«Благородный ага прав, но моя уверенность в милосердии Вашего Величества вселила в меня надежду, что вы не ошибетесь в моих плохих писаниях, и что Ваш врожденный добрый нрав приведет Вас к тому, что Вы будете рады принять мое дополнение к докладу аги. Как я тщательно выяснил, основная часть католической армии побежала не из-за того, что увидела бегущих наемников из турецкого лагеря. Вторая боевая линия эрцгерцога все еще не была разбита, и пара десятков убегающих солдат не могли так легко нарушить её порядок. Согласно собственному сообщению самого эрцгерцога Максимилиана, которое он написал только через несколько недель после битвы, его армия была напугана и расстроена несколькими сотнями бегущих христианских всадников. Главному шпиону султана удалось сделать копию этого отчета, поэтому позвольте мне процитировать его Ваше Величество, как эрцгерцог написал об этом: "... внезапно, несмотря на надежды старших офицеров, пара сотен гусар и несколько сотен немецких всадников сразу же повернули от врага без видимой причины, притом что, похоже, никто из них не подвергся нападению. Затем они побежали, и все венгерские и немецкие всадники последовали за ними". Эрцгерцог пришел к выводу, что это было результатом фатальной военной халатности, потому, что волнующая суматоха битвы и клубы дыма отвлекли внимание командиров от оценки тех османских сил, которые все еще оставались нетронутыми в южной части турецкого лагеря. В открытости левого крыла, оставшегося без защиты, виноваты профессиональные солдаты, такие как трансильванец Альберт Кирали и Миклош Пальфи. Генерал Тиффенбах и фельдмаршал Шварценберг должны были нести ответственность одинаково, но любопытно, что позже все обвинили эрцгерцога Максимилиана, который играл наименьшую роль в этом деле.
[Spoiler (click to open)] Очевидно, что католики не начали бы свою главную атаку на османский лагерь, если бы догадались, что 10.000 янычар-телохранителей султана и одетые в железо (iron-clad) сипахи вместе с арьергардом ожидают приказа вытащить свои сабли. Не говоря уже о нескольких тысячах османских всадников их правого крыла и остатков все еще сражающихся турок. Общая численность сил, атаковавших армию эрцгерцога со стороны, составляла около 20-25.000 человек. Почему османской армии нужно было ждать контратаки более часа после того, как христиане начали общий штурм османского лагеря? К большому сожалению, это не было хитро запланированным действием. Османская армия просто потратила столько времени, чтобы отреагировать и организовать контратаку для Чикале-паши, который возглавил конницу арьергарда. Его удар поразил левое крыло армии эрцгерцога, и гусарам вместе с немецкими всадниками пришлось увернуться от внезапного натиска, повернув вправо, что было единственным возможным путем отхода. Именно поэтому они врезались во вторую линию христиан, вызывая смятение в их рядах. Чикала-паша повел последнюю нетронутую османскую конницу в бой. Султану повезло, что в это же время появились отдельные люди и небольшие группы (христиан), бегущие из турецкого лагеря. Паника смела известную дисциплину ландскнехтов. Вся армия эрцгерцога начала распадаться. Эрцгерцог Максимилиан предпринял тщетную попытку спасти пехоту, поспешив на помощь с тремя сотнями конных, но обезумевшая толпа просто рассеяла его всадников, как опавшие листья. Принц Бернхардт Анхальт столкнулся с преследующей бегущих османской конницей, имея две сотни немецких всадников, но не смог изменить ситуацию. Благодаря наступающим сумеркам и чудесной доблести некоторых подразделений христианской пехоты торжествующие османские всадники были остановлены в бродах ручья. Уставшие турки вернулись в свой лагерь после нескольких залпов из орудий противника. Тем временем татары обошли христианский лагерь и смешались с бегущими врагами, убивая и грабя их до темноты. Хотя лагерь христиан был хорошо укреплен и был отлично пригоден для перегруппировки войск, никто не мог издать такого приказа. Повозки были отделены друг от друга, многие из наемников пытались спасти столько имущества, сколько они могли унести, грабя собственный обоз в ужасном хаосе. Видя это, эрцгерцог даже не осмелился войти в свой лагерь. Кроме того, вечер принес густой туман, и фельдмаршал Шварценберг потерялся в нем. Трансильванцы, напротив, не казались такими испуганными. Они безразлично собирали вещи и покидали обоз со своими повозками в хорошем состоянии. Только генерал Пальфи остался в лагере. В полночь он собрал военный совет с оставшимися офицерами. Видя распад армии, они ничего не могли сделать, кроме как собрать свои самые важные вещи и покинуть лагерь в тишине. В то же время отряды султана на другой стороне ручья не выглядели победоносной армией. Они лихорадочно паковали и разбирали свой лагерь, и никто не думал преследовать католиков. Никаких военных действий не предпринималось. Командиры султана смогли восстановить полный контроль над своей армией только после того, как христиане покинули поле битвы. Османы даже не забрали несколько сотен повозок, которые были оставлены противником, и большое количество вражеских припасов и пушек также осталось на поле. Потери султана приблизились к 30.000, и число жертв росло. Легко было лечить раны, вызванные мечами или пиками, но девять из десяти солдат погибли из-за инфекций, которые были вызваны ранениями от пуль мушкетов. Урон противника составил менее половины от числа погибших турок, большинство из них пали во время разграбления турецкого лагеря, а также когда вторая линия была прорвана и бежала. Самые многочисленные жертвы произошли от швабов, баварцев и двух чешских контингентов, которые в панике бежали, давя друг друга на смерть. Католики почти выиграли битву при Мезёкерестеше, но, в конце концов, им пришлось покинуть поле боя. Их неудача имела скорее моральные и политические последствия, чем тактические или стратегические. Совершенно бесспорно, что первоначальная инициатива всё время была в руках христиан. Они выбрали поле битвы и оказались в лучшем положении. Кто был победителем всех столкновений, если не они? Разве не они раскатывали перед собой османскую кавалерию своим сильным артиллерийским огнем по их желанию? Разве не они развернули свои войска и не сметали турок с поля битвы так искусно, как если бы это было написано в военных книгах? Было пять разных видов христианских солдат, западная и восточная пехота, три вида кавалерии, и кто знает, сколько наций вместе, все действовали быстро в унисон, демонстрируя отличную дисциплину и выполняя сложные приказы. Разве не они могли непрерывно покрывать каждый ярд поля битвы смертельным огнем своей удивительно мобильной артиллерии? Почему могущественная османская армия приняла их условия битвы и не смогла в полной мере использовать свою сильную конницу? Почему армия султана так медленно строила лагерь и получала приказы с такой большой задержкой? Это действительно чудо, что измученные турки смогли вытащить свои сабли, а их лошади вообще могли так много бегать. Кроме того, боевой порядок наших мусульманских друзей был довольно старомодным (quite old-fashioned), и его легко разорвал тяжелый кавалерийский клин противника. Хотя у османов было в два раза больше пушек, чем у христиан, они не могли воспользоваться этим преимуществом. Неудивительно, что, несмотря на официальные празднования победы, в Серале ходят слухи и некоторые евнухи говорят лишь о «счастливом побеге» султана Мехмеда из-за одной фатальной ошибки врага. Вскоре после этой победы падишах назначил Чикала-пашу новым великим визирем, за то, что он спас ему жизнь в решающие минуты битвы. Как оказалось, католики не смогли вернуть Эгерский замок, поэтому важный форпост границы попал под османское владычество. Наибольший успех султана заключался в том, что коалиция католиков распалась, трансильванцы поспешили домой. Согласно последним сообщениям, князь Сигизмунд Батори в ужасе от возможного наказания, которое он может получить за это приключение с Габсбургами, он пытается помириться с Блестящей Портой. В то же время идолопоклонник (idolizer) Габсбург эрцгерцог Максимилиан сделал следующий вывод из конфликта: «Это важнейшее неудачное боестолкновение должным образом указывает на то, что огромная армия язычников и их лучшие силы могут быть легко побеждены и разбиты в крупномасштабной битве с помощью Бога, если мы соблюдаем хороший боевой порядок, смело нападаем на врага и стойко преследуем его». Несмотря на мой вывод, я молю Ваше Величество, чтобы как можно скорее отреагировать на успех турок, не допуская никаких сомнений в исходе данного военного предприятия. Нам надо отправить Ваше поздравление султану Мехмеду. И если Ваше Величество соизволит предоставить мне честь сделать это от Вашего имени, чтобы удовлетворить султана по Вашей доброй воле, то Бог является моим свидетелем того, что я являюсь самым верным в служении Вам и интересам англиканской церкви с моим величайшим усердием. Ваш самый послушный слуга и посол в Стамбуле, Эдвард Бартон».