Прекрасная леди Пигмалиона
Я люблю Бернарда Шоу и Одри Хепберн, а вот с голливудскими мюзиклами дело обстоит хуже. «Моя прекрасная леди» - экранизация пьесы Шоу «Пигмалион» в песнях и плясках, развлекательная донельзя. Дидактика, которой так гордился драматург, сведена на нет, закономерная развязка превращена в очередной хеппи энд - по сути своей невозможный и бесчеловечный.
Молодая девушка, смышленая, но воспитанная улицей, приходит к профессору-зануде брать уроки фонетики, чтобы поступить позже в цветочный магазин. Профессор Хигинс заключает пари со своим соседом и однодумцем, полковником Пикирингом, что через полгода из грязнули и невежы он сделает настояющую леди, которую на королевском балу не отличат от герцогини. Эксперимент удается, мисс Дулитл прекрасна, но вместе с воспитанием и правильным произношением у нее появилась гордость. Она бежит от пары холостяков, которые привыкли к ее неординарным замечаниям, приятной внешности, хорошей памяти и смышлености. В кино грубияну Хигинсу стоило только признать свою новую привычку, чтобы юная леди вернулась - видимо, и дальше приносить домашние туфли и напоминать о запланированных встречах. В пьесе такой глупости девушка не совершала, а Хигинс замечает ее как человека только после угроз - между героями проходит большой и насыщенный диалог, настоящая женщина не висит на шее, она, возможно, отравит жизнь самому сильному своему увлечению, но она будет действовать. «Вы, я и Пикеринг - мы теперь не просто двое мужчин и одна глупая девочка, а три убежденных холостяка», - так говорит Хигинс, все также не испытывая настоящей страсти к новой леди, по крайней мере большей, чем к философии или фонетике, Мильтону или Универсальному алфавиту. В пьесе Хигинс становится Пигмалионом, завершает своё творение, только когда бывшая цветочница показывает зубки и коготки - теперь она не «драная кошка», как не единожды он ее называет, а вполне воспитанная, играющая по правилам высшего общества кошечка.
Несколько страниц послесловия Шоу посвятил объяснению мотивов и дальнейшей судьбы героев. Мисс Дулитл юна и ей хватило интуиции и разума, чтобы не связывать свою жизнь с тираном. Мистер Хигинс воспитан слишком великолепной матерью, чтобы в его жизни появилась другая женщина. Тему страстей Шоу раскрывает очень интересно, эту мысль рука не поднимается сократить: «Если у впечатлительного мальчика мать достаточно богата, наделена умом, изящной внешностью, строгим, но не суровым характером, тонким вкусом и умением из современного искусства извлечь лучшее, то он возьмет ее за образец, с которым мало кто из женщин сможет потягаться; к тому же она освобождает его привязанности, чувство красоты и идеализм от специфических сексуальных импульсов. Все это делает его ходячей загадкой для большинства людей с неразвитым вкусом, которых растили в безвкусных домах заурядные или несимпатичные родители и для которых поэтому литература, скульптура, музыка и нежные отношения нужны лишь как форма секса, если вообще нужны. Слово "страсть" означает для них только секс, и мысль, что Хигинс испытывает страсть к фонетике и идеализирует мать, а не Элизу, кажется им нелепой и неестественной. И однако, посмотрев окрест себя, мы убедимся, что нет такого уродливого и несимпатичного человеческого существа, которое при желании не нашло бы себе жену или мужа, тогда как многие старые девы и холостяки возвышаются над средним уровнем благодаря своим высоким нравственным качествам и культуре. В результате этого нам трудно не заподозрить, что отделение секса от других человеческих связей, достигаемое людьми талантливыми путем чисто интеллектуального анализа, иногда осуществляется под воздействием родительского обаяния или же стимулируется им». В пьесе Хигинс ясно дает понять свою позицию, и с должным объяснением она выглядит вполне закономерной, логичной и даже симпатичной: «Нечего сперва раболепствовать передо мной, а потом возмущаться, почему я не интересуюсь вами. А кто может интересоваться рабом? Если вы хотите вернуться, возвращайтесь ради настоящей дружбы. Другого не ждите. Вы и так получили от меня в тысячу раз больше, чем я от вас. А если вы посмеете сравнивать свои собачьи повадки - вроде таскания туфель - с тем, что я создал из вас герцогиню Элизу, то я просто захлопну дверь перед вашим глупым носом».
Мисс Дулитл оказалась не только сообразительной, но и сильной особой, а, по выражению Шоу, «Когда один лев встречает другого, у которого еще более громкий рык, он относит его к разряду зануд», для славной семейной жизни ей подходит инфантильный романтик Фредди. Шоу видит их совместное будущее в цветочном магазинчике, открытом на деньги полковника Пикеринга. Старший Дулитл, попав в ярмо буржуазной морали, и в экранизации просит не пользоваться его деньгами. Не задерживаясь на остальных сюжетных различиях пьесы и кино, упомянем только, что у Шоу проблема Дулитла не превращается в фарс, есть даже замечательный монолог героя о ничегониделании и положении в обществе: «Счастливцы будут вывозить мой мусор и тянуть из меня на чай, а я буду смотреть на них и завидовать…». Только в пьесе внятно выражен тот ужас, который ожидает мисс Дулитл после окончания эксперимента: «Ты дашь ей манеры и привычки светской дамы, которые лишат ее возможности зарабатывать на жизнь, но не дашь ей доходов светской дамы», - говорит мать профессора. Это несоответствие - исключительно дань эпохи, без важного комментария конфликт в кино совершенно не понятен, потому что неактуален.
Ирландец Шоу позволил себе не только увидеть ужасающее состояние английского языка, но и заговорить о нем. «Ни один англичанин не откроет рта без того, чтобы не вызвать к себе ненависти или презрения у другого англичанина. Немецкий и испанский языки вполне доступны иностранцам, но английский недоступен даже англичанам. Энергичный энтузиаст-фонетист - вот кто требуется сейчас Англии в качестве реформатора, потому-то я и сделал такового главным действующим лицом моей ныне столь популярной пьесы». А вот эта проблема наверняка актуальна в Англии до сих пор, после этих слов и на трасянку с суржиком смотришь иначе.
Хигинс, герой пьесы, идет еще дальше в своих размышлениях и увлечении фонетикой: «Вы даже не представляете себе, как интересно взять человека, наделить его новой речью и с помощью этой речи сделать его совершенно иным. Ведь это значит уничтожить пропасть, разделяющую классы и души людей», - по сути это способ борьбы с последствиями Вавилонской башни - этим эвфемизмом соберем воедино все причины взаимного непонимания людей. Еще одну важную фразу никто не произносит в кино, в пьесе она принадлежит профессору: «Мир никогда бы не был сотворен, если бы творец его боялся кого-нибудь обеспокоить. Творить жизнь - значит причинять беспокойство. Есть один только путь избежать беспокойства: убийство. Вы заметили, трусы всегда требуют, чтобы беспокойных людей убивали», - возможно, не очень-то гуманно и совсем неоптимистично. Но именно в таких отрывках зачастую кроется самое главное в произведении. Если вам понравился какой-то фильм, есть смысл почитать пьесу или книгу, по которой он снят - у оригинального произведения все шансы оказаться еще интересней.