Возникновение захоронений, поселений и земледелия.
Почему же так мало находок древних людей в палеолите? Животные естественно не хоронят своих мертвых, человек тоже как и всякое животное не хоронил своих мертвых, до поры до времени. Так же ни животные ни ранние люди не строили жилищ. Оказывается что практика захоронения человека появилась очень поздно, уже в эпипалеолите/мезолите и после этого стала распространяться по миру. Тоже самое касается строительства жилищ, все это не связанно с распространением кроманьонцев по миру.
Ранние люди не хоронили, они рассматривали умерших как заснувших и относились к ним как к спящим поэтому просто оставляли их в местах ночлега в лучшем случае прикрыв их ветками как при ночлеге, такой вид ночлега идет еще с орангутангов, которые строят себе гнезда из веток. Люди рассматривали сон и смерть как эквиваленты "Смерть это сон, сон это смерть", что сохранилось еще в образе бога Морфея. Неандертальцы тоже не хоронили, но они очень интенсивно использовали пещеры где в качестве защиты использовали камни, вот так же они и поступали с мертвыми, оставляли их в нише пещеры для сна иногда частично или полностью перекрыв их камнями. Никто из ранних людей не закапывал в землю.
Впервые практика захоронений людей появляется на границе плейстоцена и голоцена, здесь речь идет именно о практике, а не единичных случаях которые будут рассмотрены особо. По существу практика захоронений возникает в эпипалеолите/мезолите в Западной Евразии причем в двух совершенно противоположных формах и в двух местах совершенно независимо и распространяется оттуда на восток в мезо-неолите.
Первая форма возникла на Ближнем Востоке в Леванте в пещерах и была связанна с продолжением древних традиций и будучи изначально пещерной она была похожа на практику неандертальцев. То есть, изначально покойника обкладывали камнями как заснувшего, но здесь проявилась региональная особенность, данные люди спали все вместе, скученно,со своими родственниками, поэтому они буквально стали спать со своими покойниками "в-обнимку", укладывая их в позу адорации, то есть в скорченную позу во время сна. Так как спать буквально с покойником в обнимку это не гигиеничность, они стали спать над покойником, соорудив над ним кровать в виде прокладки из камней. То есть они спали буквально на покойнике, такой обряд просуществовал на Ближнем Востоке с эпипалеолита практически до позднего бронзового века.
Поскольку пещеры есть только в Леванте, да еще далеко не везде и их мало, основная масса людей естественно жила не в пещерах, но практика спать с покойниками была и у них. поскольку это были те же самые люди что жили и в пещерах, то они стали просто умерших умерших землей сооружая над ними кровать на которой стали спать, они опять таки спали на своих мертвых. Но вот здесь возникла опасность, запах мертвечины естественно привлекал хищников и спать на мертвеце было опасно, и тогда эти люди стали сооружать вокруг своей лежанки такие башни из камней, этими башнями усыпан Ближний Восток. Вход в эти башни совершался через верх по лестнице, что обеспечивало защиту от хищников. Эти башни и стали прототипом возникновения домов и поселений. Люди стали оседло жить буквально на кладбище привязав себя к своим покойникам утратив возможность для переселения, тем самым обрекя себя на постоянный голод из-за того что стада животных постоянно перемещались, а люди не могли следовать за ними, что и привело к одомашниванию скотины и злаковых, которых можно было выращивать прямо у поселения. Установлено, что оседлая жизнь на Ближнем Востоке появилась раньше чем возникновение фермерства, именно то что люди стали жить оседло и привело к "неолитической" революции - возникновению фермерства (производящего хозяйства), одомашнивание растений и скотины, а не наоборот.
Яншина О. В. Переход от палеолита к неолиту в Китае. - СПб.: МАЭ РАН, 2021.
Именно голод был движущей силой неолитизации, при голоде питание растительной пищей более эффективно чем мясом, что и привело к одомашниванию зерновых.
Мастицкий С.Э., Шитиков В.К. (2014) Статистический анализ и визуализация данных с помощью R.
Основным фактором того что именно зерновые стали основой производящей экономики зземледелия заключается в том что зерновые лучше всего сохраняются в плохих условиях хранения характерных для Ближнего Востока. Кроме присваивающей и производящей экономик существует третья экономика - сохраняющая, это экономика позваляла собирать разные продукты круглый год и сохранять их длинною даже больше года. Восточнее Байкала, где-то в районе Амура ближе к Японии еще в финальном палеолите была изобретена керамика - то есть обжигаемые горшки из глины, что позволило очень рано перейти к сохраняющей экономике, добывать продукты по сезонам и сохранять их в горшках практически круглый год. На Ближнем Востоке керамика не была изобретена, хотя там активно использовали необоженную глину для разных поделок и строительства, но так же использовали все другие материалы от камня до асбеста на равных условиях, тем самым сезонные продукты нельзя было сохранят на долгий срок, и в этих условиях единственным продуктом долгого хранения были зерновые. Керамика туда пришла значительно позднее из Восточной Азии. На севере Евразии проблем с сохранением продуктов не было, и раннее изобретение и распространение керамики для долгого сохранения продуктов значительно отсрочило там внедрение производящей экономки.
Итак, так появляются первые дома и поселения, поскольку племя практически жило на своем кладбище, люди стали строить дома над своими захоронениями на которых они спали практически в обнимку с мертвыми. То есть, вначале было кладбище, потом над ним возникало поселение в виде одного дома для защиты от хищников, поскольку люди одной общины хоронили и спали достаточно близко друг друг от друга, то их стены оказывались общими, это был один постоянно достраивающийся многоквартирный дом вход в квартиры в котором осуществлялся с крыш через отверстие, продолжая традицию башен. Такими были все ранние поселения в Анатолии, в том числе, знаменитый Чатал-Гуюк.
Из изначального вырастания домов из могилы возникает обряд захоронения в домах. Обряд захоронения в доме называется интрамуарным, он возник не от того что в доме стали хоронить, а наоборот, от того что дом стали строить над захоронением, а поселение над кладбищем. Поселения это и были кладбища.
Естественно, все это развивалось со временем. Племена часто не были однородными, поэтому, с ростом и усложнением населения поселения стали состоять не из одного многоквартирного дома, а из нескольких. Будучи изначально одним многоквартирным домом такие поселения имели строгую планировку. Изначально все квартиры в доме были абсолютно одинаковыми, все ритуальные действия проводились за пределами поселений, но в процессе развития некоторые квартиры стали делать большими для проведения ритуальных действий в пределах поселений. Далее у некоторых народов четко было разделение на элиту и простолюдинов, что тоже стало отражаться в архитектуре и привело к возникновению городов. Само возникновение городов связанно с возникновением кладбищ, изначально города это кладбища.
Яншина.
Рассматривая поселение как место жительства живых и мертвецов, на Ближнем Востоке возникло представление о том что дома тоже имеют жизненный цикл жизни и смерти, дома через некоторое время стали специально разрушать чтобы построить на его месте новый похоронив в нем предыдущих мертвецов и освободив место для новых, возникли ритуалы захоронения домов. Так возникли телли - кладбища для домов, где дома вырастают буквально из разрушенных предыдущих, слоем за слоем, таких слоев в обычном телле множество. Дома можно разрушить не только грубой физической силой, что сложно, но и сжечь. Сжигание домов стало обычной практикой на Ближнем Востоке и на Балканах, в Триполье оно достигло своего апогея став единственным ритуалом, но к этому сама идеология теллей как кладбища домов, как дом является кладбищем для людей, в Триполье уже была утеряна, трипольцы не понимали зачем они сжигают дома, поэтому не строили над сожженными домами новых домов.
Яншина.
На Ближнем Востоке все это сосуществует со старым обрядом оставления мертвецов для поедания их дикими зверьем и птицами.
Совершенно иная ситуация была на севере Восточной Европы, здесь так же совершенно независимо возник обряд захоронения в культурах круга Веретье на границе плейстоцена и голоцена или даже в самой культуре Веретье, но он исходил из совсем других представлений. Базой была всё та же формула "Смерть это сон, сон это смерть", но в отличии от Леванта, где люди спали со своими мертвыми родственниками, на севере люди не спали с мертвыми никогда, наоборот, люди боялись мертвецов поскольку они проснувшись могли быть обозлены на живых. Такой взгляд - а что если мертвец проснется? - и определил весь обряд захоронения. В отличии от Ближнего Востока, люди круга Веретье хоронили своих мертвых как можно дальше от того места где живут, никогда ни в доме ни рядом с домом, причем сразу их стали закапывать в землю в вытянутой позе специально не в скорченной позе детского сна. Их обряд полностью противоположен ближневосточному, и полностью вытесняет все другие способы захоронения. Будучи не привязными к своим кладбищам они не перешли к оседлому образу жизни, им не нужны были надежные защитные сооружения в виде домов и поселений, достаточно было огня, а следовательно они не привлекали хищников и у них не возникло фермерство, ведь они могли свободно менять место проживания вслед за перемещениями добычи, хотя рыболовство развитое в мезолите приводит к боле оседлому образу жизни, однако оно не ограничивает перемещений. Поселения не имели строгой планировки, а дома имели обычные двери, в отличии от ближневосточных входов с крыши.
Возникновение представлений о том что мертвецы могут быть злыми и таких надо захоранивать в землю в восточной Европе восходят еще к верхнему палеолиту. Например, Костенки-14 австролоидного облика был захоронен связанным с засунутым в рот пальцем, он был заколочен в траншею без каких либо вещей, что очевидно связанно со страхом перед ним и его проклятием. Сунгирьские дети наоборот были похоронены очень богато в ритуальных целях избавиться от их проклятия которая несла их повышенная неандертальской примесью генетика - один из них не мог ходить, другой хотя и был мальчиком, но выглядел совершенно как девочка. Всё это несло зло племени, поэтому их похоронили с задабриванием богатыми подношениями. Тоже касалось и мужчины, который был слишком неандерталоидным по фигуре тела и очевидно рассматривался как зло. Только эти представления и позволили нам иметь данные из Восточной Европы, ведь по существу все останки древнего человека привязаны к пещерам, где они сохраняются естественным образом, а в Восточной Европе, как например в Индии, нет пещер, но в той же Индии не найдено ни одного останка древнего человека времен палеолита. Поэтому на стоянках древнего палеолитического человека не локализованных в горах практически не находят останков древнего человека, все они случайны и единичны, и только с наступлением эпипалеолита-мезолита, когда появились захоронения в земле, количество найденных останков возрастает в тысячи раз, используй человек практику захоронений еще в палеолите, мы бы находили их останки примерно с той же частотой как и в мезолите, и даже в неолите, причем везде.
Эти две совершенно противоположные традиции стали распространяться по всей Евразии, первая традиция (левантийская) стала распространяться по южной Евразии вплоть до южного Китая, где так же люди стали хоронить в пещерах, а потом внутри домов под полом. Вторая традиция (круга Веретье) стала распространяться из северо-восточной Европы по северной Евразии вначале до Байкала в китойскую культуру, где есть Y-гаплогруппа R1a и в антропологии наблюдается влияние европеоидов по мнению части антропологов, а потом оттуда на север Китая, в результате именно эта традиция победила во всём Китае, что было связанно с тем что первая традиция пришла чисто культурным влиянием из Леванта без каких-либо её носителей и без идеологии, а вторая традиция распространялась из китойской культуры вместе с ее носителями несшими идеологию этой традиции. В Китае до прихода этих традиций естественно не хоронили, там захоронения появляются очень поздно.
Яншина.
С распространением анатолийцев по Европе в южной Европе неолита побеждает первая традиция, образуя в энеолите синкретичную традицию принятую вместе со скотоводством (производящей экономикой) в ямной культуре - под курганом, который рассматривается как дом мертвых, люди лежат с подогнутыми ногами как в позе адорации, но на спине, а не боку. В степи не приняли ближневосточную традицию хоронить людей в домах или на поселениях, не приняли традицию хоронить их на боку, в степи так и оставили что мертвые должны лежать на максимально далеких от поселений кладбищах. Шнуровики, будучи наполовину по женской линии местными фермерами, приняли традицию захоронения на боку, но для них рассматривать курганы как дом мертвых было уже устаревшим, поскольку шнуровики уже избавлялись от представлении о том что смерть есть сон, они ввели новую традицию оппозиционного парного захоронения, четкого разделения захоронения по полам. Именно эта индоевропейская традиция из Восточной Европы потом в позднем бронзовом веке побеждает во всем мире, а ближневосточная исчезает. Развитие ближневосточной традиции сжигания домов и поселений (как в Триполье с трупами на крышах) в ее синкретическом типе в Европе приводит к возникновению обряда кремации, старая идеология теллей исчезает, она умерла уже в Триполье, и индоевропейцы не принимают идеологию сжигания домов, вместо этого они моделируют дом в виде костра на котором сжигают покойников. Последней реминисценцией сжигания поселений была по видимому синташта, где население сожгло свои города само, но в петровской культуре наряду с архаичным обрядом ингумации используют уже новый обряд кремации, связанный с тем представлением что смерть не есть сон, а есть гниение тела заключавшего в себе душу как в тюрьме, и обряд сжигания освобождал душу из телесной тюрьмы.
Литература:
Atakuman C. Architectural discourse and social transformation during the Early Neolithic of Southeast Anatolia // Journal of World Prehistory. 2014. Vol. 27. Р. 1-42.
Baird D. et al. The Boncuclu project: the origin of sedentism, cultivation, and herding in Central Anatolia // The neolithic in Turkey: new excavations and new research-central Turkey / ed. by M. Özdoğan, N. Başgelen and P. Kuniholm. Istanbul: Archaeology & Art Publications, 2012. P. 219-244.
Baird D. et al. Juniper smoke, skulls and wolves’ tails. The Epipalaeolithic of the Anatolian plateau in its South-West Asian context; insights from Pınarbaşı // Levant. 2013. Vol. 45 (2). Р. 175-209
Borić D. First households and ‘house societies’ in European prehistory // Prehistoric Europe: theory and practice / ed. by A. Jones. Chichester: Wiley-Blackwell, 2008. P. 109-142.
Boyd B. On ‘sedentism’ in the Later Epipalaeolithic (Natufian) Levant // World Archaeology. 2006. Vol. 38 (2). Р. 164-178.
Furholt M. Settlement layout and social organisation in the earliest Europian Neolithic // Antiquity. 2016. Vol. 90 (353). Р. 1196-1212.
Gernigon K. Villages before houses? The neolithization of Europe reconsidered through the concept of the household // Palethnology. 2016. Vol. 8. Р. 147-181.
Greenfield H., Jongsma T. The intrasettlement spatial structure of Early Neolithic settlements in temperate Southeastern Europe: a view from Blagotin, Serbia // Space and spatial analysis in archaeology / ed. by E. Robertson et al. Calgary, Canada: University of Calgary Press, 2006. P. 69-79.
Goring-Morris N. Life, death and the emergence of differential status in the Near Eastern Neolithic: evidence from Kfar HaHoresh, Lower Galilee, Israel // Archaeological perspectives on the transmission andtransformation of culture in the Eastern Mediterranean / ed. by J. Clarke. Oxford: Oxbow Books, 2005. P. 89-105.
Halstead P. What’s ours is mine? Village and household in eraly farming society in Greece. С.М. Kroon memorial lecture. Amsterdam: Amsterdams Archeologisch Centrum, Universiteit van Amsterdam, 2006. P. 1-43. (Kroon-voordrach. Vol. 28).
Lenneis E. Mesolithic heritage in early Neolithic burial rituals and personal adornments // Documenta Praehistorica. 2007. Vol. 34. Р. 129-137.
Maher L., Conkey M. Homes for hunters? Exploring the concept of home at hunter-gatherer sites in Upper Paleolithic Europe and Epipaleolithic Southwest Asia // Current Anthropology. 2019. Vol. 60 (1). Р. 91-137.
Maher L. et al. A unique human-fox burial from a Pre-Natufian cemetery in the Levant (Jordan) // PLoSONE. 2011. Vol. 6 (1): е0015815.
Meiklejohn C., Babb J., Hiebert W. A chrono-geographic look at Mesolithic burials: an initial study // Mesolithic burials: rites, symbols and social organization of early postglacial communities / ed. by B. Gramsch et al. Halle: Landesmuseum für Vorgeschichte, 2016. P. 25-45. (Tagungen des Landesmuseums für Vorgeschichte Halle. Bd. 12).
Minichreiter K. The arhitecture of Early and Middle Neolithic settlements of the Starčevo culture in Northern Croatia // Documenta Praehistorica. 2001. Vol. 28. Р. 199-214.
Naumov G. Embodied houses: the social and symbolic agency of Neolithic architecture in the republic of Macedonia // Tracking the Neolithic house in Europe: sedentism, architecture and practice / ed. by D. Hofmann, J. Smyth. New York: Springer Science+Business Media, 2013. P. 65-94
Özdoğan M., Özdoğan A. Buildings of cult and the cult of buildings // Light on top of the Black Hill. Studies presented to Halet Çambel / ed. by G. Arsebük, M. Mellink, W. Schirmer. Istanbul: Ege Yayınları, 1998. P. 581-601.
Özdoğan M. Understanding the Göbekli tepe: the place of Göbekli tepe in the history of civilization // Actual Archaeology Magazine. 2015. Vol. 15. Р. 18-31.
Schulting R. Holes in the world: the use of caves for burial in the Mesolithic // Mesolithic burials: rites, symbols and social organization of early postglacial communities / ed. by B. Gramsch et al. Halle: Landesmuseum für Vorgeschichte, 2016. P. 555-568. (Tagungen des Landesmuseums für Vorgeschichte Halle. Bd. 12).
Watkins T. Architecture and the symbolic construction of new worlds // Domesticating space: construction,community, and cosmology in the late prehistoric Near East / ed. by E. Banning, M. Chazan. Berlin: Ex Oriente, 2006. P. 15-24 (Studies in Early Near Eastern Production, Subsistence and Environment. Vol. 6).
Ранние люди не хоронили, они рассматривали умерших как заснувших и относились к ним как к спящим поэтому просто оставляли их в местах ночлега в лучшем случае прикрыв их ветками как при ночлеге, такой вид ночлега идет еще с орангутангов, которые строят себе гнезда из веток. Люди рассматривали сон и смерть как эквиваленты "Смерть это сон, сон это смерть", что сохранилось еще в образе бога Морфея. Неандертальцы тоже не хоронили, но они очень интенсивно использовали пещеры где в качестве защиты использовали камни, вот так же они и поступали с мертвыми, оставляли их в нише пещеры для сна иногда частично или полностью перекрыв их камнями. Никто из ранних людей не закапывал в землю.
Впервые практика захоронений людей появляется на границе плейстоцена и голоцена, здесь речь идет именно о практике, а не единичных случаях которые будут рассмотрены особо. По существу практика захоронений возникает в эпипалеолите/мезолите в Западной Евразии причем в двух совершенно противоположных формах и в двух местах совершенно независимо и распространяется оттуда на восток в мезо-неолите.
Первая форма возникла на Ближнем Востоке в Леванте в пещерах и была связанна с продолжением древних традиций и будучи изначально пещерной она была похожа на практику неандертальцев. То есть, изначально покойника обкладывали камнями как заснувшего, но здесь проявилась региональная особенность, данные люди спали все вместе, скученно,со своими родственниками, поэтому они буквально стали спать со своими покойниками "в-обнимку", укладывая их в позу адорации, то есть в скорченную позу во время сна. Так как спать буквально с покойником в обнимку это не гигиеничность, они стали спать над покойником, соорудив над ним кровать в виде прокладки из камней. То есть они спали буквально на покойнике, такой обряд просуществовал на Ближнем Востоке с эпипалеолита практически до позднего бронзового века.
Поскольку пещеры есть только в Леванте, да еще далеко не везде и их мало, основная масса людей естественно жила не в пещерах, но практика спать с покойниками была и у них. поскольку это были те же самые люди что жили и в пещерах, то они стали просто умерших умерших землей сооружая над ними кровать на которой стали спать, они опять таки спали на своих мертвых. Но вот здесь возникла опасность, запах мертвечины естественно привлекал хищников и спать на мертвеце было опасно, и тогда эти люди стали сооружать вокруг своей лежанки такие башни из камней, этими башнями усыпан Ближний Восток. Вход в эти башни совершался через верх по лестнице, что обеспечивало защиту от хищников. Эти башни и стали прототипом возникновения домов и поселений. Люди стали оседло жить буквально на кладбище привязав себя к своим покойникам утратив возможность для переселения, тем самым обрекя себя на постоянный голод из-за того что стада животных постоянно перемещались, а люди не могли следовать за ними, что и привело к одомашниванию скотины и злаковых, которых можно было выращивать прямо у поселения. Установлено, что оседлая жизнь на Ближнем Востоке появилась раньше чем возникновение фермерства, именно то что люди стали жить оседло и привело к "неолитической" революции - возникновению фермерства (производящего хозяйства), одомашнивание растений и скотины, а не наоборот.
Яншина О. В. Переход от палеолита к неолиту в Китае. - СПб.: МАЭ РАН, 2021.
Именно голод был движущей силой неолитизации, при голоде питание растительной пищей более эффективно чем мясом, что и привело к одомашниванию зерновых.
Мастицкий С.Э., Шитиков В.К. (2014) Статистический анализ и визуализация данных с помощью R.
Основным фактором того что именно зерновые стали основой производящей экономики зземледелия заключается в том что зерновые лучше всего сохраняются в плохих условиях хранения характерных для Ближнего Востока. Кроме присваивающей и производящей экономик существует третья экономика - сохраняющая, это экономика позваляла собирать разные продукты круглый год и сохранять их длинною даже больше года. Восточнее Байкала, где-то в районе Амура ближе к Японии еще в финальном палеолите была изобретена керамика - то есть обжигаемые горшки из глины, что позволило очень рано перейти к сохраняющей экономике, добывать продукты по сезонам и сохранять их в горшках практически круглый год. На Ближнем Востоке керамика не была изобретена, хотя там активно использовали необоженную глину для разных поделок и строительства, но так же использовали все другие материалы от камня до асбеста на равных условиях, тем самым сезонные продукты нельзя было сохранят на долгий срок, и в этих условиях единственным продуктом долгого хранения были зерновые. Керамика туда пришла значительно позднее из Восточной Азии. На севере Евразии проблем с сохранением продуктов не было, и раннее изобретение и распространение керамики для долгого сохранения продуктов значительно отсрочило там внедрение производящей экономки.
Итак, так появляются первые дома и поселения, поскольку племя практически жило на своем кладбище, люди стали строить дома над своими захоронениями на которых они спали практически в обнимку с мертвыми. То есть, вначале было кладбище, потом над ним возникало поселение в виде одного дома для защиты от хищников, поскольку люди одной общины хоронили и спали достаточно близко друг друг от друга, то их стены оказывались общими, это был один постоянно достраивающийся многоквартирный дом вход в квартиры в котором осуществлялся с крыш через отверстие, продолжая традицию башен. Такими были все ранние поселения в Анатолии, в том числе, знаменитый Чатал-Гуюк.
Из изначального вырастания домов из могилы возникает обряд захоронения в домах. Обряд захоронения в доме называется интрамуарным, он возник не от того что в доме стали хоронить, а наоборот, от того что дом стали строить над захоронением, а поселение над кладбищем. Поселения это и были кладбища.
Естественно, все это развивалось со временем. Племена часто не были однородными, поэтому, с ростом и усложнением населения поселения стали состоять не из одного многоквартирного дома, а из нескольких. Будучи изначально одним многоквартирным домом такие поселения имели строгую планировку. Изначально все квартиры в доме были абсолютно одинаковыми, все ритуальные действия проводились за пределами поселений, но в процессе развития некоторые квартиры стали делать большими для проведения ритуальных действий в пределах поселений. Далее у некоторых народов четко было разделение на элиту и простолюдинов, что тоже стало отражаться в архитектуре и привело к возникновению городов. Само возникновение городов связанно с возникновением кладбищ, изначально города это кладбища.
Яншина.
Рассматривая поселение как место жительства живых и мертвецов, на Ближнем Востоке возникло представление о том что дома тоже имеют жизненный цикл жизни и смерти, дома через некоторое время стали специально разрушать чтобы построить на его месте новый похоронив в нем предыдущих мертвецов и освободив место для новых, возникли ритуалы захоронения домов. Так возникли телли - кладбища для домов, где дома вырастают буквально из разрушенных предыдущих, слоем за слоем, таких слоев в обычном телле множество. Дома можно разрушить не только грубой физической силой, что сложно, но и сжечь. Сжигание домов стало обычной практикой на Ближнем Востоке и на Балканах, в Триполье оно достигло своего апогея став единственным ритуалом, но к этому сама идеология теллей как кладбища домов, как дом является кладбищем для людей, в Триполье уже была утеряна, трипольцы не понимали зачем они сжигают дома, поэтому не строили над сожженными домами новых домов.
Яншина.
На Ближнем Востоке все это сосуществует со старым обрядом оставления мертвецов для поедания их дикими зверьем и птицами.
Совершенно иная ситуация была на севере Восточной Европы, здесь так же совершенно независимо возник обряд захоронения в культурах круга Веретье на границе плейстоцена и голоцена или даже в самой культуре Веретье, но он исходил из совсем других представлений. Базой была всё та же формула "Смерть это сон, сон это смерть", но в отличии от Леванта, где люди спали со своими мертвыми родственниками, на севере люди не спали с мертвыми никогда, наоборот, люди боялись мертвецов поскольку они проснувшись могли быть обозлены на живых. Такой взгляд - а что если мертвец проснется? - и определил весь обряд захоронения. В отличии от Ближнего Востока, люди круга Веретье хоронили своих мертвых как можно дальше от того места где живут, никогда ни в доме ни рядом с домом, причем сразу их стали закапывать в землю в вытянутой позе специально не в скорченной позе детского сна. Их обряд полностью противоположен ближневосточному, и полностью вытесняет все другие способы захоронения. Будучи не привязными к своим кладбищам они не перешли к оседлому образу жизни, им не нужны были надежные защитные сооружения в виде домов и поселений, достаточно было огня, а следовательно они не привлекали хищников и у них не возникло фермерство, ведь они могли свободно менять место проживания вслед за перемещениями добычи, хотя рыболовство развитое в мезолите приводит к боле оседлому образу жизни, однако оно не ограничивает перемещений. Поселения не имели строгой планировки, а дома имели обычные двери, в отличии от ближневосточных входов с крыши.
Возникновение представлений о том что мертвецы могут быть злыми и таких надо захоранивать в землю в восточной Европе восходят еще к верхнему палеолиту. Например, Костенки-14 австролоидного облика был захоронен связанным с засунутым в рот пальцем, он был заколочен в траншею без каких либо вещей, что очевидно связанно со страхом перед ним и его проклятием. Сунгирьские дети наоборот были похоронены очень богато в ритуальных целях избавиться от их проклятия которая несла их повышенная неандертальской примесью генетика - один из них не мог ходить, другой хотя и был мальчиком, но выглядел совершенно как девочка. Всё это несло зло племени, поэтому их похоронили с задабриванием богатыми подношениями. Тоже касалось и мужчины, который был слишком неандерталоидным по фигуре тела и очевидно рассматривался как зло. Только эти представления и позволили нам иметь данные из Восточной Европы, ведь по существу все останки древнего человека привязаны к пещерам, где они сохраняются естественным образом, а в Восточной Европе, как например в Индии, нет пещер, но в той же Индии не найдено ни одного останка древнего человека времен палеолита. Поэтому на стоянках древнего палеолитического человека не локализованных в горах практически не находят останков древнего человека, все они случайны и единичны, и только с наступлением эпипалеолита-мезолита, когда появились захоронения в земле, количество найденных останков возрастает в тысячи раз, используй человек практику захоронений еще в палеолите, мы бы находили их останки примерно с той же частотой как и в мезолите, и даже в неолите, причем везде.
Эти две совершенно противоположные традиции стали распространяться по всей Евразии, первая традиция (левантийская) стала распространяться по южной Евразии вплоть до южного Китая, где так же люди стали хоронить в пещерах, а потом внутри домов под полом. Вторая традиция (круга Веретье) стала распространяться из северо-восточной Европы по северной Евразии вначале до Байкала в китойскую культуру, где есть Y-гаплогруппа R1a и в антропологии наблюдается влияние европеоидов по мнению части антропологов, а потом оттуда на север Китая, в результате именно эта традиция победила во всём Китае, что было связанно с тем что первая традиция пришла чисто культурным влиянием из Леванта без каких-либо её носителей и без идеологии, а вторая традиция распространялась из китойской культуры вместе с ее носителями несшими идеологию этой традиции. В Китае до прихода этих традиций естественно не хоронили, там захоронения появляются очень поздно.
Яншина.
С распространением анатолийцев по Европе в южной Европе неолита побеждает первая традиция, образуя в энеолите синкретичную традицию принятую вместе со скотоводством (производящей экономикой) в ямной культуре - под курганом, который рассматривается как дом мертвых, люди лежат с подогнутыми ногами как в позе адорации, но на спине, а не боку. В степи не приняли ближневосточную традицию хоронить людей в домах или на поселениях, не приняли традицию хоронить их на боку, в степи так и оставили что мертвые должны лежать на максимально далеких от поселений кладбищах. Шнуровики, будучи наполовину по женской линии местными фермерами, приняли традицию захоронения на боку, но для них рассматривать курганы как дом мертвых было уже устаревшим, поскольку шнуровики уже избавлялись от представлении о том что смерть есть сон, они ввели новую традицию оппозиционного парного захоронения, четкого разделения захоронения по полам. Именно эта индоевропейская традиция из Восточной Европы потом в позднем бронзовом веке побеждает во всем мире, а ближневосточная исчезает. Развитие ближневосточной традиции сжигания домов и поселений (как в Триполье с трупами на крышах) в ее синкретическом типе в Европе приводит к возникновению обряда кремации, старая идеология теллей исчезает, она умерла уже в Триполье, и индоевропейцы не принимают идеологию сжигания домов, вместо этого они моделируют дом в виде костра на котором сжигают покойников. Последней реминисценцией сжигания поселений была по видимому синташта, где население сожгло свои города само, но в петровской культуре наряду с архаичным обрядом ингумации используют уже новый обряд кремации, связанный с тем представлением что смерть не есть сон, а есть гниение тела заключавшего в себе душу как в тюрьме, и обряд сжигания освобождал душу из телесной тюрьмы.
Литература:
Atakuman C. Architectural discourse and social transformation during the Early Neolithic of Southeast Anatolia // Journal of World Prehistory. 2014. Vol. 27. Р. 1-42.
Baird D. et al. The Boncuclu project: the origin of sedentism, cultivation, and herding in Central Anatolia // The neolithic in Turkey: new excavations and new research-central Turkey / ed. by M. Özdoğan, N. Başgelen and P. Kuniholm. Istanbul: Archaeology & Art Publications, 2012. P. 219-244.
Baird D. et al. Juniper smoke, skulls and wolves’ tails. The Epipalaeolithic of the Anatolian plateau in its South-West Asian context; insights from Pınarbaşı // Levant. 2013. Vol. 45 (2). Р. 175-209
Borić D. First households and ‘house societies’ in European prehistory // Prehistoric Europe: theory and practice / ed. by A. Jones. Chichester: Wiley-Blackwell, 2008. P. 109-142.
Boyd B. On ‘sedentism’ in the Later Epipalaeolithic (Natufian) Levant // World Archaeology. 2006. Vol. 38 (2). Р. 164-178.
Furholt M. Settlement layout and social organisation in the earliest Europian Neolithic // Antiquity. 2016. Vol. 90 (353). Р. 1196-1212.
Gernigon K. Villages before houses? The neolithization of Europe reconsidered through the concept of the household // Palethnology. 2016. Vol. 8. Р. 147-181.
Greenfield H., Jongsma T. The intrasettlement spatial structure of Early Neolithic settlements in temperate Southeastern Europe: a view from Blagotin, Serbia // Space and spatial analysis in archaeology / ed. by E. Robertson et al. Calgary, Canada: University of Calgary Press, 2006. P. 69-79.
Goring-Morris N. Life, death and the emergence of differential status in the Near Eastern Neolithic: evidence from Kfar HaHoresh, Lower Galilee, Israel // Archaeological perspectives on the transmission andtransformation of culture in the Eastern Mediterranean / ed. by J. Clarke. Oxford: Oxbow Books, 2005. P. 89-105.
Halstead P. What’s ours is mine? Village and household in eraly farming society in Greece. С.М. Kroon memorial lecture. Amsterdam: Amsterdams Archeologisch Centrum, Universiteit van Amsterdam, 2006. P. 1-43. (Kroon-voordrach. Vol. 28).
Lenneis E. Mesolithic heritage in early Neolithic burial rituals and personal adornments // Documenta Praehistorica. 2007. Vol. 34. Р. 129-137.
Maher L., Conkey M. Homes for hunters? Exploring the concept of home at hunter-gatherer sites in Upper Paleolithic Europe and Epipaleolithic Southwest Asia // Current Anthropology. 2019. Vol. 60 (1). Р. 91-137.
Maher L. et al. A unique human-fox burial from a Pre-Natufian cemetery in the Levant (Jordan) // PLoSONE. 2011. Vol. 6 (1): е0015815.
Meiklejohn C., Babb J., Hiebert W. A chrono-geographic look at Mesolithic burials: an initial study // Mesolithic burials: rites, symbols and social organization of early postglacial communities / ed. by B. Gramsch et al. Halle: Landesmuseum für Vorgeschichte, 2016. P. 25-45. (Tagungen des Landesmuseums für Vorgeschichte Halle. Bd. 12).
Minichreiter K. The arhitecture of Early and Middle Neolithic settlements of the Starčevo culture in Northern Croatia // Documenta Praehistorica. 2001. Vol. 28. Р. 199-214.
Naumov G. Embodied houses: the social and symbolic agency of Neolithic architecture in the republic of Macedonia // Tracking the Neolithic house in Europe: sedentism, architecture and practice / ed. by D. Hofmann, J. Smyth. New York: Springer Science+Business Media, 2013. P. 65-94
Özdoğan M., Özdoğan A. Buildings of cult and the cult of buildings // Light on top of the Black Hill. Studies presented to Halet Çambel / ed. by G. Arsebük, M. Mellink, W. Schirmer. Istanbul: Ege Yayınları, 1998. P. 581-601.
Özdoğan M. Understanding the Göbekli tepe: the place of Göbekli tepe in the history of civilization // Actual Archaeology Magazine. 2015. Vol. 15. Р. 18-31.
Schulting R. Holes in the world: the use of caves for burial in the Mesolithic // Mesolithic burials: rites, symbols and social organization of early postglacial communities / ed. by B. Gramsch et al. Halle: Landesmuseum für Vorgeschichte, 2016. P. 555-568. (Tagungen des Landesmuseums für Vorgeschichte Halle. Bd. 12).
Watkins T. Architecture and the symbolic construction of new worlds // Domesticating space: construction,community, and cosmology in the late prehistoric Near East / ed. by E. Banning, M. Chazan. Berlin: Ex Oriente, 2006. P. 15-24 (Studies in Early Near Eastern Production, Subsistence and Environment. Vol. 6).