Ленин-человек. Тюрьма и ссылка

Apr 22, 2012 02:08


Начало - http://voleslavich.livejournal.com/280535.html
                 - http://voleslavich.livejournal.com/281106.html

Максим Горький написал как-то: «Каждый русский, посидев «за политику» месяц в тюрьме или прожив год в ссылке, счита­ет священной обязанностью своей подарить России книгу вос­поминаний о том, как он страдал». Письма Ульянова из предва­рилки - полная тому противоположность. Все происходящее в тюрьме он воспринимал прежде всего с юмором.



12 января Владимир Ильич пишет Анне Ильиничне: «Полу­чил вчера припасы от тебя, и как раз перед тобой еще кто-то принес мне всяких снедей, так что у меня собираются целые запасы: чаем, например, с успехом мог бы открыть торговлю, но думаю, что не разрешили бы, потому что при конкуренции с здешней лавочкой победа осталась бы несомненно за мной. Хле­ба я ем очень мало, стараясь соблюдать некоторую диету, - а ты принесла такое необъятное количество, что его хватит, я думаю, чуть не на неделю, и он достигнет, вероятно, не меньшей крепо­сти, чем воскресный пирог достигал в Обломовке».

Спустя два года, когда в тюрьму попадает его младший брат Дмитрий, Владимир Ильич пишет матери: «Нехорошо это, что у него уже за 27, месяца одутловатость какая-то успела появить­ся. Во-1-х, соблюдает ли он диету в тюрьме? Поди, нет. А там, по-моему, это необходимо. А во-2-х, занимается ли гимнасти­кой? Тоже, вероятно, нет. Тоже необходимо. Я по крайней мере по своему опыту скажу, что с большим удовольствием и пользой занимался каждый день на сон грядущий гимнастикой. Разом­нешься, бывало, так, что согреешься даже в самые сильные хо­лода, когда камера выстыла вся, и спишь после того куда лучше. Могу порекомендовать ему и довольно удобный гимнастичес­кий прием (хотя и смехотворный) - 50 земных поклонов. Я себе как раз такой урок назначал - и не смущался тем, что надзира­тель, подсматривая в окошечко, диву дается, откуда это вдруг такая набожность в человеке, который ни разу не пожелал по­бывать в предварилкинской церкви!»

А спустя пять лет, когда в тюрьму попадает его младшая се­стра Мария, он пишет ей: «Как-то ты поживаешь? Надеюсь, на­ладила уже более правильный режим, который так важен в оди­ночке? Я Марку писал сейчас письмо и с необычайной подроб­ностью расписывал ему, как бы лучше всего «режим» установить: по части умственной работы особенно рекомендо­вал переводы и притом обратные, т. е. сначала с иностранного на русский письменно, а потом с русского перевода опять на иностранный. Я вынес из своего опыта, что это самый рацио­нальный способ изучения языка. А по части физической уси­ленно рекомендовал ему, и повторяю то же тебе, гимнастику ежедневную и обтирания. В одиночке это прямо необходимо.

...На получасовые личные свидания по понедельникам, хоть и не регулярно, стали приходить Мария Александровна и Мария Ильинична, а по четвергам, на общие часовые свидания через двойную решетку, - Анна Ильинична. Она же доставляла книги и вела шифрованную переписку. Три раза в неделю из дома приносили приготовленные матерью передачи, которые позволяли держать предписанную врачами строгую диету. За отдельную плату Владимиру Ильичу разрешили также получать платные обеды, минеральную воду и молоко.

Нынешние «лениноеды» ерничают, поминая эти обеды, мо­локо и минеральную воду: это, мол, не тюрьма, а просто санато­рий. Но так могут рассуждать лишь те, кто никогда не прибли­жался к тюрьме ближе сотни шагов и полагает, что все ее проб­лемы зависят лишь от качества кормежки. Но заключенные страдали не только от скверных харчей.

Именно в этом «санатории», имея и свидания, и передачи, получил чахотку Анатолий Ванеев. Здесь сошел с ума Петр За­порожец. Заболел тяжелым психическим расстройством Сергей Гофман. Покончил с собой, перерезав горло осколком стекла, инженер Костромин. А Мария Ветрова, арестованная по делу упоминавшейся выше народовольческой типографии, после того как ее, Сильвина, Гофмана и других перевели в Петропавлов­скую крепость, где условия были никак не хуже предварилки, облила себя керосином, подожгла и трагически погибла 12 фев­раля 1897 года. (с. 243-245)

…Надежда Константиновна рассказывала, что с caмого начала, с того момента, «когда они стали жить вместе с Владимиром Ильичем, у них был уговор: никогда ни о чем друг друга не расспрашивать - без величайшего доверия они не мыслили себе совместной жизни. И еще об одном договорились они: никогда не скрывать, если их отношения друг к другу изменятся». (с. 299)

…Поручителями и шаферами - к великому их удовольствию - пригласили знакомых шушенских крестьян: писаря Степана Николаевича Журавлева, лавочника Иоанникия Ивановича Заверткина, Симона Афанасьевича Ермолаева и др. А Оскар Энгберг, бывший когда-то учеником у ювелира, изготовил из медного пятака и надраил до золотого блеска обручальные кольца.. 10 июля 1898 года в местной церкви священник Иоанн Орестов таинство венчания свершил. И надел он жениху и невесте коль­ца… И водили их вокруг аналоя... И причащались они и кланялись иконам Спасителя и Божьей Матери у Царских Врат... Все как положено... (с. 300)

…В более поздние времена, когда «лениниана» оказалась под крылом профессиональных ханжей, определенная недосказан­ность писем была возведена в особую добродетель. И однажды, когда Крупской попала в руки рукопись рассказа, где автор опи­сывал, как сидели они с Владимиром Ильичем в ссылке с утра до ночи и с ночи до утра и занудно переводили с английского толстенную книжку, Надежда Константиновна не выдержала: «Подумайте только, на что это похоже! Ведь мы молодые тогда были, только что поженились, крепко любили друг друга, пер­вое время для нас ничего не существовало. А он - «все только Веббов переводили». О другой аналогичной рукописи она ко­ротко, но достаточно эмоционально написала: «Мы ведь моло­дожены были... То, что я не пишу об этом в воспоминаниях, вовсе не значит, что не было в нашей жизни ни поэзии, ни моло­дой страсти». (с. 311)

…Поначалу предполагалось, что и Ульяновы будут добиваться перевода из Шуши в более цивилизованное место, хотя бы в тот же Минусинск - как-никак, а город. Но чем больше проходило времени, тем решительней Владимир Ильич стал противиться этому. Ибо выяснилась старая и простая истина, что интелли­гентская публика с ее безалаберностью, рефлексией, бесконеч­ными разговорами и выяснением отношений - для экстремаль­ных условий ссылки не всегда является наилучшей компанией. (с. 304)

Ссылка - это ссылка. И если Ульянов не закис, не заболел, не сломался, если сохранил и здоровье и бодрость духа, то не только в силу каких-то особых, присущих ему черт характера всей человеческой натуры, но и в значительной степени потому, что была у него в ссылке, как до того и в тюрьме, - каждодневная, напряженная работа. Или, как он выразился, - «дело». «Лучше же быть, - написал Владимир Ильич сестре, - за делом: без этого в ссылке пропадешь».

Он вообще стал деловым человеком. Когда похолодало и на­чало дуть из всех щелей, «даже пилу от хозяев притащил и дверь стал пилить, чтобы лучше запиралась». Вместо того чтобы выть от тоски, глядя на серую и убогую шушенскую жизнь, брал лопату и шел расчищать каток, ставший если не праздником, то во всяком случае развлечением для всего села. Вместо того чтобы сетовать на отсутствие в местных лавках шахмат, брал нож и вырезал из коры замысловатые фигурки. А чтобы не страдать от однообразия деревенской пищи, прихватив ружье, уходил на охоту. Точно так же научился он и управлять лошадьми, вместо того чтобы при каждой поездке нанимать возчика.

Выше уже упоминалось, что Дмитрий Волкогонов упрекал Ульянова в том, что он никогда не работал, то есть (в отличие от нашего генерала) не служил в казенном ведомстве. Ну а то, что было написано Владимиром Ильичем в ссылке, - это работа или нет?

За три шушенских года Ульянов написал фундаментальное исследование «Развитие капитализма в России». Объем - 500 страниц. Выпустил сборник «Экономические этюды и статьи» - 290 страниц. Перевел и отредактировал двухтомник Сиднея и Беатрисы Вебб «Теория и практика английского тред-юнионизма». Объем - 770 страниц. Написал около двух десятков статей и рецензий на книги Каутсского, Гобсона, Парвуса, Богданова, Гвоздева, Струве и Туган-Барановского, Булгакова и др. Все они были опубликованы в столичных, журналах «Новое слово», «Мир Божий», «Начало», «Жизнь», «Научное обозрение». Объем - более 100 страниц. Наконец, две его брошюры «Новый фабричный закон» и «Задачи русских социал-демоккратов» были изданы за границей, в Женеве. И это не считая де­ксята статей, которые тогда опубликовать не удалось.

Так что это - работа или нет? Если вы обратитесь к действу­ющим ныне нормам для научных сотрудников Российской академии наук, то убедитесь, что Ульянов превысил их многократно. Да, это была работа, причем работа повседневная, трудная, порой изнуряющая. И прогулки, каток, шахматы, о которых он с таким удовольствием писал родным, шли в ход, как правило, лишь тогда, когда работа не клеилась или когда, по выражению Круупской, «уже окончательно «упишется». (с. 316, 317)

Эта работа давала и солидный приработок к тому мизерному восьмирублевому пособию, которое Ульянов получал как ссыльный. Из переписки с родными видно, что Владимир Ильич в связи с обустройством, с приездом Крупской по меньшей мере трижды обращался к матери с просьбой о «внутреннем займе». Но из этой же переписки видно и другое - долги он отдавал. На все его литературные гонорары - а лишь за «Развитие капатализма...» он получил около 1500 рублей, за перевод Веббов около 1000 - была выписана доверенность Анне Ильиничне, которая возвращала деньги матери и оплачивала книги, посылавшиеся в Шушенское. Так что Волкогонов, утверждавший, что Улья­нов все годы ссылки сидел на иждивении у матери, и на сей раз сказал заведомую неправду. (с. 318)

…Эта работа («Развитие капитализма в России»), начатая еще в тюрьме, была завершена вчерне в августе 1898 года, а окончательно - в январе 1899-го. Базу ее составило огромное количество источников: книг, обзоров, справочников, статей в русской и зарубежной прессе. Но особенно ценные сведения были почерпнуты автором из переписи населения Российской империи 1897 года, фабрично-заводской статистики промышленного развития России, статистических сборников по сельскохозяйственному производству и кустарным промыслам Владимирской, Воронежской, Вятской, Калужской, Костромской, Московской, Нижегородской, Пермской, Псковской, Самарской, Саратовской, Тверской губерний, конских переписей 1888-1891 и 1893-1894 годов по 38 губерниям и т.д.

О том, что все эти подворные, бюджетные, кустарные, конские и прочие обследования давали богатейший материал, никак не уступающий современным социологическим опросам, уже упоминалось. Читаешь после этого наших «лениноедов», утверждающих, что Ульянов не знал России, и невольно начинаешь сомневаться: а знают ли они, кто такие «заглоды», «дарственники», «трехдневники»? и что такое «скопщина» или «покрут»? и что это за русская мера веса - «берковец»? и чем отличаются «камушники» от «канительщиков»? и какие крестьянские повинности предусматривала Уставная грамота митрополита Киприана Константино-Еленинскому монастырю в 1391 году? Не уверен, что знают. А если так, то пусть хотя бы полистают «Развитие капитализма в России». (с. 318-319)

…Глеб Кржижановский вспомнил слова знаменитого немецкого хирурга Теодора Бильрота: «Здоровье выражается в яркой отчетливости эмоциональной деятельности», Владимир Ильич тут же подхватил: «Вот именно так. Если здоровый человек хочет есть, - так уж хочет по-настоящему; хочет спать, так уж так, что не станет разбирать, придется ему спать  на мягкой кровати или нет... И если возненавидит, так уж тоже по-настоящему...» Глядя на разрумянившегося на ветру  Владимира Ильича, на блеск его глаз, Глеб Максимилианович подумал: «Вот ты-то именно и есть прекрасный образец такого здорового человека». (с. 284)

Ленин

Previous post Next post
Up