Харченко Сергей Александрович - Моя борьба (С уважением и надеждой на помощь)
Оригинал взят у djscuns в Моя борьба
Волгоградское
правосудие, бессмысленное и беспощадное.
Я, Харченко Сергей Александрович, с 19 февраля 2010 года состоял в должности старшего следователя Жирновского межрайонного следственного отдела Следственного управления Следственного комитета при прокуратуре РФ по Волгоградской области. До этого я более 15 лет отработал следователем в ОВД и наркоконтроле. Буквально с самого начала своей служебной деятельности у меня сложились неприязненные отношения с начальником ОВД по Жирновскому району Давыдовым С.С.
15 сентября 2010 г. мною было возбуждено уголовное дело в отношении оперуполномоченного ОВД по Жирновскому району Тохтамысова по признакам преступления, предусмотренного ст. 286 ч.3 УК РФ. В процессе расследования уголовного дела мне постоянно оказывалось противодействие со стороны руководства и сотрудников ОВД по Жирновскому району, о чем мною было внесено представление начальнику УСБ ГУВД по Волгоградской области.
09 июля 2011 г. в комнате для административно задержанных МО МВД России «Жирновский» скончался административно задержанный Шульгин. Вызванный мною по данному факту Давыдов С.С. для дачи объяснений не являлся, в связи с чем мне пришлось вызывать его через начальника ГУ МВД России по Волгоградской области. В ходе проведения процессуальной проверки по этому же факту мною был выявлен ряд существенных нарушений законодательства, информация о которых была направлена как начальнику ГУ МВД России по Волгоградской области, так и прокурору Жирновского района.
Давыдов С.С. никак не мог испытывать ко мне дружеских чувств, ведь фактически своей деятельностью я сломал ему карьеру, т.к. он планировал уйти с должности начальника ОВД по Жирновскому району с повышением в аппарат ГУВД, но после внесенных мною представлений он неоднократно подвергался дисциплинарным наказаниям, и вопрос о его повышении был снят.
А теперь собственно о том, как со мной расправились за мою принципиальную позицию. 23 сентября 2010 г. вечером я с заместителем руководителя Жирновского МРСО Усачевым С.В. возвращался из р.п. Рудня Волгоградской области в г. Жирновск Волгоградской области. На повороте около с. Андреевка Жирновского района я не справился с управлением и совершил опрокидывание в кювет. ДТП произошло около 24 часов, в совершенно безлюдной местности, до ближайшего населенного пункта расстояние было около 2 км. В результате ДТП никто не пострадал. Проведенное медицинское освидетельствование показало, что я трезв. Машина восстановлению не подлежала, поэтому я через несколько дней продал ее перекупщикам в г. Камышин Волгоградской области.
По факту ДТП с моим участием были проведены как процессуальная, так и служебная проверки, которые не установили и не могли установить в моих действиях состава преступления, так как я никакого преступления не совершил, и я был подвергнут дисциплинарному взысканию.
02 мая 2011 года на окраине г. Жирновска Волгоградской области, на расстоянии 7-8 км от того места, где я совершил ДТП, был обнаружен прикопанный скелетированный труп женщины, комплекс телесных повреждений на трупе характерен для наезда легкового автомобиля на пешехода. По данному факту ОВД по Жирновскому району было возбуждено уголовное дело, в рамках которого была установлена личность потерпевшей - ранее судимой Кирилловой Н.Б.
09 марта 2012 года у меня родилась дочь. Для супруги это было второе экстренное кесарево сечение. Ребенок родился маловесным при сроке беременности 38 недель. 15 марта 2012 года ко мне на работу приехал один из сотрудников ОВД по Жирновскому району, хотя у нас с ним никогда дружеских отношений не было. Мою жену должны были выписать из роддома 20 марта 2012 г, а 19 марта 2012 г. меня вызвал в Волгоград руководитель Следственного управления Музраев.
19 марта 2012 года утром я приехал в следственное управление, руководитель Следственного управления сразу показал на своем ноутбуке фотографии моей разбитой машины и стал кричать, что я совершил наезд на женщину, труп ее спрятал в овраге, и за это меня будут судить. Вместе с заместителями следственного управления говорили, что знают о том, что моя жена родила дочь, и что ее завтра выписывают из роддома, и что единственным шансом забрать дочь из роддома является моя явка с повинной, иначе меня задержат по ст. 91 УПК РФ, в последующем арестуют, и сделают так, что я получу срок по максимуму. Музраев приказал мне, чтобы я написал рапорт на увольнение от 16 марта 2012 года. Я решил, что при неблагоприятном для меня исходе, а именно при моем задержании и последующем аресте то обстоятельство, что я являюсь действующим сотрудником, может послужить основанием для ареста, т.е. что я смогу оказать противодействие следствию, являясь действующим сотрудником. Поэтому я написал рапорт об увольнении от 16 марта 2012 г. После написания рапорта меня провели в кабинет к руководителю 1-го отдела по расследованию особо важных дел Следственного управления Рогальскому, куда пришел и помощник руководителя по СБ Корсунов. Корсунов стал угрожать мне, что в СИЗО мне отобьют все почки, переломают ребра, и я все равно напишу явку с повинной, только потеряю здоровье. Рогальский мне говорил, что имеются свидетели, которые подтверждают, что в вечер ДТП я употреблял спиртное. Также он сказал, что, несмотря на то, что моя жена после операции, ее привезут в следственное управление и будут допрашивать здесь целый день. При этом он поинтересовался у меня, в каких я отношениях нахожусь с одним из оперуполномоченных ОВД по Жирновскому району. Уже тогда я стал догадываться, что материалы оперативно-розыскной деятельности в отношении меня были сфабрикованы сотрудниками МО МВД России «Жирновский» из мести за мою оперативно-служебную деятельность. В следственном управлении я пробыл целый день, в течении которого меня склоняли к написанию явки с повинной. Уже вечером, около 19 часов меня привели в кабинет следователя Гончарова, где меня стали допрашивать в качестве подозреваемого в присутствии защитника по назначению Патаховой. Еще до этого я написал ходатайство о проведении в отношении меня психофизиологического исследования с использованием полиграфа, надеясь, что после проведения исследования с меня снимут все обвинения. Гончаров допросил меня в качестве подозреваемого, в процессе допроса в кабинет зашел Музраев, который, узнав, что я не признаюсь в совершении преступления, распорядился задержать меня в порядке ст. 91 УПК РФ. Т.е. фактически сначала я был допрошен, а потом меня задержали, т.е. составили протокол задержания. Я поинтересовался у следователя, какие же основания он будет писать в протоколе задержания, он сказал, что напишет все что угодно, никто этого проверять никогда не будет, раз поступило распоряжение Музраева, то и суд меня арестует, не глядя ни на какие доказательства. Ну я сразу не поверил Гончарову, рассчитывая на то, что уж суд должен разобраться во всем объективно, на то он и суд, иначе зачем нужна судебная система, если все решается по звонку. После этого меня доставили в ИВС УВД по г. Волгограду. Фактически целый день я провел без приема пищи, на ногах. В течении недели каждый день меня доставляли из ИВС в следственное управление, где угрозами и психологическим давлением пытались склонить к написанию явки с повинной. 21 марта 2012 г. меня доставили в Центральный районный суд г. Волгограда, где рассматривался вопрос об избрании в отношении меня меры пресечения в виде заключения под стражу. Судья вынес постановление о продлении срока задержания на 72 часа, абсолютно не обращая внимания на отсутствие оснований для моего задержания. В судебном заседании я заявил о своей непричастности к совершению данного преступления, однако мои доводы никто не слушал. Уже после этого заседания я стал понимать, что на объективность в моем деле можно не рассчитывать. Все эти дни меня склоняли к признанию, говоря, что иначе я не увижу в ближайшие 7 лет своих родных, что они еще проведут тщательную судебно-медицинскую экспертизу трупа, и возможно окажется, что эта женщина скончалась не от травм, полученных в результате ДТП, а от того, что ее добили после наезда автомобиля, и тогда мне будет грозить уже совсем другая статья. Меня на тот момент больше всего волновало здоровье моей жены и дочери, которые объективно нуждались в моей помощи.
23 марта 2012 г. я прошел психофизиологическое исследование с использованием полиграфа. Которое дало заключение, что установить мою причастность либо непричастность к наезду на пешехода не представляется возможным, хотя, насколько мне известно, полиграф дает либо положительный, либо отрицательный ответ. Надо отметить, что эксперт-полиграфолог является работником следственного управления, непосредственным подчиненным Музраева. В этот же день во второй половине дня меня повезли в Центральный районный суд. В суде адвокат Патахова мне сказала, что Музраев вызвал в Следственное управление моего отца, бывшего работника прокуратуры, давно уже находившегося на пенсии. Затем состоялось судебное заседание по избранию в отношении меня меры пресечения в виде заключения под стражу. Одним из оснований следователь Гончаров указал, что согласно рапорту оперуполномоченного ОВД по Жирновскому району я могу скрыться от органов следствия и суда, а также оказать давление на свидетелей. Я окончательно понял, что мое задержание является результатом провокации со стороны сотрудников ОВД по Жирновкому району из мести за мою служебную деятельность, о чем я и заявил в судебном заседании. Несмотря на то, что никаких доказательств моей причастности к совершению данного преступления суду представлено не было, в отношении меня была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. После этого меня снова повезли в следственное управление, хотя был уже конец рабочего дня, и никаких следственных действий со мной проводить никак не могли. Я был подавлен решением судьи, так как продолжал рассчитывать на объективное рассмотрение моего дела. Фактически я уже пятый день находился без еды, т.к. увозили меня из ИВС еще до завтрака, а привозили вечером после ужина, т.е. питаться мне приходилось уже остывшей пищей, оставшейся после ужина. В следственном управлении меня провели в кабинет к Гончарову, вскоре туда зашел мой отец, Харченко А.Д. Он сразу стал говорить мне, что дома все плохо, что моя жена себя очень плохо чувствует, что моя мать при смерти. В этот момент в кабинет зашел Музраев и сразу спросил, признаю ли я себя виновным в совершении преступления. Я сказал, что не признаю, после чего он стал распоряжаться, чтобы меня немедленно отвезли в СИЗО в приготовленную для меня камеру, и начали поднимать все мои материалы и уголовные дела, чтобы возбудить в отношении меня еще какое-нибудь уголовное дело и предъявить мне обвинение в совершении должностного преступления. Также Музраев говорил, что из тюрьмы я уже не выйду, и свою семью не увижу. Тогда мой отец сказал Музраеву, что он еще не поговорил со мною, после чего по распоряжению Музраева нас оставили в кабинете одних. Отец мне сказал, что я должен признаться в совершении ДТП, и тогда мне изменят меру пресечения. Я ему стал объяснять, что не совершал никаких преступлений, он ответил, что сейчас мне важнее оказаться на свободе, а там уже будем отбиваться от предъявленного обвинения.
Я 16 лет отработал следователем, знаком с судебной практикой и знаю, что арестованного подсудимого в 99% случаев из 100 приговаривают к реальному лишению свободы. Помимо этого мне была известна судьба заместителя бывшего начальника ГУВД по Волгоградской области Цукрука, который отказывался давать нужные следствию показания и скончался в СИЗО. Я уже сам думал о том, что в случае моего нахождения в СИЗО, при условии, что в отношении меня не будет добыто никаких доказательств, я тоже могу скоропостижно скончаться, т.к. это будет проще для следственного управления, чем признать, что они привлекли к уголовной ответственности невиновного человека. Тем более я видел заинтересованность Музраева в моем деле, что тоже наводило на нехорошие мысли, т.к. я уже убедился сам на своем примере, что он легко решает вопросы с судом. Я уже и не говорю о том, что меня очень волновало состояние здоровья своих близких. Поэтому под воздействием своего отца я принял решение признаться в совершении ДТП со смертельным исходом, надеясь при этом, что смогу доказать свою невиновность в ходе следствия. Следователь Гончаров дал мне бланк протокола явки с повинной и сказал, чтобы я писал явку с повинной. Дойдя до того места, где мне нужно было описывать якобы сбитую мною женщину, я остановился, т.к. не знал, что писать. Гончаров мне сказал, что это вонючая бомжиха, одетая в куртку и джинсы, а цвет одежды я могу не помнить, так как было темно. Следующим камнем преткновения в явке стал эпизод с перемещением трупа с места ДТП к месту его обнаружения. Я не знал, каким образом его можно было переместить в моем случае, поэтому решил написать, что перетащил его волоком. О том, какие у трупа были телесные повреждения, я знал как со слов Гончарова.
26 марта меня опять с утра привезли в следственное управление, привели в кабинет к Рогальскому. Тот мне сказал, что очень хорошо, что я облегчил душу и написал явку с повинной, теперь мне только нужно будет показать все на месте преступления. Я сказал, что не смогу показать место захоронения трупа, так как ни разу там не был и не знаю точно, где оно находится. Рогальский показал мне панорамный снимок места обнаружения трупа, сделанный, как я понял, работниками следственного комитета в то время, когда я уже был задержан, и пояснил, что в этом месте был обнаружен труп. Также он сказал, что мне необязательно точно указывать место захоронения, можно указать приблизительно, сославшись на то, что прошло много времени. Помимо этого Рогальский и Гончаров мне сказали, что я должен придумать другую версию того, как я перемещал труп с места ДТП, т.к. место ДТП от места захоронения находится достаточно далеко, и в указанный мною в явке с повинной и протоколе допроса промежуток времени я никак не мог перемещать труп, так как согласно сведениям о детализации моих телефонных соединений я находился совсем в другом месте. Рогальский мне сказал, что идеальным вариантом было бы то, что я перевозил труп после ДТП вместе с отцом или на машине моего отца, но тот во время ДТП находился в Воронеже, и поэтому я должен придумать что-нибудь другое. Но что труп я однозначно должен был перевозить только после ДТП, так как любое другое время будет не согласовываться с детализацией телефонных звонков, и тогда мне не изменят меру пресечения. Я сказал, что не знаю, что можно придумать, мне Рогальский сказал, что все равно этому человеку, который перевозил со мной труп, ничего не будет, так как его действия не попадают под состав преступления. Я подумал и решил, что впутывать в это дело каких-нибудь еще людей будет уже излишним, поэтому сказал, что машину для перевозки трупа я взял у Сощенко после того, как совершил ДТП. При этом я знал, что Сощенко никому никогда не доверял управление своей машиной, и поэтому он не подтвердит мои слова.
28 марта 2012 г. меня повезли в г. Жирновск для проведения проверки показаний на месте. В г. Жирновск, я ехал в автомашине ИВС. В г. Жирновске мы подъехали к помещению ОВД по Жирновскому району, меня пересадили из автомашины ИВС в кузов грузового автомобиля-вездехода КАМАЗ, также в кузов сели понятые, оператор, следователь и конвоиры. Из кузова мне было видно, что мы едем в сторону с. Андреевка, т.е. к месту совершения ДТП. Я дорогу водителю никак указывать не мог, так как сидел в кузове машины. Когда мы приехали на место совершения мною ДТП, я стал показывать место, где совершил опрокидывание и якобы совершил наезд на пешехода. После этого я снова сел в кузов автомашины, следователь пересел в кабину, и мы поехали, как я понял, в сторону пос. Заречный г. Жирновска, неподалеку от которого был обнаружен труп женщины. Остановилась машина на одной из улиц пос. Заречный, следователь попросил меня выйти из кабины и показать, откуда мы приехали, и в какую сторону нам нужно ехать. Так как мы стояли посреди улицы, то было понятно, с какой стороны мы приехали, и в какую сторону нам нужно ехать, т.к. г. Жирновск находился в одной стороне, а берег р. Медведица - с другой стороны. Увидев, что я замерз, а температура воздуха в те дни стояла в районе 15 -20 градусов мороза, следователь предложил мне пересесть в кабину машины. Туда же пересел один из конвоиров, таким образом в кабине сидели водитель, я, защитник, следователь и конвоир, все остальные участники следственного действия находились в кузове. Мы проехали до конца улицы, дальше по снегу через поле к берегу реки вела одна колея, водитель КАМАЗа сказал, что это его следы, и что он тут проезжал неделю назад с следователями, когда возил их на место обнаружения трупа. Мы так и ехали по этой колее, я дорогу водителю не указывал, понятые этого не видели и видеть не могли, так как находились в кузове машины, там же находился и оператор с видеокамерой. Наконец мы доехали до того места, где следы машины обрывались, и на снегу имелись следы разворота машины. Водитель сказал, что именно сюда он привозил следователей. Мы вышли из машины, Гончаров предложил мне показать место, где я закопал труп, т.к. я не знал точно место обнаружения трупа, то просто показал в сторону лесопосадки и сказал, что где-то здесь. Водитель автомашины КАМАЗ не был вписан в протокол как участник следственного действия, хотя на видеозаписи кроме его машины никаких других транспортных средств видно не было.
На следующий день, т.е. 29 марта, мне было предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного ст. 264 ч.4 УК РФ, а мера пресечения изменена. Перед тем, как меня отпустили, со мной побеседовал заместитель руководителя управления Енокян, который сказал, что они выполняют свое обещание и отпускают меня, но я должен вести себя благоразумно и не должен отказываться от признательных показаний, иначе мне сразу же изменят меру пресечения.
В июне 2012 г. меня вызвал следователь Гончаров, который сказал, что потерпевшей вероятно является Кириллова, которая 21.09. 2010 освободилась из мест лишения свободы, а 23.09.2010 я ее сбил. Также он сказал, что вероятность достаточно маленькая, и он может трактовать заключение эксперта в любую сторону. Так как Гончаров мне сказал, что у потерпевшей двое сыновей, я рекомендовал ему взять образцы ДНК у другого сына и провести дополнительную генетическую экспертизу, что сразу либо увеличит вероятность того, что потерпевшей действительно является Кириллова, либо исключит это. Гончаров сказал, что второй сын находится где-то за пределами Волгоградской области, и затягивать следствие он не хочет, а просто допросит эксперта. Также он сказал, что для меня лучше, если труп останется трупом неопознанной женщины, т.к. в этом случае мне никто не предъявит гражданский иск, а потерпевшим он признает администрацию.
Дома я рассказал своей супруге, Харченко Т.Б., что личность погибшей фактически установлена, назвал ее данные, а также данные ее детей, которые мне стали известны от следователя. Моя жена установила, где работает один из сыновей, также она установила его сожительницу, побеседовала с ними, после чего сказала мне, что нам необходимо добиваться проведения дополнительной генетической экспертизы, так как со слов сына потерпевшей - Горникова Дениса, и его сожительницы - Куликовой Инны, я никак не мог совершить наезд на Кириллову 23.09.2010 г., так как она была живая и в октябре, и в ноябре 2010 года. Я все еще надеялся, что следствие будет вестись хоть с каплей объективности, поэтому решил настоять на проведении дополнительной генетической экспертизы, либо о проведении экспертизы фотосовмещения методом Герасимова. Мы с защитником заявили ходатайства о проведении данных экспертиз, но вместо генетической экспертизы был проведен допрос эксперта, а для экспертизы методом Герасимова в Волгоградской области нет оборудования.
В августе 2012 мне стало известно, что следователем Гончаровым были допрошены сыновья погибшей Кирилловой Н.Б. - Горников Ден.И. и Горником Дм. И., их жены Куликова И. и Горникова Н., а также подруга и родственница Куликовой И. все они дали показания о том, что Кириллова Н.Б. была жива в течении конца сентября - начала ноября 2010 г., после чего пропала. Также мне стало известно, что у следователя имеется диск с видеозаписью Кирилловой, которую проводил Горников Дмитрий, запись датирована 24 октября, и со слов следователя эта дата является достоверной. Со слов своего защитника я узнал, что следователь намерен дождаться производства всех экспертиз, после чего предъявить мне окончательное обвинение в совершении наезда на неустановленную следствием женщину. Я понял, что мне необходимо добиться проведения дополнительной генетической экспертизы, либо экспертизы по методу Герасимова, выяснил, что экспертиза методом Герасимова проводится в ЭКЦ ГУВД по Саратовской области совершенно бесплатно, после чего мы с адвокатом Патаховой подготовили ходатайство о назначении данной экспертизы. Следователь Гончаров в проведении экспертизы мне отказал, сославшись на то, что в ходе следствия достоверно установлено, что Кириллова была жива после 23.09.2010г., а значит я сбил какую-то неустановленную женщину. Вообще все следствие изначально строилось исходя из того, что я кого-то сбил, т.е. следствию было необходимо только решить, кого именно я сбил, а факт совершения мною наезда на пешехода сомнения не вызывал.
18 октября 2010 г. мне было предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного ч.4 ст. 264 УК РФ, в постановлении было указано, что я совершил наезд на неустановленную следствием женщину. Свою вину я признавать категорически отказался. Следователь Гончаров мне сказал, что следствие практически закончено, и в ближайшее время он вызовет меня для ознакомления с материалами дела.
Приехав домой, я рассказал обо все своей жене, она стала настаивать, чтобы я направил заявление в областную прокуратуру, в котором бы изложил все имеющиеся доводы в свою защиту. Сделать это нужно было для того, чтобы к моменту поступления туда моего уголовного дела мое заявление уже находилось бы там. Через сайт областной прокуратуры я направил письменное заявление.
25 октября меня вызвали в следственное управление для ознакомления с материалами уголовного дела. К тому времени я заключил соглашение с защитником Головановым. Когда следователь Гончаров увидел, что я приехал не один, а с новым защитником, он сразу передумал знакомить меня с материалами дела, а просто уведомил меня об окончании следственных действий, сказав, что для ознакомления с делом вызовет нас позже.
05 декабря 2010 г. меня опять вызвали в следственное управление к следователю Гончарову, как мне сказал Гончаров, для предъявления нового обвинения. Меня весьма удивил этот факт, так как я уже был уведомлен об окончании следственных действий, а о возобновлении следствия меня никто и не уведомлял. Мне опять было предъявлено обвинение по ст. 264 ч.4 УК РФ, однако в этот раз мне вменяли в вину, что я совершил наезд на Кириллову, т.е. следствие металось из стороны в сторону. Гончаров мне сказал, что по указанию руководства провел дополнительную генетическую экспертизу, которая однозначно показала, что погибшей действительно является Кириллова, и что ее сыновья изменили показания и сообщили, что видели мать один раз в сентябре 2010 года. Я понял, что о моем заявлении в областную прокуратуру сразу было сообщено в следственное управление, и они решили перестраховаться и провести дополнительную генетическую экспертизу, после чего оказали давление на потерпевшего и свидетелей с целью изменения ими показаний в нужную для следствия сторону.
После предъявления мне обвинения меня пригласил к себе Рогальский, который сказал, что все мои надежды рухнули, он сам лично в своем кабинете беседовал с Горниковым Денисом и Куликовой Инной и убедил их дать необходимые следствию показания. Рогальский говорил, что зря я нанял себе еще одного адвоката, Музраев решит вопрос с председателем областного суда о том, чтобы уголовное дело было направлено в Камышинский городской суд, и там меня без проблем осудят к реальному лишению свободы, так что если я надеюсь получить оправдательный приговор, то глубоко ошибаюсь, Музраев этого не допустит.
Суд надо мной начался 13 февраля 2013 г. Уже после оглашения судом материалов дела и заслушивания свидетелей обвинения сразу стало видно, что я не причастен к смерти Кирилловой Н.Б., так как объективно установлено, что 23 сентября 2010 г. она была жива. Это подтверждается не только свидетелями защиты, но и показаниями свидетелей обвинения, а именно Горниковым Денисом, Горниковым Дмитрием, Горниковой Натальей, Внучковой Анастасией. Денис Горников - сын Кирилловой Н.Б., сказал, что видел мать пару дней, после чего уехал в Москву, а согласно сведениям из линейного управления внутренних дел Горников Денис уехал в Москву 6 октября. Горников Дмитрий, второй сын Кирилловой Н.Б., и его супруга показали, что видели Кириллову один раз в конце сентября 2010 г. после того, как приехали из Камышина в Жирновск. Опять же согласно детализации телефонных соединений Горникова Дмитрия он приехал из Камышина в Жирновск 25 сентября, т.е. уже после совершения мною ДТП. Внучкова А., подруга сожительницы Горникова Дениса, вообще пояснила, что видела Кириллову живой вплоть до середины ноября 2010 года, а также пояснила, почему она на следствии изменила показания. В суде Внучкова А. и Горникова Н. пояснили, что дополнительных допросов, в которых они изменили ранее данные ими показания, фактически не было, а было подписание написанного следователем протокола допроса. Можно только догадываться, каким образом удалось склонить Горниковых и Куликову И., сожительницу Горникова Дениса, к изменению показаний в пользу обвинения.
Совокупность исследованных в судебном заседании доказательств позволяет сделать вывод о том, что первоначальные показания Куликовой Инны, Горниковых Дмитрия и Дениса, Горниковой Натальи являются правдивыми, так как они согласуются между собой и с другими объективными доказательствами. 25 сентября Горников Денис звонит своему брату Дмитрию в Камышин и говорит о том, что его мать освободилась из мест лишения свободы. Горников Дмитрий приезжает в Жирновск, но, по всей видимости, приезжает один. Позже, за несколько дней до 10 октября, в Жирновск приезжает Суворова (Горникова) Наталья. Точную дату приезда мы, к сожалению, установить не можем, так как нам неизвестен ее абонентский номер телефона, которым она пользовалась в то время. Однако из ее показаний от 1.08.2012 г. следует, что она приехала в г. Жирновск в конце сентября - начале октября 2010 г., побыла 3 дня, после чего уехала в г. Москва на работу. Несмотря на то, что в судебном заседании Горникова Н. сказала, что эти показания не действительные, они согласуются с объективными данными, а именно сообщением из линейного управления внутренних дел, согласно которого Суворова уехала в г. Москва 10 октября 2010 г. со станции Ильмень (р.п. Рудня Волгоградской области), и вернулась на станцию Ильмень из г. Москва 1 ноября 2010 г. На следующий день она с Горниковым Дмитрием уехала в г. Камышин, что подтверждается распечаткой телефонных соединений Горникова Дмитрия. Как я уже говорил выше, Горников Денис уехал в Москву 6 октября, и вернулся назад 28 октября, согласно опять же сведениям из линейного управления внутренних дел. Горников Дмитрий делает видеозапись Кирилловой, которая датирована 24 октября, в ходе которой он говорит матери, что Денис в Москве и скоро приедет, и как раз через 4 дня приезжает Денис. Все доказательства согласуются между собой, как показания свидетелей, так и объективные данные.
Однако несмотря на все вышеперечисленные доказательства суд продолжает настаивать на моей причастности к совершению данного преступления, ссылаясь на проведенные в ходе следствия экспертизы, которые были основаны на моих признательных показаниях, данных под давлением со стороны следствия. Я провел ряд независимых экспертиз, которые однозначно установили, что я не мог на своем автомобиле совершить наезд на Кириллову, однако суд отказался принимать эти экспертизы в качестве доказательств, и отказался удовлетворить мои ходатайства о проведении дополнительных экспертиз. Слова свидетелей, равно как и объективные доказательства моей невиновности, суд во внимание не принимает. На имеющиеся в деле нарушения уголовно-процессуального законодательства суд внимание не обращает.
Все больше я склоняюсь к мысли о том, что слова Музраева о том, что меня в любом случае осудят, сбудутся. Правосудие в Волгоградской области осуществляется не на основе закона, а на основании «телефонного» права, кто сильнее - тот и прав. Признать то, что следственное управление привлекло к уголовной ответственности невиновного человека, это значит ударить по имиджу беспощадных и кристально честных борцов с преступностью.
У меня нет надежды на справедливый приговор суда, одна надежда на то, в этом мне может помочь только общественность, пресса, независимые журналисты. Обращаюсь к вам за помощью, надеюсь, что ваше вмешательство поможет восторжествовать справедливости. А пока, последние дни на свободе, я посвящу себя общению со своей годовалой дочкой.
У меня на руках имеются все копии материалов уголовного дела, диктофонные записи и стенограммы судебных заседаний, все свои слова я могу подтвердить документально, просто обо всем я в своем обращении рассказать не могу, т.к. это займет слишком много места.
С уважением и надеждой на помощь, Сергей Харченко.
Тел. 927-514-48-59; 927-538-41-60., 908-130-42-74 (Воронеж)
e-mail: Harch74@mail.ru
Адрес: 403791, Волгоградская область, г. Жирновск, ул. Коммунистическая д. 10 кв. 34.
Волгоградское
правосудие, бессмысленное и беспощадное.
Я, Харченко Сергей Александрович, с 19 февраля 2010 года состоял в должности старшего следователя Жирновского межрайонного следственного отдела Следственного управления Следственного комитета при прокуратуре РФ по Волгоградской области. До этого я более 15 лет отработал следователем в ОВД и наркоконтроле. Буквально с самого начала своей служебной деятельности у меня сложились неприязненные отношения с начальником ОВД по Жирновскому району Давыдовым С.С.
15 сентября 2010 г. мною было возбуждено уголовное дело в отношении оперуполномоченного ОВД по Жирновскому району Тохтамысова по признакам преступления, предусмотренного ст. 286 ч.3 УК РФ. В процессе расследования уголовного дела мне постоянно оказывалось противодействие со стороны руководства и сотрудников ОВД по Жирновскому району, о чем мною было внесено представление начальнику УСБ ГУВД по Волгоградской области.
09 июля 2011 г. в комнате для административно задержанных МО МВД России «Жирновский» скончался административно задержанный Шульгин. Вызванный мною по данному факту Давыдов С.С. для дачи объяснений не являлся, в связи с чем мне пришлось вызывать его через начальника ГУ МВД России по Волгоградской области. В ходе проведения процессуальной проверки по этому же факту мною был выявлен ряд существенных нарушений законодательства, информация о которых была направлена как начальнику ГУ МВД России по Волгоградской области, так и прокурору Жирновского района.
Давыдов С.С. никак не мог испытывать ко мне дружеских чувств, ведь фактически своей деятельностью я сломал ему карьеру, т.к. он планировал уйти с должности начальника ОВД по Жирновскому району с повышением в аппарат ГУВД, но после внесенных мною представлений он неоднократно подвергался дисциплинарным наказаниям, и вопрос о его повышении был снят.
А теперь собственно о том, как со мной расправились за мою принципиальную позицию. 23 сентября 2010 г. вечером я с заместителем руководителя Жирновского МРСО Усачевым С.В. возвращался из р.п. Рудня Волгоградской области в г. Жирновск Волгоградской области. На повороте около с. Андреевка Жирновского района я не справился с управлением и совершил опрокидывание в кювет. ДТП произошло около 24 часов, в совершенно безлюдной местности, до ближайшего населенного пункта расстояние было около 2 км. В результате ДТП никто не пострадал. Проведенное медицинское освидетельствование показало, что я трезв. Машина восстановлению не подлежала, поэтому я через несколько дней продал ее перекупщикам в г. Камышин Волгоградской области.
По факту ДТП с моим участием были проведены как процессуальная, так и служебная проверки, которые не установили и не могли установить в моих действиях состава преступления, так как я никакого преступления не совершил, и я был подвергнут дисциплинарному взысканию.
02 мая 2011 года на окраине г. Жирновска Волгоградской области, на расстоянии 7-8 км от того места, где я совершил ДТП, был обнаружен прикопанный скелетированный труп женщины, комплекс телесных повреждений на трупе характерен для наезда легкового автомобиля на пешехода. По данному факту ОВД по Жирновскому району было возбуждено уголовное дело, в рамках которого была установлена личность потерпевшей - ранее судимой Кирилловой Н.Б.
09 марта 2012 года у меня родилась дочь. Для супруги это было второе экстренное кесарево сечение. Ребенок родился маловесным при сроке беременности 38 недель. 15 марта 2012 года ко мне на работу приехал один из сотрудников ОВД по Жирновскому району, хотя у нас с ним никогда дружеских отношений не было. Мою жену должны были выписать из роддома 20 марта 2012 г, а 19 марта 2012 г. меня вызвал в Волгоград руководитель Следственного управления Музраев.
19 марта 2012 года утром я приехал в следственное управление, руководитель Следственного управления сразу показал на своем ноутбуке фотографии моей разбитой машины и стал кричать, что я совершил наезд на женщину, труп ее спрятал в овраге, и за это меня будут судить. Вместе с заместителями следственного управления говорили, что знают о том, что моя жена родила дочь, и что ее завтра выписывают из роддома, и что единственным шансом забрать дочь из роддома является моя явка с повинной, иначе меня задержат по ст. 91 УПК РФ, в последующем арестуют, и сделают так, что я получу срок по максимуму. Музраев приказал мне, чтобы я написал рапорт на увольнение от 16 марта 2012 года. Я решил, что при неблагоприятном для меня исходе, а именно при моем задержании и последующем аресте то обстоятельство, что я являюсь действующим сотрудником, может послужить основанием для ареста, т.е. что я смогу оказать противодействие следствию, являясь действующим сотрудником. Поэтому я написал рапорт об увольнении от 16 марта 2012 г. После написания рапорта меня провели в кабинет к руководителю 1-го отдела по расследованию особо важных дел Следственного управления Рогальскому, куда пришел и помощник руководителя по СБ Корсунов. Корсунов стал угрожать мне, что в СИЗО мне отобьют все почки, переломают ребра, и я все равно напишу явку с повинной, только потеряю здоровье. Рогальский мне говорил, что имеются свидетели, которые подтверждают, что в вечер ДТП я употреблял спиртное. Также он сказал, что, несмотря на то, что моя жена после операции, ее привезут в следственное управление и будут допрашивать здесь целый день. При этом он поинтересовался у меня, в каких я отношениях нахожусь с одним из оперуполномоченных ОВД по Жирновскому району. Уже тогда я стал догадываться, что материалы оперативно-розыскной деятельности в отношении меня были сфабрикованы сотрудниками МО МВД России «Жирновский» из мести за мою оперативно-служебную деятельность. В следственном управлении я пробыл целый день, в течении которого меня склоняли к написанию явки с повинной. Уже вечером, около 19 часов меня привели в кабинет следователя Гончарова, где меня стали допрашивать в качестве подозреваемого в присутствии защитника по назначению Патаховой. Еще до этого я написал ходатайство о проведении в отношении меня психофизиологического исследования с использованием полиграфа, надеясь, что после проведения исследования с меня снимут все обвинения. Гончаров допросил меня в качестве подозреваемого, в процессе допроса в кабинет зашел Музраев, который, узнав, что я не признаюсь в совершении преступления, распорядился задержать меня в порядке ст. 91 УПК РФ. Т.е. фактически сначала я был допрошен, а потом меня задержали, т.е. составили протокол задержания. Я поинтересовался у следователя, какие же основания он будет писать в протоколе задержания, он сказал, что напишет все что угодно, никто этого проверять никогда не будет, раз поступило распоряжение Музраева, то и суд меня арестует, не глядя ни на какие доказательства. Ну я сразу не поверил Гончарову, рассчитывая на то, что уж суд должен разобраться во всем объективно, на то он и суд, иначе зачем нужна судебная система, если все решается по звонку. После этого меня доставили в ИВС УВД по г. Волгограду. Фактически целый день я провел без приема пищи, на ногах. В течении недели каждый день меня доставляли из ИВС в следственное управление, где угрозами и психологическим давлением пытались склонить к написанию явки с повинной. 21 марта 2012 г. меня доставили в Центральный районный суд г. Волгограда, где рассматривался вопрос об избрании в отношении меня меры пресечения в виде заключения под стражу. Судья вынес постановление о продлении срока задержания на 72 часа, абсолютно не обращая внимания на отсутствие оснований для моего задержания. В судебном заседании я заявил о своей непричастности к совершению данного преступления, однако мои доводы никто не слушал. Уже после этого заседания я стал понимать, что на объективность в моем деле можно не рассчитывать. Все эти дни меня склоняли к признанию, говоря, что иначе я не увижу в ближайшие 7 лет своих родных, что они еще проведут тщательную судебно-медицинскую экспертизу трупа, и возможно окажется, что эта женщина скончалась не от травм, полученных в результате ДТП, а от того, что ее добили после наезда автомобиля, и тогда мне будет грозить уже совсем другая статья. Меня на тот момент больше всего волновало здоровье моей жены и дочери, которые объективно нуждались в моей помощи.
23 марта 2012 г. я прошел психофизиологическое исследование с использованием полиграфа. Которое дало заключение, что установить мою причастность либо непричастность к наезду на пешехода не представляется возможным, хотя, насколько мне известно, полиграф дает либо положительный, либо отрицательный ответ. Надо отметить, что эксперт-полиграфолог является работником следственного управления, непосредственным подчиненным Музраева. В этот же день во второй половине дня меня повезли в Центральный районный суд. В суде адвокат Патахова мне сказала, что Музраев вызвал в Следственное управление моего отца, бывшего работника прокуратуры, давно уже находившегося на пенсии. Затем состоялось судебное заседание по избранию в отношении меня меры пресечения в виде заключения под стражу. Одним из оснований следователь Гончаров указал, что согласно рапорту оперуполномоченного ОВД по Жирновскому району я могу скрыться от органов следствия и суда, а также оказать давление на свидетелей. Я окончательно понял, что мое задержание является результатом провокации со стороны сотрудников ОВД по Жирновкому району из мести за мою служебную деятельность, о чем я и заявил в судебном заседании. Несмотря на то, что никаких доказательств моей причастности к совершению данного преступления суду представлено не было, в отношении меня была избрана мера пресечения в виде заключения под стражу. После этого меня снова повезли в следственное управление, хотя был уже конец рабочего дня, и никаких следственных действий со мной проводить никак не могли. Я был подавлен решением судьи, так как продолжал рассчитывать на объективное рассмотрение моего дела. Фактически я уже пятый день находился без еды, т.к. увозили меня из ИВС еще до завтрака, а привозили вечером после ужина, т.е. питаться мне приходилось уже остывшей пищей, оставшейся после ужина. В следственном управлении меня провели в кабинет к Гончарову, вскоре туда зашел мой отец, Харченко А.Д. Он сразу стал говорить мне, что дома все плохо, что моя жена себя очень плохо чувствует, что моя мать при смерти. В этот момент в кабинет зашел Музраев и сразу спросил, признаю ли я себя виновным в совершении преступления. Я сказал, что не признаю, после чего он стал распоряжаться, чтобы меня немедленно отвезли в СИЗО в приготовленную для меня камеру, и начали поднимать все мои материалы и уголовные дела, чтобы возбудить в отношении меня еще какое-нибудь уголовное дело и предъявить мне обвинение в совершении должностного преступления. Также Музраев говорил, что из тюрьмы я уже не выйду, и свою семью не увижу. Тогда мой отец сказал Музраеву, что он еще не поговорил со мною, после чего по распоряжению Музраева нас оставили в кабинете одних. Отец мне сказал, что я должен признаться в совершении ДТП, и тогда мне изменят меру пресечения. Я ему стал объяснять, что не совершал никаких преступлений, он ответил, что сейчас мне важнее оказаться на свободе, а там уже будем отбиваться от предъявленного обвинения.
Я 16 лет отработал следователем, знаком с судебной практикой и знаю, что арестованного подсудимого в 99% случаев из 100 приговаривают к реальному лишению свободы. Помимо этого мне была известна судьба заместителя бывшего начальника ГУВД по Волгоградской области Цукрука, который отказывался давать нужные следствию показания и скончался в СИЗО. Я уже сам думал о том, что в случае моего нахождения в СИЗО, при условии, что в отношении меня не будет добыто никаких доказательств, я тоже могу скоропостижно скончаться, т.к. это будет проще для следственного управления, чем признать, что они привлекли к уголовной ответственности невиновного человека. Тем более я видел заинтересованность Музраева в моем деле, что тоже наводило на нехорошие мысли, т.к. я уже убедился сам на своем примере, что он легко решает вопросы с судом. Я уже и не говорю о том, что меня очень волновало состояние здоровья своих близких. Поэтому под воздействием своего отца я принял решение признаться в совершении ДТП со смертельным исходом, надеясь при этом, что смогу доказать свою невиновность в ходе следствия. Следователь Гончаров дал мне бланк протокола явки с повинной и сказал, чтобы я писал явку с повинной. Дойдя до того места, где мне нужно было описывать якобы сбитую мною женщину, я остановился, т.к. не знал, что писать. Гончаров мне сказал, что это вонючая бомжиха, одетая в куртку и джинсы, а цвет одежды я могу не помнить, так как было темно. Следующим камнем преткновения в явке стал эпизод с перемещением трупа с места ДТП к месту его обнаружения. Я не знал, каким образом его можно было переместить в моем случае, поэтому решил написать, что перетащил его волоком. О том, какие у трупа были телесные повреждения, я знал как со слов Гончарова.
26 марта меня опять с утра привезли в следственное управление, привели в кабинет к Рогальскому. Тот мне сказал, что очень хорошо, что я облегчил душу и написал явку с повинной, теперь мне только нужно будет показать все на месте преступления. Я сказал, что не смогу показать место захоронения трупа, так как ни разу там не был и не знаю точно, где оно находится. Рогальский показал мне панорамный снимок места обнаружения трупа, сделанный, как я понял, работниками следственного комитета в то время, когда я уже был задержан, и пояснил, что в этом месте был обнаружен труп. Также он сказал, что мне необязательно точно указывать место захоронения, можно указать приблизительно, сославшись на то, что прошло много времени. Помимо этого Рогальский и Гончаров мне сказали, что я должен придумать другую версию того, как я перемещал труп с места ДТП, т.к. место ДТП от места захоронения находится достаточно далеко, и в указанный мною в явке с повинной и протоколе допроса промежуток времени я никак не мог перемещать труп, так как согласно сведениям о детализации моих телефонных соединений я находился совсем в другом месте. Рогальский мне сказал, что идеальным вариантом было бы то, что я перевозил труп после ДТП вместе с отцом или на машине моего отца, но тот во время ДТП находился в Воронеже, и поэтому я должен придумать что-нибудь другое. Но что труп я однозначно должен был перевозить только после ДТП, так как любое другое время будет не согласовываться с детализацией телефонных звонков, и тогда мне не изменят меру пресечения. Я сказал, что не знаю, что можно придумать, мне Рогальский сказал, что все равно этому человеку, который перевозил со мной труп, ничего не будет, так как его действия не попадают под состав преступления. Я подумал и решил, что впутывать в это дело каких-нибудь еще людей будет уже излишним, поэтому сказал, что машину для перевозки трупа я взял у Сощенко после того, как совершил ДТП. При этом я знал, что Сощенко никому никогда не доверял управление своей машиной, и поэтому он не подтвердит мои слова.
28 марта 2012 г. меня повезли в г. Жирновск для проведения проверки показаний на месте. В г. Жирновск, я ехал в автомашине ИВС. В г. Жирновске мы подъехали к помещению ОВД по Жирновскому району, меня пересадили из автомашины ИВС в кузов грузового автомобиля-вездехода КАМАЗ, также в кузов сели понятые, оператор, следователь и конвоиры. Из кузова мне было видно, что мы едем в сторону с. Андреевка, т.е. к месту совершения ДТП. Я дорогу водителю никак указывать не мог, так как сидел в кузове машины. Когда мы приехали на место совершения мною ДТП, я стал показывать место, где совершил опрокидывание и якобы совершил наезд на пешехода. После этого я снова сел в кузов автомашины, следователь пересел в кабину, и мы поехали, как я понял, в сторону пос. Заречный г. Жирновска, неподалеку от которого был обнаружен труп женщины. Остановилась машина на одной из улиц пос. Заречный, следователь попросил меня выйти из кабины и показать, откуда мы приехали, и в какую сторону нам нужно ехать. Так как мы стояли посреди улицы, то было понятно, с какой стороны мы приехали, и в какую сторону нам нужно ехать, т.к. г. Жирновск находился в одной стороне, а берег р. Медведица - с другой стороны. Увидев, что я замерз, а температура воздуха в те дни стояла в районе 15 -20 градусов мороза, следователь предложил мне пересесть в кабину машины. Туда же пересел один из конвоиров, таким образом в кабине сидели водитель, я, защитник, следователь и конвоир, все остальные участники следственного действия находились в кузове. Мы проехали до конца улицы, дальше по снегу через поле к берегу реки вела одна колея, водитель КАМАЗа сказал, что это его следы, и что он тут проезжал неделю назад с следователями, когда возил их на место обнаружения трупа. Мы так и ехали по этой колее, я дорогу водителю не указывал, понятые этого не видели и видеть не могли, так как находились в кузове машины, там же находился и оператор с видеокамерой. Наконец мы доехали до того места, где следы машины обрывались, и на снегу имелись следы разворота машины. Водитель сказал, что именно сюда он привозил следователей. Мы вышли из машины, Гончаров предложил мне показать место, где я закопал труп, т.к. я не знал точно место обнаружения трупа, то просто показал в сторону лесопосадки и сказал, что где-то здесь. Водитель автомашины КАМАЗ не был вписан в протокол как участник следственного действия, хотя на видеозаписи кроме его машины никаких других транспортных средств видно не было.
На следующий день, т.е. 29 марта, мне было предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного ст. 264 ч.4 УК РФ, а мера пресечения изменена. Перед тем, как меня отпустили, со мной побеседовал заместитель руководителя управления Енокян, который сказал, что они выполняют свое обещание и отпускают меня, но я должен вести себя благоразумно и не должен отказываться от признательных показаний, иначе мне сразу же изменят меру пресечения.
В июне 2012 г. меня вызвал следователь Гончаров, который сказал, что потерпевшей вероятно является Кириллова, которая 21.09. 2010 освободилась из мест лишения свободы, а 23.09.2010 я ее сбил. Также он сказал, что вероятность достаточно маленькая, и он может трактовать заключение эксперта в любую сторону. Так как Гончаров мне сказал, что у потерпевшей двое сыновей, я рекомендовал ему взять образцы ДНК у другого сына и провести дополнительную генетическую экспертизу, что сразу либо увеличит вероятность того, что потерпевшей действительно является Кириллова, либо исключит это. Гончаров сказал, что второй сын находится где-то за пределами Волгоградской области, и затягивать следствие он не хочет, а просто допросит эксперта. Также он сказал, что для меня лучше, если труп останется трупом неопознанной женщины, т.к. в этом случае мне никто не предъявит гражданский иск, а потерпевшим он признает администрацию.
Дома я рассказал своей супруге, Харченко Т.Б., что личность погибшей фактически установлена, назвал ее данные, а также данные ее детей, которые мне стали известны от следователя. Моя жена установила, где работает один из сыновей, также она установила его сожительницу, побеседовала с ними, после чего сказала мне, что нам необходимо добиваться проведения дополнительной генетической экспертизы, так как со слов сына потерпевшей - Горникова Дениса, и его сожительницы - Куликовой Инны, я никак не мог совершить наезд на Кириллову 23.09.2010 г., так как она была живая и в октябре, и в ноябре 2010 года. Я все еще надеялся, что следствие будет вестись хоть с каплей объективности, поэтому решил настоять на проведении дополнительной генетической экспертизы, либо о проведении экспертизы фотосовмещения методом Герасимова. Мы с защитником заявили ходатайства о проведении данных экспертиз, но вместо генетической экспертизы был проведен допрос эксперта, а для экспертизы методом Герасимова в Волгоградской области нет оборудования.
В августе 2012 мне стало известно, что следователем Гончаровым были допрошены сыновья погибшей Кирилловой Н.Б. - Горников Ден.И. и Горником Дм. И., их жены Куликова И. и Горникова Н., а также подруга и родственница Куликовой И. все они дали показания о том, что Кириллова Н.Б. была жива в течении конца сентября - начала ноября 2010 г., после чего пропала. Также мне стало известно, что у следователя имеется диск с видеозаписью Кирилловой, которую проводил Горников Дмитрий, запись датирована 24 октября, и со слов следователя эта дата является достоверной. Со слов своего защитника я узнал, что следователь намерен дождаться производства всех экспертиз, после чего предъявить мне окончательное обвинение в совершении наезда на неустановленную следствием женщину. Я понял, что мне необходимо добиться проведения дополнительной генетической экспертизы, либо экспертизы по методу Герасимова, выяснил, что экспертиза методом Герасимова проводится в ЭКЦ ГУВД по Саратовской области совершенно бесплатно, после чего мы с адвокатом Патаховой подготовили ходатайство о назначении данной экспертизы. Следователь Гончаров в проведении экспертизы мне отказал, сославшись на то, что в ходе следствия достоверно установлено, что Кириллова была жива после 23.09.2010г., а значит я сбил какую-то неустановленную женщину. Вообще все следствие изначально строилось исходя из того, что я кого-то сбил, т.е. следствию было необходимо только решить, кого именно я сбил, а факт совершения мною наезда на пешехода сомнения не вызывал.
18 октября 2010 г. мне было предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного ч.4 ст. 264 УК РФ, в постановлении было указано, что я совершил наезд на неустановленную следствием женщину. Свою вину я признавать категорически отказался. Следователь Гончаров мне сказал, что следствие практически закончено, и в ближайшее время он вызовет меня для ознакомления с материалами дела.
Приехав домой, я рассказал обо все своей жене, она стала настаивать, чтобы я направил заявление в областную прокуратуру, в котором бы изложил все имеющиеся доводы в свою защиту. Сделать это нужно было для того, чтобы к моменту поступления туда моего уголовного дела мое заявление уже находилось бы там. Через сайт областной прокуратуры я направил письменное заявление.
25 октября меня вызвали в следственное управление для ознакомления с материалами уголовного дела. К тому времени я заключил соглашение с защитником Головановым. Когда следователь Гончаров увидел, что я приехал не один, а с новым защитником, он сразу передумал знакомить меня с материалами дела, а просто уведомил меня об окончании следственных действий, сказав, что для ознакомления с делом вызовет нас позже.
05 декабря 2010 г. меня опять вызвали в следственное управление к следователю Гончарову, как мне сказал Гончаров, для предъявления нового обвинения. Меня весьма удивил этот факт, так как я уже был уведомлен об окончании следственных действий, а о возобновлении следствия меня никто и не уведомлял. Мне опять было предъявлено обвинение по ст. 264 ч.4 УК РФ, однако в этот раз мне вменяли в вину, что я совершил наезд на Кириллову, т.е. следствие металось из стороны в сторону. Гончаров мне сказал, что по указанию руководства провел дополнительную генетическую экспертизу, которая однозначно показала, что погибшей действительно является Кириллова, и что ее сыновья изменили показания и сообщили, что видели мать один раз в сентябре 2010 года. Я понял, что о моем заявлении в областную прокуратуру сразу было сообщено в следственное управление, и они решили перестраховаться и провести дополнительную генетическую экспертизу, после чего оказали давление на потерпевшего и свидетелей с целью изменения ими показаний в нужную для следствия сторону.
После предъявления мне обвинения меня пригласил к себе Рогальский, который сказал, что все мои надежды рухнули, он сам лично в своем кабинете беседовал с Горниковым Денисом и Куликовой Инной и убедил их дать необходимые следствию показания. Рогальский говорил, что зря я нанял себе еще одного адвоката, Музраев решит вопрос с председателем областного суда о том, чтобы уголовное дело было направлено в Камышинский городской суд, и там меня без проблем осудят к реальному лишению свободы, так что если я надеюсь получить оправдательный приговор, то глубоко ошибаюсь, Музраев этого не допустит.
Суд надо мной начался 13 февраля 2013 г. Уже после оглашения судом материалов дела и заслушивания свидетелей обвинения сразу стало видно, что я не причастен к смерти Кирилловой Н.Б., так как объективно установлено, что 23 сентября 2010 г. она была жива. Это подтверждается не только свидетелями защиты, но и показаниями свидетелей обвинения, а именно Горниковым Денисом, Горниковым Дмитрием, Горниковой Натальей, Внучковой Анастасией. Денис Горников - сын Кирилловой Н.Б., сказал, что видел мать пару дней, после чего уехал в Москву, а согласно сведениям из линейного управления внутренних дел Горников Денис уехал в Москву 6 октября. Горников Дмитрий, второй сын Кирилловой Н.Б., и его супруга показали, что видели Кириллову один раз в конце сентября 2010 г. после того, как приехали из Камышина в Жирновск. Опять же согласно детализации телефонных соединений Горникова Дмитрия он приехал из Камышина в Жирновск 25 сентября, т.е. уже после совершения мною ДТП. Внучкова А., подруга сожительницы Горникова Дениса, вообще пояснила, что видела Кириллову живой вплоть до середины ноября 2010 года, а также пояснила, почему она на следствии изменила показания. В суде Внучкова А. и Горникова Н. пояснили, что дополнительных допросов, в которых они изменили ранее данные ими показания, фактически не было, а было подписание написанного следователем протокола допроса. Можно только догадываться, каким образом удалось склонить Горниковых и Куликову И., сожительницу Горникова Дениса, к изменению показаний в пользу обвинения.
Совокупность исследованных в судебном заседании доказательств позволяет сделать вывод о том, что первоначальные показания Куликовой Инны, Горниковых Дмитрия и Дениса, Горниковой Натальи являются правдивыми, так как они согласуются между собой и с другими объективными доказательствами. 25 сентября Горников Денис звонит своему брату Дмитрию в Камышин и говорит о том, что его мать освободилась из мест лишения свободы. Горников Дмитрий приезжает в Жирновск, но, по всей видимости, приезжает один. Позже, за несколько дней до 10 октября, в Жирновск приезжает Суворова (Горникова) Наталья. Точную дату приезда мы, к сожалению, установить не можем, так как нам неизвестен ее абонентский номер телефона, которым она пользовалась в то время. Однако из ее показаний от 1.08.2012 г. следует, что она приехала в г. Жирновск в конце сентября - начале октября 2010 г., побыла 3 дня, после чего уехала в г. Москва на работу. Несмотря на то, что в судебном заседании Горникова Н. сказала, что эти показания не действительные, они согласуются с объективными данными, а именно сообщением из линейного управления внутренних дел, согласно которого Суворова уехала в г. Москва 10 октября 2010 г. со станции Ильмень (р.п. Рудня Волгоградской области), и вернулась на станцию Ильмень из г. Москва 1 ноября 2010 г. На следующий день она с Горниковым Дмитрием уехала в г. Камышин, что подтверждается распечаткой телефонных соединений Горникова Дмитрия. Как я уже говорил выше, Горников Денис уехал в Москву 6 октября, и вернулся назад 28 октября, согласно опять же сведениям из линейного управления внутренних дел. Горников Дмитрий делает видеозапись Кирилловой, которая датирована 24 октября, в ходе которой он говорит матери, что Денис в Москве и скоро приедет, и как раз через 4 дня приезжает Денис. Все доказательства согласуются между собой, как показания свидетелей, так и объективные данные.
Однако несмотря на все вышеперечисленные доказательства суд продолжает настаивать на моей причастности к совершению данного преступления, ссылаясь на проведенные в ходе следствия экспертизы, которые были основаны на моих признательных показаниях, данных под давлением со стороны следствия. Я провел ряд независимых экспертиз, которые однозначно установили, что я не мог на своем автомобиле совершить наезд на Кириллову, однако суд отказался принимать эти экспертизы в качестве доказательств, и отказался удовлетворить мои ходатайства о проведении дополнительных экспертиз. Слова свидетелей, равно как и объективные доказательства моей невиновности, суд во внимание не принимает. На имеющиеся в деле нарушения уголовно-процессуального законодательства суд внимание не обращает.
Все больше я склоняюсь к мысли о том, что слова Музраева о том, что меня в любом случае осудят, сбудутся. Правосудие в Волгоградской области осуществляется не на основе закона, а на основании «телефонного» права, кто сильнее - тот и прав. Признать то, что следственное управление привлекло к уголовной ответственности невиновного человека, это значит ударить по имиджу беспощадных и кристально честных борцов с преступностью.
У меня нет надежды на справедливый приговор суда, одна надежда на то, в этом мне может помочь только общественность, пресса, независимые журналисты. Обращаюсь к вам за помощью, надеюсь, что ваше вмешательство поможет восторжествовать справедливости. А пока, последние дни на свободе, я посвящу себя общению со своей годовалой дочкой.
У меня на руках имеются все копии материалов уголовного дела, диктофонные записи и стенограммы судебных заседаний, все свои слова я могу подтвердить документально, просто обо всем я в своем обращении рассказать не могу, т.к. это займет слишком много места.
С уважением и надеждой на помощь, Сергей Харченко.
Тел. 927-514-48-59; 927-538-41-60., 908-130-42-74 (Воронеж)
e-mail: Harch74@mail.ru
Адрес: 403791, Волгоградская область, г. Жирновск, ул. Коммунистическая д. 10 кв. 34.