался вплоть до 1935 года.
С «Лучшим в мире журналом для детей» (рекламный слоган) сотрудничали Корней Чуковский, Самуил Маршак, Борис Житков, Виталий Бианки, Михаил Пришвин, Евгений Шварц, Ираклий Андроников и обэриуты - Даниил Хармс, Николай Заболоцкий, Александр Введенский.
С 1930 года по инициативе Олейникова начинает выходить еще одно издание для детей - «Чиж». «Чрезвычайно Интересный Журнал» - так расшифровывалось это название.
Сам Олейников писал под псевдонимом Макар Свирепый. В журналах печатались комиксы про приключения Свирепого в США, Африке, Европе.
В 30-х годах Олейников совместно с Евгением Шварцем (воевавшим в свое время за белых - такие вот пируэты советской жизни) написал три сценария («Разбудите Леночку», «На отдыхе», «Леночка и виноград»), по которым были поставлены фильмы.
Во «взрослую» литературу он попытался войти со стихотворением «Муха». Из это ничего не вышло:«Муха» навлекла на автора гнев властей, Олейникову пришлось каяться, но это не помогло.
Муха
Я муху безумно любил!
Давно это было, друзья,
Когда еще молод я был,
Когда еще молод был я.
Бывало, возьмешь микроскоп,
На муху направишь его -
На щечки, на глазки, на лоб,
Потом на себя самого.
И видишь, что я и она,
Что мы дополняем друг друга,
Что тоже в меня влюблена
Моя дорогая подруга.
Кружилась она надо мной,
Стучала и билась в стекло,
Я с ней целовался порой,
И время для нас незаметно текло.
Но годы прошли, и ко мне
Болезни сошлися толпой -
В коленках, ушах и спине
Стреляют одна за другой.
И я уже больше не тот,
И нет моей мухи давно.
Она не жужжит, не поет,
Она не стучится в окно.
Забытые чувства теснятся в груди,
И сердце мне гложет змея,
И нет ничего впереди...
О муха! О птичка моя!
(1934)
В декабре 1931 года Хармс и Введенский были арестованы по обвинению в участии в «антисоветской группе писателей в бывшем детском отделе ЛЕНОТГИЗа». Группу обвиняли, в том что они «методами литературного творчества борются с советской властью - путем протаскивания в печать литературных произведений для детей, содержащих контрреволюционные идеи и установки, путем создания и нелегального распространения не предназначенных для печати литературных произведений для взрослых, путем использования "заумного" творчества для маскировки и зашифровывания контрреволюционного содержания литературного творчества группы...»
Хармс и Введенский согласились с предъявленными обвинениями.
Хармса приговорили к трём годам концлагерей. Благодаря хлопотам отца-народовольца, приговор заменили высылкой в Курск, где уже находился высланный Александр Введенский.
Историки литературы до сих пор недоумевают, почему Олейников остался на свободе: его имя присутствует во многих протоколах допросов. Но, видимо, его час еще не пробил. Олейников даже попытался было «легализовать» свое «взрослое» творчество, мол, вот вам недетские стихи, ничего не протаскиваю, взрослые поймут, что я имею в виду. В 1934 ему удалось пристроить три своих стихотворения в столичный журнал «30 дней», среди них была и «Муха».
«Муха» вызвала особый гнев властей. «Взрослые» все поняли, все что нужно в стихотворении увидели. Ну, или увидели то, что им хотелось: принципиальной разницы между мухами и людьми нет. Они это и так знали.
Публикация сразу же была опознана как диверсия. В «Литературной газете» появилась статья «Поэт и муха» (10 декабря 1934 года).
Олейникову пришлось объясняться на партсобрании. Он, в отличие от не имеющих постоянной работы беспартийных обэриутов, - коммунист, редактор детских журналов «Чиж» и «Ёж», по большому счету, он вписан в систему.
На первом собрании Олейников не согласился с предъявленными ему обвинениями; было назначено второе собрание.
«Внимательно обдумав свое выступление на последнем писательском партийном собрании, я пришел к выводу, что мое поведение на этом собрании заслуживает самого решительного осуждения. Я до сих пор не могу понять, каким образом я, член партии с 15-летним стажем, мог докатиться до тех высказываний, какие имели место в моем выступлении.
В первый момент я никак не мог согласиться, что мои стихи благодаря своей двусмысленности могут играть на руку людям враждебно настроенным по отношению к нам. Мне казалось, что поскольку стихи мои известны целому ряду крупных партийцев и некоторым ответственным работникам НКВД - постольку ничего предосудительного они в себе не заключают. Почти все без исключения ленинградские писатели-коммунисты знали мои стихи. Вплоть до последнего партсобрания никто из них не указал мне на недопустимость произведений подобного рода.
Уже с первых шагов в этом направлении я должен был остановиться и понять, в какую тину засасывает меня моя юродствующая юмористика. Но я ничего не замечал. Ни разу никем не одернутый как следует, я продолжал пребывать в убеждении, что мои стихи могут принести какую-то пользу, что они действительно высмеивают литературный эстетизм, мещанство, глупость, идеалистическое копание в мелочах, упадочничество, пошлость, обжорство, замогильную тематику, беспредметный скептицизм и т.п.
Суровая и беспощадная критика не сразу была осознана и понята мною. Мне становится страшно при мысли, что я навсегда буду лишен возможности быть в первых рядах строителей социализма...»
Как-то так. Трудно понять, всерьез все это сказано или тоже «юродствующая юмористика».
Биографическое отступление:
Из «Выписки из протокола № 9 заседания комиссии по проверке нерабочего состава РКП(б) ячейки № 9 при редакции газ. "Молот" Ленрайона, гор. Ростова н/Д. 15 июня 1925 г.»:
«Слушали: дело члена ВКП с июня 1920 года, билет №... тов. Олейникова Николая Макарьевича. Родился в 1898 году в Донской области. Отец служащий. Сам тоже служащий. Образование среднее - окончил реальное училище. Во время гражданской войны, на почве политических разногласий, убил отца. Служил в Красной армии, с конца 1919 года по 1920 год. В Профсоюзе с 1920 года. В партии с 1920 года. Сейчас зав. отделом «Партийная жизнь» ред. газеты "Молот". Постановили: Считать проверенным. Политически развит удовлетворительно. Предложить знания углубить».
Убил ли отца Макар Свирепый (под таким псевдонимом Олейников выступал в детских журналах) на самом деле или это было символическое убийство, неизвестно. Впрочем, и то и то вполне в советском духе.
Лидия Гинзбург писала: «Вот что он мне как-то о себе рассказал. Юношей он ушел из донской казачьей семьи в Красную Армию. В дни наступления белых он, скрываясь, добрался до отчего дома. Но отец собственноручно выдал его белым как отступника. Его избили до полусмерти и бросили в сарай, с тем чтобы утром расстрелять с партией пленных. Но он как-то уполз и на этот раз пробрался в другую станицу, к деду».
Любви между Макаром и Николаем Олейниковыми не было. Евгений Шварц писал, что Николай «не в силах был представить себе, что кто-нибудь может относиться к отцу иначе, чем с ненавистью и отвращением».
Олейникова раздражало, когда Даниил Иванович Хармс говорил, что гордится своим отцом - революционером-народовольцем.
Ходили слухи, что Николай Олейников убил своего отца. На почве классовой ненависти и личной неприязни. Однако до 2015 года никаких документальных подтверждений этому факту не было.
В 2015 году филолог и рок-музыкант Анна Герасимова выступила с докладом «Некоторые штрихи к портрету Макара Свирепого». Вот фрагмент ее доклада:
«... в архиве, к материалам которого я наконец приступаю, имеется небольшой листок, довольно неразборчивая машинопись под копирку - "Выписка из протокола № 9 заседания комиссии по проверке нерабочего состава РКП(б) ячейки № 9 при редакции газ. "Молот" Ленрайона, гор. Ростова н/Д. 15 июня 1925 г.": "Слушали: дело члена ВКП с июня 1920 года, билет № тов. Олейникова Николая Макарьевича. <...> Во время гражданской войны, на почве политических разногласий, убил отца. Служил в Красной армии, с конца 1919 года по 1920 год. В Профсоюзе с 1920 года. В партии с 1920 года. Сейчас зав. отделом "Партийная жизнь" ред. газеты "Молот". Постановили: Считать проверенным. Политически развит удовлетворительно. Предложить знания углубить».
В 2015 году филолог Олег Лекманов заявил, что в его распоряжении оказался документ, согласно которому Олейников «во время гражданской войны, на почве политических разногласий, убил отца». Об этом поэт сообщил членам комиссии по проверке состава ячейки РКП(б), что и было зафиксировано в протоколе.
«Но почему же мы должны поверить в подлинность именно этого факта, который (с очевидной выгодой для себя тогдашнего) Олейников сообщил членам комиссии по проверке нерабочего состава РКП(б) ячейки №9?, - писал впоследствии сам Лекманов. -
Ведь члены комиссии были абсолютно лишены, если не возможности, то уж точно - желания выяснять подлинные обстоятельства смерти Олейникова-отца: ее заседание состоялось в Ростове-на-Дону, а не в станице Каменская. Так что Олейников-сын вполне мог позволить себе эпатажный и цинический жест из тех, к которым он был в высшей степени склонен. В 1935 году, представ перед ленинградской Комиссией по чистке, Олейников ни словом не обмолвится о том, что убил отца. "По причинам личного характера с отцом разошелся", - коротко объяснит он».
Такие вот разнообразные "штрихи к портрету"
Олейников был арестован 3 июля 1937 года в Ленинграде. На рассвете за ним пришли сотрудники НКВД. В издательстве сразу же была выпущена стенгазета, именовавшая Олейникова «врагом народа». Газета разоблачала деятельность «контрреволюционной вредительской шайки врагов народа, сознательно взявшей курс на диверсию в детской литературе».
Дальше все было совсем не иронично и не смешно.
Репрессирован он был вопреки стенгазете вовсе не за литературу. Олейников попал под разработанное в восточном отделении контрразведывательного отдела НКВД групповое дело «троцкистской шпионско-террористической и вредительской группы», которое затронуло многих писателей и ученых, связанных рабочими и дружескими отношениями. Ключевыми были показания близкого друга Олейникова, протеже Николая Бухарина, филолога-япониста Дмитрия Жукова, из которого выбили признания, подведшие под расстрел и его самого, и Олейникова.
Один из самых ярких и странных литераторов своего времени Николай Олейников погиб, по меркам Большого террора, обыкновенно - обвиненный в шпионаже и вредительстве.
Выписка из следственного дела:
Дата рождения: 17 августа 1898 г.
Дата смерти: 24 ноября 1937 г., на 40 году жизни
Социальный статус: редактор журнала "Чиж" Детгосиздата
Образование: окончил Каменскую учительскую семинарию
Национальность: русский
Место рождения: Каменск-Шахтинский (ранее Каменск), Ростовская область, Россия
Место проживания: Ленинград, РСФСР
Место захоронения:
Левашовская пустошь мемориальное кладбище, Санкт-Петербург (ранее Ленинград), Россия (ранее РСФСР)
Дата ареста: 20 июля 1937 г.
Приговорен: Комиссией НКВД и Прокуратуры СССР 19 ноября 1937 г. по ст. ст. 58-1а-7-8-11 УК РСФСР
Приговор: к высшей мере наказания - расстрел
Реабилитирован: сентябрь 1957 года Военным Трибуналом Воронежского военного округа
Из дневника Лидии Чуковской
6 августа 1991 года
Самая соленая соль - дело Олейникова. Донской казак, здоровый мужчина во цвете лет, сдался на 18-й день… Чем же его добили? Конвейер, стойка? Похоронен он там же, где Митя <Бронштейн>, на Левашовском кладбище. И Сережа <Безбородов> - тоже сдавшийся богатырь, мощный полярник! И он там же… И оба они - по делу Жукова, хотя не имели к Жукову ни малейшего отношения <…>. Да, интересно, что на Маршака, которого он терпеть не мог, НМО <Николай Макарович Олейников> показаний не дал. Вот под каким предлогом: «Я с Маршаком в ссоре, не встречаюсь с ним и потому ничего о нем сказать не могу». Очень благородно.
Липовое свидетельство о смерти от 5 мая 1942 года было выдано вдове только в 1956 году. Причиной смерти значился вторичный тиф.
По материалам
https://bessmertnybarak.ru/Oleynikov_Nikolay_Makarovich/https://tverdyi-znak.livejournal.com/5699316.html Найдено здесь:
https://vk.com/wall-216286676_216224
или