История Маити Гиртаннер (Maïti Girtanner)
Потрясающая история палача и его жертвы…
Швейцарка Маити, жившая во Франции, родилась в интеллигентной христианской семье, мечтала о музыкальной карьере. «Маленькой девочкой я уже знала, что меня ждет: я буду пианисткой, музыка станет моей жизнью. К семи годам я твердо была уверена в этом», - напишет она много лет спустя. Но детские мечты так и останутся мечтами…
В годы Второй мировой войны во время немецкой оккупации Франции эта юная восемнадцатилетняя девушка оказалась в рядах Сопротивления, где проявила буквально чудеса изобретательности и мужества: спасала бежавших из плена солдат и офицеров, помогала избежать гибели еврейским семьям, доставляла еду нуждающимся, подделывала документы, чтобы спасти преследуемых.
Несмотря на весь ужас тех лет, музыка продолжала звучать для Маити: «В самое черное время войны каждая сыгранная нота казалась мне победой над злом, лучиком света во мраке, торжеством красоты и гармонии над уродством времени. Немцы могли удушить свободу, но не могли уничтожить вековое общее наследие человечества. Они могли убивать людей, но не могли заставить замолчать музыку. Разве нам не рассказывали, что в концентрационных лагерях немцы приходили в особенное бешенство, если слышали, что их жертвы поют? Музыка сама по себе была актом сопротивления - уродству, лжи и смерти. Через несколько месяцев я сделала зловещее открытие: не имея возможности убить саму музыку, палачи могут изувечить ее исполнителей. Жестокая победа палачей, жестокое открытие для меня. Но несмотря ни на что их победа была неполной».
Осенью 1943 года Маити была арестована гестапо и оказалась, как сама она пишет, «в лапах двадцатишестилетнего врача по имени Лео, занимавшегося опытами над пленниками… Его специально выбрало гестапо для изучения новых методов дознания. Задача стояла перед ним недвусмысленная: получить признания подозреваемых, причиняя им всё более невыносимые страдания, но не доводя их до смерти… Пособники Лео наносили нам удары дубиной в нижнюю часть позвоночника. Помимо кровоподтеков, видимых следов не оставалось. Но внутренние повреждения были ужасны, к чему палачи и стремились. Удары достигали костного мозга и разрушали нервные центры. Так случилось со мной…»
Спустя годы Маити вспоминала о тех страшных днях: «Я бормотала про себя “Отче наш”. “И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим”, - я произносила эти слова почти машинально, поскольку знала их наизусть, но иногда забывала вкладывать в них сердце. Повторяя молитву снова и снова, я почувствовала, что слова эти, оставленные нам Христом, относятся лично ко мне и что с этого дня они навсегда вписаны в мою жизнь. Да, я должна их простить. Да, Христос отдал Свою жизнь и за них. Бог любит всех людей, и Он ждал от меня, чтобы я тоже их любила, включая, прежде всего, врагов».
Несколько месяцев Маити Гиртаннер провела в бетонной яме, в «аду на пороге смерти», подвергаясь страшным пыткам и избиениям. Она чудом выжила, но осталась тяжелым инвалидом, потеряла возможность продолжать музыкальную карьеру и иметь детей. «В один прекрасный день я сказала себе, что не надо сожалеть о том, чего больше нет, а надо любить то, что есть, и искать, чем я должна стать. Путь этот оказался очень долгим, немедленных результатов на нем не было. Это было условием искупления и полем внутренних сражений».
Прощение - это не одномоментный акт, но глубинный процесс. Оно требует осмысления и многих переоценок. Оно сродни покаянию - изменению образа мыслей. Прощение нуждается во времени и готовности человека простить. В нем всегда действует некое противоречие: оно зависит только от меня, но в то же время самое главное - не в моих силах.
Будет лишним говорить, что все дальнейшие годы Лео не уходил из памяти Маити. Долгое время она так и не могла ответить на вопрос: смогла ли она его по-настоящему простить? Но вот парадокс, в то же самое время она искренне сопереживала ему и молилась за него: «Я ничего не была ему должна, если не считать плачевного физического состояния. Но меня мучила мысль, что этот человек может умереть, запертый во зле, инструментом и соучастником которого он стал.
Я хранила веру всю свою жизнь. Вернее, вера меня хранила, оберегала от отчаяния, но он, с ним что сталось? Что он сделал со своей жизнью? Как он судил свои прошлые действия?.. Меня мучила навязчивая мысль, что он умрет с сердцем, полным ненависти, и я молилась, чтобы он встретил Того, Кто создал его любовью и для любви… Мне казалось, что жертва больше, чем кто-либо другой, подходит, чтобы вступиться за палача».
В 1984 году в квартире Маити раздался телефонный звонок: «Я в Париже и хотел бы вас видеть», - человек говорил по-немецки. «Я сразу узнала голос… Я слышала этот голос последний раз сорок лет назад, в феврале 1944-го, но никаких сомнений, это был он. Лео, немецкий врач из гестапо, державший меня в заключении долгие месяцы… Его жестокое обращение почти убило меня, заключив тело в железную клетку боли, и до сего дня я остаюсь ее пленницей… Мой палач у моих дверей. Чего он от меня хочет? Звук его голоса поразил меня и мгновенно оживил воспоминания о том, что мне казалось давно ушедшим в небытие. Мне показалось, что крыша обрушилась мне на голову…
Вера в Воскресшего Христа помогла мне выдержать время испытаний и тьмы, а после - построить жизнь, которая уже не была целиком в моих руках. Упование на Бога учило меня любить врагов и, созерцая Крест, верить в прощение.
С конца войны я стремилась простить того, кто почти разрушил меня. Тому, кто привел меня к порогу смерти, я хотела показать путь Жизни.
Но прощение не совершается в пустоте. В глубине сердца я искренне ощущала, что простила Лео. Но смогу ли я в действительности сказать ему: “Я вас прощаю”? Я не была уверена в этом.
В то утро 1984 года, когда меня застиг врасплох телефонный звонок, мое желание простить подверглось испытанию в том смысле, в каком мы обычно говорим о посылаемых нам испытаниях. На самом деле те сорок лет были в большей мере временем забвения обид, чем приготовлением к прощению».
И все же эта встреча состоялась. Постаревший Лео, жить которому оставалось считанные месяцы по причине онкозаболевания, боясь смерти, искал поддержки у своей жертвы. Их беседа продолжалась около двух часов. Лео вспомнил, как когда-то Маити говорила своим сокамерникам об обещанном Богом рае, и задал неожиданный вопрос: «Верите ли вы, что для таких, как я, есть место в раю?» В ответ Маити поведала ему о бесконечном Божием милосердии и всепобеждающей любви Христовой.
«Я говорила медленно, стремясь, чтобы каждое слово проникло в него, запечатлелось в его сердце. Я видела, как постепенно поднималась его голова, распрямлялось тело, как будто он снова мог дышать, как будто новое будущее открывалось перед ним… Я видела, как постепенно он все более открывается моему призыву совершить шаги к покаянию и примирению.
Внезапно он поднялся, подошел к дивану и наклонился ко мне. Глаза его увлажнились, губы дрожали. Он пробормотал: “Простите. Я прошу у вас прощения”. По-немецки существуют два слова для выражения прощения: Verzeihung и Vergebung. Второе намного сильнее первого и отсылает к тяжким грехам. Именно это слово он употребил.
Инстинктивно я сжала его лицо обеими ладонями и поцеловала его в лоб. В эту минуту я почувствовала, что действительно простила. Этот поцелуй был подлинным поцелуем мира, самый подлинный и самый искренний из всех, что я давала и получала.
Настоящее чувство мира, светлого покоя наполнило мое сердце. Подле меня Лео явно переживал внутреннее обращение».
Подлинное прощение - это движение к любви и свободе. Освобождение от власти прошлого позволяет полноценнее жить в настоящем и строить новые отношения.
Это отказ от учета чужих «долгов», который дает возможность разорвать созданный злом порочный круг. Прощение - это односторонний шаг, который открывает новые возможности для другого человека.
Вернувшись в свой город, Лео собрал всю семью, друзей и знакомых и исповедался в своем прошлом, о котором до этого они ничего не знали. Он выразил желание быть им полезным во всем, что в его силах. Его последние месяцы действительно стали временем жизни для других.
Спустя полгода после этой встречи Лео умер.
В последние минуты жизни на предложение жены позвать священника он ответил: «Я хочу, чтобы рядом со мной была Маити».
В 1996 году на французском телевидении вышла передача «Смерть, ненависть, прощение». Среди приглашенных была Маити Гиртаннер. Ее свидетельство в тот вечер произвело огромное впечатление на сотни тысяч людей. С тех пор о Маити постоянно вспоминали. О ней писали статьи в самых известных французских изданиях, она участвовала во множестве теле- и радиопередач. Позже вышла в свет ее автобиографическая книга «И у палачей есть душа».
Воистину Промысл Божий непостижим нашему разуму. Его нельзя осмыслить, перед ним можно только благоговеть. Эта история - отнюдь не художественный вымысел, но подлинный пример того, как в наше время в мире продолжает совершаться тайна Креста и Воскресения.
В этом смысле история Маити Гиртаннер действительно необыкновенная. Она укоренена еще в большей истории прощения - Евангельской. Эта история - свидетельство потерявшему надежду миру о том, что невозможное человекам возможно Богу (Лк. 18, 27).
https://t.me/anton_ovsianikov/2667
Швейцарка Маити, жившая во Франции, родилась в интеллигентной христианской семье, мечтала о музыкальной карьере. «Маленькой девочкой я уже знала, что меня ждет: я буду пианисткой, музыка станет моей жизнью. К семи годам я твердо была уверена в этом», - напишет она много лет спустя. Но детские мечты так и останутся мечтами…
В годы Второй мировой войны во время немецкой оккупации Франции эта юная восемнадцатилетняя девушка оказалась в рядах Сопротивления, где проявила буквально чудеса изобретательности и мужества: спасала бежавших из плена солдат и офицеров, помогала избежать гибели еврейским семьям, доставляла еду нуждающимся, подделывала документы, чтобы спасти преследуемых.
Несмотря на весь ужас тех лет, музыка продолжала звучать для Маити: «В самое черное время войны каждая сыгранная нота казалась мне победой над злом, лучиком света во мраке, торжеством красоты и гармонии над уродством времени. Немцы могли удушить свободу, но не могли уничтожить вековое общее наследие человечества. Они могли убивать людей, но не могли заставить замолчать музыку. Разве нам не рассказывали, что в концентрационных лагерях немцы приходили в особенное бешенство, если слышали, что их жертвы поют? Музыка сама по себе была актом сопротивления - уродству, лжи и смерти. Через несколько месяцев я сделала зловещее открытие: не имея возможности убить саму музыку, палачи могут изувечить ее исполнителей. Жестокая победа палачей, жестокое открытие для меня. Но несмотря ни на что их победа была неполной».
Осенью 1943 года Маити была арестована гестапо и оказалась, как сама она пишет, «в лапах двадцатишестилетнего врача по имени Лео, занимавшегося опытами над пленниками… Его специально выбрало гестапо для изучения новых методов дознания. Задача стояла перед ним недвусмысленная: получить признания подозреваемых, причиняя им всё более невыносимые страдания, но не доводя их до смерти… Пособники Лео наносили нам удары дубиной в нижнюю часть позвоночника. Помимо кровоподтеков, видимых следов не оставалось. Но внутренние повреждения были ужасны, к чему палачи и стремились. Удары достигали костного мозга и разрушали нервные центры. Так случилось со мной…»
Спустя годы Маити вспоминала о тех страшных днях: «Я бормотала про себя “Отче наш”. “И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим”, - я произносила эти слова почти машинально, поскольку знала их наизусть, но иногда забывала вкладывать в них сердце. Повторяя молитву снова и снова, я почувствовала, что слова эти, оставленные нам Христом, относятся лично ко мне и что с этого дня они навсегда вписаны в мою жизнь. Да, я должна их простить. Да, Христос отдал Свою жизнь и за них. Бог любит всех людей, и Он ждал от меня, чтобы я тоже их любила, включая, прежде всего, врагов».
Несколько месяцев Маити Гиртаннер провела в бетонной яме, в «аду на пороге смерти», подвергаясь страшным пыткам и избиениям. Она чудом выжила, но осталась тяжелым инвалидом, потеряла возможность продолжать музыкальную карьеру и иметь детей. «В один прекрасный день я сказала себе, что не надо сожалеть о том, чего больше нет, а надо любить то, что есть, и искать, чем я должна стать. Путь этот оказался очень долгим, немедленных результатов на нем не было. Это было условием искупления и полем внутренних сражений».
Прощение - это не одномоментный акт, но глубинный процесс. Оно требует осмысления и многих переоценок. Оно сродни покаянию - изменению образа мыслей. Прощение нуждается во времени и готовности человека простить. В нем всегда действует некое противоречие: оно зависит только от меня, но в то же время самое главное - не в моих силах.
Будет лишним говорить, что все дальнейшие годы Лео не уходил из памяти Маити. Долгое время она так и не могла ответить на вопрос: смогла ли она его по-настоящему простить? Но вот парадокс, в то же самое время она искренне сопереживала ему и молилась за него: «Я ничего не была ему должна, если не считать плачевного физического состояния. Но меня мучила мысль, что этот человек может умереть, запертый во зле, инструментом и соучастником которого он стал.
Я хранила веру всю свою жизнь. Вернее, вера меня хранила, оберегала от отчаяния, но он, с ним что сталось? Что он сделал со своей жизнью? Как он судил свои прошлые действия?.. Меня мучила навязчивая мысль, что он умрет с сердцем, полным ненависти, и я молилась, чтобы он встретил Того, Кто создал его любовью и для любви… Мне казалось, что жертва больше, чем кто-либо другой, подходит, чтобы вступиться за палача».
В 1984 году в квартире Маити раздался телефонный звонок: «Я в Париже и хотел бы вас видеть», - человек говорил по-немецки. «Я сразу узнала голос… Я слышала этот голос последний раз сорок лет назад, в феврале 1944-го, но никаких сомнений, это был он. Лео, немецкий врач из гестапо, державший меня в заключении долгие месяцы… Его жестокое обращение почти убило меня, заключив тело в железную клетку боли, и до сего дня я остаюсь ее пленницей… Мой палач у моих дверей. Чего он от меня хочет? Звук его голоса поразил меня и мгновенно оживил воспоминания о том, что мне казалось давно ушедшим в небытие. Мне показалось, что крыша обрушилась мне на голову…
Вера в Воскресшего Христа помогла мне выдержать время испытаний и тьмы, а после - построить жизнь, которая уже не была целиком в моих руках. Упование на Бога учило меня любить врагов и, созерцая Крест, верить в прощение.
С конца войны я стремилась простить того, кто почти разрушил меня. Тому, кто привел меня к порогу смерти, я хотела показать путь Жизни.
Но прощение не совершается в пустоте. В глубине сердца я искренне ощущала, что простила Лео. Но смогу ли я в действительности сказать ему: “Я вас прощаю”? Я не была уверена в этом.
В то утро 1984 года, когда меня застиг врасплох телефонный звонок, мое желание простить подверглось испытанию в том смысле, в каком мы обычно говорим о посылаемых нам испытаниях. На самом деле те сорок лет были в большей мере временем забвения обид, чем приготовлением к прощению».
И все же эта встреча состоялась. Постаревший Лео, жить которому оставалось считанные месяцы по причине онкозаболевания, боясь смерти, искал поддержки у своей жертвы. Их беседа продолжалась около двух часов. Лео вспомнил, как когда-то Маити говорила своим сокамерникам об обещанном Богом рае, и задал неожиданный вопрос: «Верите ли вы, что для таких, как я, есть место в раю?» В ответ Маити поведала ему о бесконечном Божием милосердии и всепобеждающей любви Христовой.
«Я говорила медленно, стремясь, чтобы каждое слово проникло в него, запечатлелось в его сердце. Я видела, как постепенно поднималась его голова, распрямлялось тело, как будто он снова мог дышать, как будто новое будущее открывалось перед ним… Я видела, как постепенно он все более открывается моему призыву совершить шаги к покаянию и примирению.
Внезапно он поднялся, подошел к дивану и наклонился ко мне. Глаза его увлажнились, губы дрожали. Он пробормотал: “Простите. Я прошу у вас прощения”. По-немецки существуют два слова для выражения прощения: Verzeihung и Vergebung. Второе намного сильнее первого и отсылает к тяжким грехам. Именно это слово он употребил.
Инстинктивно я сжала его лицо обеими ладонями и поцеловала его в лоб. В эту минуту я почувствовала, что действительно простила. Этот поцелуй был подлинным поцелуем мира, самый подлинный и самый искренний из всех, что я давала и получала.
Настоящее чувство мира, светлого покоя наполнило мое сердце. Подле меня Лео явно переживал внутреннее обращение».
Подлинное прощение - это движение к любви и свободе. Освобождение от власти прошлого позволяет полноценнее жить в настоящем и строить новые отношения.
Это отказ от учета чужих «долгов», который дает возможность разорвать созданный злом порочный круг. Прощение - это односторонний шаг, который открывает новые возможности для другого человека.
Вернувшись в свой город, Лео собрал всю семью, друзей и знакомых и исповедался в своем прошлом, о котором до этого они ничего не знали. Он выразил желание быть им полезным во всем, что в его силах. Его последние месяцы действительно стали временем жизни для других.
Спустя полгода после этой встречи Лео умер.
В последние минуты жизни на предложение жены позвать священника он ответил: «Я хочу, чтобы рядом со мной была Маити».
В 1996 году на французском телевидении вышла передача «Смерть, ненависть, прощение». Среди приглашенных была Маити Гиртаннер. Ее свидетельство в тот вечер произвело огромное впечатление на сотни тысяч людей. С тех пор о Маити постоянно вспоминали. О ней писали статьи в самых известных французских изданиях, она участвовала во множестве теле- и радиопередач. Позже вышла в свет ее автобиографическая книга «И у палачей есть душа».
Воистину Промысл Божий непостижим нашему разуму. Его нельзя осмыслить, перед ним можно только благоговеть. Эта история - отнюдь не художественный вымысел, но подлинный пример того, как в наше время в мире продолжает совершаться тайна Креста и Воскресения.
В этом смысле история Маити Гиртаннер действительно необыкновенная. Она укоренена еще в большей истории прощения - Евангельской. Эта история - свидетельство потерявшему надежду миру о том, что невозможное человекам возможно Богу (Лк. 18, 27).
https://t.me/anton_ovsianikov/2667