Дервиш и смерть
Во имя Аллаха, милостивого и милосердного!
Призываю в свидетели чернила, и перо, и написанное пером;
Призываю в свидетели серые сумерки, и ночь, и все то, что она оживляет;
Призываю в свидетели месяц, когда он нарождается, и зарю, когда она начинает алеть;
Призываю в свидетели день Страшного суда и укоряющую себя душу;
Призываю в свидетели время, начало и конец всего - ибо воистину человек всегда оказывается в убытке.
Из Корана
Роман Меши Селимовича «Дервиш и смерть» это исповедь-монолог от лица главного героя - дервиша Ахмеда Нуруддина.
Отталкиваясь от догматов, Ахмед пытается примирить изречения мудрых с непростыми житейскими ситуациями.
В страстной любви, в глубоком страдании, частых сомнениях ищет он ответы на по сути общечеловеческие вопросы.
Перед маленьким человеком один за другим встают вечные философские дилемы: добра и зла, жизни и смерти, действия и бездействия, личности и общества, любви и ненависти... И постоянное чувство одиночества и беззащитности перед ними.
Анализируя природу своих слабостей и страхов, Ахмед пытается их преодолеть...
Искренний перед самим собой, а значит, и перед читателем, неискушенный в закулисных играх и интригах, дервиш берется примирить непримиримое...
Литераторы Боснии и Герцеговины предлагали представить роман «Дервиш и смерть» к соисканию Нобелевской премии по литературе.
...Начинаю свою повесть, не имея в виду какой-либо корысти для себя или для других, а просто повинуясь потребности, которая сильнее корысти и разума, хочу оставить собственноручную запись о себе, запечатлеть мучительный разговор с самим собой в слабой надежде, что, когда высохнет след чернил на бумаге, дразнящей сейчас своей белизной, и подведут итог всему (если его подведут), все найдет свое решение. Не знаю, что напишет рука, но закорючки букв сохранят частицу того, что происходило в душе, оно больше не растает в тумане, словно ничего и не было. Я смогу увидеть, как я стал собой, - это чудо неведомо мне, и думается, оно заключается в том, что я никогда не был тем, чем стал сейчас. Понимаю, что пишу сложно, дрожит рука в преддверии того, что предстоит распутать на этом судилище, на котором я и судья, и свидетель, и обвиняемый. Я расскажу все по порядку, насколько смогу честно, насколько вообще можно быть честным, ибо я начинаю сомневаться в том, что искренность и честность одно и то же, ведь искренность - это наша вера в то, что говоришь правду (а кто в этом может быть уверен?), а честности много кругом, и на одну доску их не поставишь...
(изд."Прогресс", Москва, 1969, 383 стр.)