Анна Ахматова и Десанка Максимович: стихи и слезы
Я время по часам не отмечаю,
по ходу солнца не считаю срока,
заря встает - когда его встречаю,
и снова ночь, когда он вновь далеко.
И смех не мера счастья. Не хочу я
знать, чье сильней и тягостней томленье.
Есть счастье в грусти: вместе с ним молчу я,
и слышно двух сердец одно биенье.
И мне не жаль ветвей моих весенних,
что будут смыты жизни водопадом.
Пусть молодость уходит легкой тенью:
он, зачарованный, со мною рядом!
Десанка Максимович читает стихотворение "Зимним днем"
Анна Андреевна Ахматова, "Зимним днем"
Снег тихо до самого вечера падал,
как яблони цвет.
О, я улетела б с такою отрадой
сквозь дали пространства и лет;
куда-то меж снежными лепестками,
как легкий летит мотылек,
кого-то утешить такими словами,
какие другим невдомек.
И в сумерках снег так же медленно падал,
усталый, густой.
Мне встретить кого-то
такая отрада...
Ни тени в долине пустой!
И ночью весь мир словно в белых тенетах,
снежинки ложатся у ног.
Как больно следить беспрерывный полет их,
когда человек одинок.
Анна Ахматова -Десанка Максимович
Анна Андреевна Ахматова
{C}
Сжала руки под тёмной вуалью...
"Отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру."
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".
Десанка Максимович, "Грчих руке"
Грчих руке ја под тамним велом -
''Од чега си данас бледа, чега?''
- Зато што сам тугом невеселом
До пијанства напојила њега.
Памтим. Он је изашао тада
Искрививши уста најболније.
Не такнувши дрво с балустрада
Трчала сам за њим до капије.
Задихана викнух: ''Шала све је.
Ако одеш - оде живот мој.''
Језиво, а као да се смеје,
Рече ми: ''На промаји не стој''
Анна Андреевна Ахматова, "Любовь"
То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует,
То в инее ярком блеснет,
Почудится в дреме левкоя...
Но верно и тайно ведет
От радости и от покоя.
Умеет так сладко рыдать
В молитве тоскующей скрипки,
И страшно ее угадать
В еще незнакомой улыбке.
Десанка Максимович, "Любав"
Час змија у клупку
Крај срца прст судбине вуче,
Час данима слично голупку
На прозору белом гуче.
Час блиставим ињем засија,
Час с привидом шебоја дрема...
Ал' тачно и тајно вас вија
Па мира и радости нема.
Зна заридати сласно
Уз тугу виолинску тешку
И њу је погодити страшно
У неком још незнаном смешку.
Десанка Максимович читает стихотворение "Предосечай"
Поет Алена Богуславская
Поет Мария Брайкович
P.S. Признаюсь, мне тяжело читать Десанку Максимович на сербском. Это как раз тот случай, когда текст понимаешь, но "музыка языка" в тебе не звучит. А это совсем не то! Поэтому переводы мне ближе. А еще есть одно стихотворение, которое, вроде бы, любимым не назовешь. Скорее, я бы сказала, что именно это произведение Десанки Максимович произвело на меня самое сильное впечатление, в прямом смысле "до слез".
Перевод Бориса Слуцкого.
"Детская косичка в Освенциме"
{C}
Осень сменяет лето, пятый раз сменяет.
а тонкая, словно ящерка, девочкина косичка
лежит в Освенцимском музее - живет и не умирает.
Мамины пальцы сгорели, но все-таки ясно видно,
как девочку в путь-дорогу пальцы те собирают,
то они цепенеют, то беспомощно виснут,
и черную ленту предчувствий
в тонкую косу вплетают.
Туго косичка закручена, не расплетется до вечера
скупые змейки стелются - мама горько плачет.
Девочка улыбается ласково и доверчиво,
девочка не понимает, что эти слезы значат.
Вот палачи ледяные - банды их ясно вижу-
косят людские волосы, мечут в стога большие.
Легкие детские локоны ветер уносит выше,
в грузные копны сложены женские косы густые.
Словно шерсть настриженную, словно руно овечье,
в кучи их кто-то сваливает и припинает ногами.
Вижу - пылают яростью большие глаза человечьи,
вижу старух испуганных рядом со стариками.
То, что словами не выскажешь, тоже вижу ясно:
пламя пышет из топки и палачей озаряет,
длинные их лопаты от детской крови красные,
стылые детские трупы в топку они швыряют.
Вижу седины бедные, все в серебристом инее,
и рядом - как ящерка - тонкую девочкину косичку,
вижу глазенки детские - большие, синие-синие.
по ходу солнца не считаю срока,
заря встает - когда его встречаю,
и снова ночь, когда он вновь далеко.
И смех не мера счастья. Не хочу я
знать, чье сильней и тягостней томленье.
Есть счастье в грусти: вместе с ним молчу я,
и слышно двух сердец одно биенье.
И мне не жаль ветвей моих весенних,
что будут смыты жизни водопадом.
Пусть молодость уходит легкой тенью:
он, зачарованный, со мною рядом!
Десанка Максимович читает стихотворение "Зимним днем"
Click to viewАнна Андреевна Ахматова, "Зимним днем"
Снег тихо до самого вечера падал,
как яблони цвет.
О, я улетела б с такою отрадой
сквозь дали пространства и лет;
куда-то меж снежными лепестками,
как легкий летит мотылек,
кого-то утешить такими словами,
какие другим невдомек.
И в сумерках снег так же медленно падал,
усталый, густой.
Мне встретить кого-то
такая отрада...
Ни тени в долине пустой!
И ночью весь мир словно в белых тенетах,
снежинки ложатся у ног.
Как больно следить беспрерывный полет их,
когда человек одинок.
Анна Ахматова -Десанка Максимович
Анна Андреевна Ахматова
{C}
Сжала руки под тёмной вуалью...
"Отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Всё, что было. Уйдешь, я умру."
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".
Десанка Максимович, "Грчих руке"
Грчих руке ја под тамним велом -
''Од чега си данас бледа, чега?''
- Зато што сам тугом невеселом
До пијанства напојила њега.
Памтим. Он је изашао тада
Искрививши уста најболније.
Не такнувши дрво с балустрада
Трчала сам за њим до капије.
Задихана викнух: ''Шала све је.
Ако одеш - оде живот мој.''
Језиво, а као да се смеје,
Рече ми: ''На промаји не стој''
Анна Андреевна Ахматова, "Любовь"
То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует,
То в инее ярком блеснет,
Почудится в дреме левкоя...
Но верно и тайно ведет
От радости и от покоя.
Умеет так сладко рыдать
В молитве тоскующей скрипки,
И страшно ее угадать
В еще незнакомой улыбке.
Десанка Максимович, "Любав"
Час змија у клупку
Крај срца прст судбине вуче,
Час данима слично голупку
На прозору белом гуче.
Час блиставим ињем засија,
Час с привидом шебоја дрема...
Ал' тачно и тајно вас вија
Па мира и радости нема.
Зна заридати сласно
Уз тугу виолинску тешку
И њу је погодити страшно
У неком још незнаном смешку.
Десанка Максимович читает стихотворение "Предосечай"
Поет Алена Богуславская
Поет Мария Брайкович
P.S. Признаюсь, мне тяжело читать Десанку Максимович на сербском. Это как раз тот случай, когда текст понимаешь, но "музыка языка" в тебе не звучит. А это совсем не то! Поэтому переводы мне ближе. А еще есть одно стихотворение, которое, вроде бы, любимым не назовешь. Скорее, я бы сказала, что именно это произведение Десанки Максимович произвело на меня самое сильное впечатление, в прямом смысле "до слез".
Перевод Бориса Слуцкого.
"Детская косичка в Освенциме"
{C}
Осень сменяет лето, пятый раз сменяет.
а тонкая, словно ящерка, девочкина косичка
лежит в Освенцимском музее - живет и не умирает.
Мамины пальцы сгорели, но все-таки ясно видно,
как девочку в путь-дорогу пальцы те собирают,
то они цепенеют, то беспомощно виснут,
и черную ленту предчувствий
в тонкую косу вплетают.
Туго косичка закручена, не расплетется до вечера
скупые змейки стелются - мама горько плачет.
Девочка улыбается ласково и доверчиво,
девочка не понимает, что эти слезы значат.
Вот палачи ледяные - банды их ясно вижу-
косят людские волосы, мечут в стога большие.
Легкие детские локоны ветер уносит выше,
в грузные копны сложены женские косы густые.
Словно шерсть настриженную, словно руно овечье,
в кучи их кто-то сваливает и припинает ногами.
Вижу - пылают яростью большие глаза человечьи,
вижу старух испуганных рядом со стариками.
То, что словами не выскажешь, тоже вижу ясно:
пламя пышет из топки и палачей озаряет,
длинные их лопаты от детской крови красные,
стылые детские трупы в топку они швыряют.
Вижу седины бедные, все в серебристом инее,
и рядом - как ящерка - тонкую девочкину косичку,
вижу глазенки детские - большие, синие-синие.