Медуза: Математик Дмитрий Богатов сидел в СИЗО по ложному обвинению. А теперь попросил убежище в США
11 сентября математик Дмитрий Богатов написал в своем телеграм-канале , что недавно получил разрешение на работу в США. В апреле 2017 года Богатова обвинили в призывах к терроризму и массовым беспорядкам из-за того, что IP-адрес пользователя, который оставил экстремистские комментарии на форуме сисадминов, совпал с адресом его компьютера. Математик провел в СИЗО больше трех месяцев, его дело было закрыто только в мае 2018 года. Вскоре после этого Богатов уехал из России по туристической визе - так как уже не верил, что что-то в стране изменится к лучшему. Спецкор «Медузы» Кристина Сафонова поговорила с Богатовым о жизни в США, «ОВД-Инфо» и главной проблеме российской судебной системы.
«Я знал, какую известность оставляю позади, и она мне совсем не нравилась»
- В какой момент вы поняли, что больше не хотите жить в России?
- Вопрос скорее не в том, что я не хочу… Ну да, не хочу, потому что считаю, что это действительно опасно. О своих дальнейших перспективах я задумывался уже с переводом на домашку, потому что в СИЗО о перспективах думается плохо.
Я не могу вспомнить «момент истины», когда я принял такое решение. Ситуация развивалась, что-то менялось, в конце концов стало понятно, что оставаться - не лучший вариант. Эмиграция, когда она делается в очень сжатые сроки, - тяжелая вещь. Но когда раз за разом смотришь на то, как развиваются события моего дела, как развиваются вообще события в России… С каждой печальной новостью, с каждым отказом в ходатайстве, понимаешь, что надежды на что-то хорошее все меньше и меньше. Последняя капля, может быть, и была, но это не существенно.
- Почему вы выбрали именно США?
- Выбор у меня был не такой уж богатый, потому что из иностранных языков я знаю только английский. В неанглоязычных странах было бы совсем ужасно. Мне дали визу [в США]. Могли не дать - тогда бы жизнь пошла по-другому.
- Что нужно было сделать для переезда? Сколько времени это заняло?
- Ехал я по туристической визе, как оно работает. После этого человек как-то пытается обустроиться, найти более-менее постоянное место жительства. Есть юридические моменты: человек подготавливает необходимые бумаги. Много интересного можно прочитать про форму I-589, в которой описывается протокол, что делать, что прикладывать и что будет после. Особых секретов здесь я рассказать не могу. После того, как дело принято к рассмотрению, если оно не рассмотрено в течение года, человек может подаваться на разрешение на работу, чтобы не сидеть без дела до неопределенного срока.
- Сколько времени прошло между эмиграцией и прекращением вашего дела?
- Совсем немного. Месяца полтора-два. Ситуация с США проблематичная, визы делаются в других государствах - это все, конечно, не быстро. Я не мог податься на какую-либо визу, пока был под следствием - это было бы очень удобно для следствия, но такой радости я не хотел им доставлять. Но после прекращения уголовного дела вопрос стоял уже механический.
- Чем вы занимались до отъезда?
- У меня была работа, которую я нашел, еще когда был под подпиской. В одном месте мне специалисты сказали, что я их устраиваю, но служба безопасности отказала. Это было очень обидно, хорошая была работа. В любом случае я нашел другую. На ней работал фактически до самого отъезда.
- Расскажите о вашем переезде. В какой город вы приехали?
- Майами, Флорида.
- Почему?
- Мои родители там были во время отпуска и немного знали город. Плюс мне нужно было снимать жилье, а работать я не мог. Мне нужно было, чтобы жилье было подешевле. Майами - не самое дорогое место в Штатах.
- Вы до этого в Штатах бывали?
- Нет.
- Вам не было страшно ехать фактически в неизвестность?
- Да, но я знал, какую известность оставляю позади, и она мне совсем не нравилась.
- Как для вас прошел первый год в США?
- Это достаточно сложная ситуация. Современные технологии - это хорошо, но я больше люблю общение вживую. Когда из-за этой ситуации из всего живого общения со всеми друзьями, знакомыми остается один человек (Богатов имеет в виду свою жену, Татьяну Федорову, - прим. «Медузы»). Это очень хороший человек, но один. Это серьезная ситуация. Вокруг общество, которое живет само по себе. У меня нет таланта, чтобы заводить друзей и знакомых так легко и просто. Большинство моего круга общения - коллеги по МГУ, все они остались в России.
Читайте также
- На что вы жили этот год?
- Я жил на то, что у меня осталось от жизни в России до моего дела, и на помощь родителей.
- Вы могли себе на эти средства позволить жить так, как привыкли?
- Нет, это определенно более скромный образ жизни. Запасы не бесконечны. Родители, с одной стороны, готовы помогать (родительская любовь - великая вещь). Но, сами понимаете, нехорошо тратить больше, чем необходимо чужих ресурсов. Поэтому [мы живем] достаточно скромно, без изысков.
- Как родители отнеслись к вашему решению уехать?
- Они его одобряют.
- Был ли кто-то, кто сказал, что вы поступаете неверно?
- Осуждения я не нашел даже среди тех, кто считает, что он будет здесь [в России] до конца. Это приятно.
- Из вашего поста в Telegram понятно, почему вы решили уехать из России. В то же время вы не жалеете, что не видели возможности дальше оставаться здесь и были вынуждены эмигрировать?
- Естественно, у меня есть сожаления. Потому что в России у меня осталась педагогика - это то, чем я занимался, что мне нравилось. Это то, что, как говорят англичане, make a living. Конечно, мне грустно, что позади осталась какая-то часть моей жизни. Сейчас мне приходится искать что-то другое. Это грустно, печально, но что делать? Любой человек не хочет стресса, хочет жить там, где он привык и чтобы у него все было хорошо. Это желание понятно, думаю, всем, кроме редкостных авантюристов. Но обстоятельства диктуют другое.
- Вы упомянули работу. Сейчас, когда вы получили разрешение на работу, чем планируете заняться?
- Я был программистом в России. Полагаю, я смогу продать эти навыки и здесь. Здесь, конечно, своя специфика. Фактор языка - я его знаю, но он для меня не родной. Это тоже усложняет жизнь.
Здесь процесс поиска работы другой. В Москве, по моим воспоминаниям из начала 2018 года это было попроще. Потому что Москва большая, в ней все есть, и главное, она доступная из-за метро. Первое собеседование, как правило, и последнее. Оно офлайн. Америка большая, здесь не наездишься, поэтому [во время поиска работы] немеренное количество телефонных разговоров, видеоконференций и всего того, что для меня не столь естественно. Мне всегда нравился формат поговорить лицом к лицу, желательно уже сразу по существу вопроса. Наверное, к этому можно привыкнуть.
«Произвола становится больше, конца и смерти от старости этому не наблюдается»
- Вы внимательно следите за тем, что происходит в России?
- Я читаю «ОВД-Инфо», мне не нравится, но я продолжаю читать.
Как работает «ОВД-Инфо»
- Вам не нравится их работа или то, о чем они пишут?
- Мне новости совершенно не нравятся. Качество [работы] отличное! Люди пишут про события, которые происходят в ночи: ночью кого-то задержали, утром кого-то обыскали. Такое ощущение, что они [сотрудники «ОВД-Инфо»] - суперлюди, которые не спят и не едят, только печальные новости пишут.
- Зачем вы все это читаете, когда у вас есть возможность не жить в российской реальности? Для чего вам это?
- Сложный вопрос. Мне все-таки нравится Москва. Я надеюсь на чудо, что когда-нибудь [новостная] лента опустеет. Если чуть более реалистично - мне хочется иметь представление о том, где остались мои родители, мои друзья. Я не могу забыть, просто сказать, что это не моя жизнь. Да, это далеко от меня, но там остались многие люди. И было бы очень грустно, если бы завтра новость написали про них.
- Вы оставляете для себя возможность когда-нибудь вернуться в Россию?
- Да, в лучшие времена. Только я не наблюдаю, чтобы они двигались в нужном направлении. Есть такая оптимистичная точка зрения, что протест молодеет. На протесты выходят школьники, студенты, и, возможно, это изменит ситуацию к лучшему. С одной стороны, да. Но я никак не могу забыть то, что я видел на митинге 26-го. Там была просто армия росгвардейцев, большинство из них, я не знаю, были ли вообще совершеннолетними. Наверное, да, иначе бы их не пустили. Те, кто охраняет все то, что позволяет по беспределу сажать и пытать людей, вот эти охранники «скотного двора» - тоже молодые ребята. Это не старые генералы выходят и живым щитом защищают Кремль, нет. Такие же молодые ребятки, которые почему-то [оказались] там. Это грустно. Протест молодеет, произвол молодеет, произвола становится больше, конца и смерти от старости этому не наблюдается.
- Какое событие за прошедший год потрясло вас больше всего?
- Дело Котова феноменально даже по текущему масштабу произвола. Я не принижаю важность других дел. Экстремизм рисовали и до этого, терроризм рисовали и до этого, а вот человеку поленились нарисовать что-то насильственное и просто за мирные таблички вкатали четыре года - это новость! Обычно все-таки рисуют какое-то насилие: «Пластиковый стаканчик нанес травму бронированному чудищу». Абсурд понятен, но тут даже этого не соизволили нарисовать. Это определенно новая веха в деградации судебной системы.
Как работает «ОВД-Инфо»
- Сейчас началась масштабная кампания в поддержку Павла Устинова и других фигурантов «московского дела». В результате апелляцию Устинова назначили на среду, а дело другого фигуранта, Айдара Губайдулина, суд вернул в прокуратуру. Что вы думаете о том, что власть пошла на попятную только под общественным давлением?
- Безусловно, общественное давление способствует тому, чтобы [власть] не выходила за совсем уж ненормальные рамки. Но факт остается фактом: оно не спасает. Да, каких-то фигурантов отпустили. С одной стороны, это победа. Но если смотреть на картинку чуть с большего расстояния, мы имеем то, что кучу народа схватили, кого-то отпустили, часть уже осудили, остальных собираются осудить. Вы, конечно, извините мой пессимизм, но я не вижу, чтобы «московское дело» развалилось целиком и полностью. Я не вижу, чтобы случилась справедливость: дело развалилось, а причастные к этому [сотрудники] правоохранительных органов получили по шапке. Вообще говоря, по шапке - это 299 статья уголовного кодекса, «обвинение заведомо невиновного». Практика говорит об обратном. Взять то же «Новое величие» - там много фигурантов, общественное давление сфокусировалось на двух девушках, они получили послабления. Это еще не победа, это всего лишь послабления. Ситуация такая: государство пытается что-то забрать, какую-то часть ему не дают, оно забирает то, что дали, и это не пустота. В каждом таком большом деле что-то отбить удается, но не все. Два шага в пустоту, один - назад. Это повторяется снова и снова.
- Вы переписываетесь с кем-то из заключенных сейчас?
- Да, сейчас у некоторых политзаключенных горячая пора. Я использую «Росузник», чтобы переписываться в основном с теми, с кем у меня что-то объединяет профессионально - проще начать разговор.
- Я так понимаю, речь о Котове. А с кем еще?
- Речь о [Азате] Мифтахове безусловно, все-таки он аспирант мехмата, совсем-совсем коллега. Программистов много, а мы - куда более узкий кружок, альма матер.
- Вы часто вспоминаете о времени, когда сами были в СИЗО?
- Я стараюсь об этом не вспоминать. Есть жизнь до, есть жизнь после и есть жизнь «уехал». Была жизнь, когда я еще свято верил, что проблемы с законом - это только от неисполнения того, что написано в УК. Этот переходный момент, он неприятный. Честно говоря, он и то, что было до него, кажется таким далеким. Прошло всего два года, но кажется, что всю сознательную жизнь я на это смотрел так, как смотрит человек, который читает «ОВД-Инфо».
Дело Дмитрия Богатова
- Кто такой Дмитрий Богатов и почему его подозревают в организации массовых беспорядков в Москве 2 апреля Суд отпустил преподавателя математики под подписку о невыезде
- Акция в центре Москвы - что это было? Репортаж «Медузы»
- Что не так с делом Дмитрия Богатова. Объясняем техническую сторону простым языком
- Что для вас было самым невыносимым в заключении?
- Много что. Жилищные условия там совершенно не айс. Но, наверное, самым неприятным было, когда по вечерам соседи по камере начинали обсуждать сроки. Кому-то десятку дали, кто-то надеется отделаться пятеркой, кто-то уже смирился с тем, что уедет на пятнашку. Такие разговоры не добавляют оптимизма, когда понимаешь, что твое обвинение - от семи с половиной до пятнадцати или двадцати. Понимаешь, что можешь включиться в дискуссию, но как-то не хочется.
- У вас осталась злость на людей, которые это с вами сделали?
- Разумеется. В идеале все они должны пойти по 299-й статье. Все, начиная от следователя, который знал, что делал, заканчивая судьей, который тоже знал, что делал, но я не думаю, что даже вчитывался, он просто подмахивал. Для судьи есть заведомо неправосудные решения. Для следователя - обвинение заведомо невиновного. Для всех есть статья.
Иногда мы можем отбить кого-то. Общество смогло отбить меня, общество смогло отбить Голунова, сейчас по «московскому делу» есть успехи. Но какие успехи? Если следователь не преуспел в фабриковании дела, он должен идти по этапу. Тогда мы могли бы говорить, что у нас есть успехи. Что мы, гражданское общество, смогли освободить невиновных и наказать злодеев. Можно было бы говорить про борьбу, успешную или неуспешную. Но этого нет. Лучшее, что мы имеем - кого-то не посадили. Это успех, но не политическая борьба.
Следствие неуязвимо для простых людей. Мне рассказывали истории о том, что иногда следователи идут по этапу. Но только тогда, когда их обвиняет конкурирующая организация. То есть МВД может судиться с ФСБ, и в результате этих тяжб кто-то из правоохранительных органов идет по этапу. Чтобы они понесли ответственность перед обществом - я не слышал про такое. Конечно, бывают исключительные ситуации - например, диспетчеру МВД, которая сказала: «Когда вас убьют, тогда и вышлем наряд», дали два года. Это здорово, но масштаб недостаточный. Плюс это не политическое дело, а просто халатность на местах. По политическим делам какой-то расплаты за попытку растоптать чужую жизнь нет.
- Вы думали о том, чтобы написать заявление на следователя и судью, которые занимались вашим делом?
- Я уже достаточно с этой системой пообщался, чтобы понимать одно. Я знаю достаточно историй о том, как человека побили в полиции, он пошел в больницу, а ему какое-нибудь дело нарисовали. Не работает это [попытки возбудить дела на сотрудников правоохранительных органов].
- Кто-нибудь из тех, кто имел отношение к вашему делу, извинился перед вами?
- В том-то и дело, что нет. Следователь - человек, который полгода выходил в суд и говорил, что я опасный преступник и меня нужно изолировать от общества, а общество нужно оградить от меня, иначе случатся плохие вещи. И вот этот человек выдает мне бумажку о том, что проведя колоссальную работу, он пришел к выводу, что я невиновен. Может, хотя бы простое человеческое «извините за доставленные неудобства»? Хотя это мягко сказано - «доставленные неудобства». Нет, ничего. Он даже не постеснялся при адвокате сказать: «Вы же понимаете, из-под домашки сразу на свободу, без подписки, не отпускают». То есть он, не стесняясь сказал, что их традиция держать людей под мерой пресечения без надобности - норма вещей.
- Можете рассказать, с чем человеку, даже если его удалось отстоять, приходится жить после такого опыта?
- Люди в полицейской форме напрягают. Я думаю, что человеку приходится жить с осознанием того, что закона нет. Что вся эта красивая книжечка - Уголовный кодекс, в которой написано, что это закрытый список всего того, что можно сделать, чтобы навлечь гнев государства - это ложь. Какую-нибудь из этих статей вам нарисуют, если будет на то необходимость. Человек теряет веру в то, что государство - гарант справедливости. Государство постулируется так, что оно обеспечивает закон, порядок, минимальные социальные обеспечения и так далее. Но это государство, что, простите, мне обеспечило? Оно мне обеспечило только проблемы. [Возникает] понимание, что любое столкновение с государством - это проблемы и точка.
- Сейчас, когда вы не живете в России, вы воспринимаете отношения с государством иначе?
- Не могу говорить, что здесь качественно лучше. Естественно, проблемы есть абсолютно везде, и они везде достаточно серьезные. Но открываешь новости: здесь полицейского судили присяжные, оправдали; здесь - обвинили. Я прекрасно знаю, что присяжные выносят чудовищнейшие решения, тем не менее эта система как-то работает. Это воля простых людей, и она более-менее учитывается. К чему это приводит - отдельный вопрос. В любом случае, народ высказывает свое мнение, и его слушают.
Все мы знаем, что в правоохранительной системе все в одной упряжке: следователю нужны галочки, прокурору нужно не портить отношения со следователем, следователю - с прокурором, а судья вместе с одним из них учился вместе и не хочет ему карьеру портить. Идея с присяжными хороша: человеку, который выносит решение, глубоко до лампочки, сколько страдал следователь, сколько страдал прокурор и сколько он будет страдать дальше. Уже это значительно лучше. Конечно, в США есть свои проблемы. Я не говорю, что ищу рай, его нет. Я просто ищу немного более безопасное место для себя.
Этот материал - часть проекта «Голунов. Сопротивление полицейскому произволу». Мы рассказываем, как устроена правоохранительная система, как бороться с преступлениями полицейских, как не становиться легкой мишенью для силовиков. Все новые материалы появляются в телеграм-канале.
Кристина Сафонова
https://meduza.io/feature/2019/09/19/luchshee-chto-my-imeem-v-rossii-kogo-to-ne-posadili