Почему у Москвы "получилось"?
Комментарии к I главе «Москвы и Орды» А.А.Горского.
В последнее время в России обострился общественный интерес к теме «исторической политики», актуальных трактовок прошлого. То государство хочет ввести единый стандарт преподавания истории в школе, и создать на его основе новую линейку учебников, то популярный литератор Акунин, он же маститый либерал Чхартишвили, начинает выпуск серии научно-популярных и художественных книжек на ту же тему. Всё это бурно обсуждают и высшие чиновники, и академические ученые, и масса неравнодушных граждан. Одним из излюбленных сюжетов этого обсуждения стало «татаро-монгольское иго», которое теперь в учебниках, вероятно, закончится, уступив место «системе зависимости русских земель от ордынских ханов».
А потому, когда мне почти случайно попала в руки монография «Москва и Орда» известного современного российского историка А.А.Горского, то мимо пройти я не смог. Учитывая, что её первое издание увидело свет в 2000-м году, на автора никак не могли повлиять новейшие бурные и весьма политизированные дискуссии вокруг этой вечно актуальной для отечественной историографии темы. В этой статье я хотел бы поделиться своими впечатлениями даже не от книги в целом, а только от ее первой главы, поскольку именно в ней рассматриваются те малоизвестные события и процессы которые в дальнейшем сделали возможными «собирание земель» Иваном Калитой, Куликовскую битву и «Стояниена Угре».
Почему у Москвы получилось?
На вопрос о том, как затерявшемуся в лесах и болотах маленькому городку, удалось стать столицей огромного государства, существует две диаметрально противоположных точки зрения. Согласно первой из них, которую можно назвать традиционным национальным нарративом, Москва стала лидером многовековой борьбы русского народа с ордынским игом, из которой, в конце концов, вышла победителем. Вторая точка зрения состоит в том, что напротив, первопричиной возвышения Москвы стало то, что ее князьям удалось добиться самого тесного взаимодействия с Ордой, и в дальнейшем это взаимодействие оставила неизгладимый след на политической культуре и институтах России. Интересно, что эта точка зрения, в общем и целом, разделяется представителями двух таких противоположных идеологических лагерей как евразицы и либералы. Разница между ними заключается лишь в оценках предполагаемого московского коллаборационизма - там, где евразицы видят имперскую интеграцию, либералы говорят о главном историческом корне всех наших бед, губительной «азиатчине», навсегда вырвавшей русских из европейской семьи. Горский ставит своей задачей выйти за рамки обоих этих стереотипных моделей. В небольшом историографическом обзоре он обращает внимание на то, что, как это ни парадоксально, тема взаимоотношения Москвы и Орды (по которой буквально каждый имеет собственное мнение!), еще никогда не была предметом самостоятельного монографического исследования. Она всегда рассматривалась либо в общем контексте объемных исследований по русской истории, либо, напротив, в работах посвященных отдельным историческим эпизодам - в первую очередь Куликовской битве и освобождению от власти Орды.
А.А.Горский комплексно рассматривает весь период московско-ордынских взаимоотношений: начиная с первого московского князя, младшего сына Александра Невского, Даниила и до первого суверенного «Государя Всея Руси» Ивана III Васильевича. Периоду правления каждого из московских князей соответствует отдельная глава. Получается, что историк Горский прошел по стопам литератора Балашова с его циклом исторических романов «Государи московские». Случай, как мне кажется, уникальный, обычно бывает наоборот - литература идет по стопам историографии, даже литератор Акунин пропустил вперед историка Чхартишвили.
Младший сын.
Первая глава, которая собственно и вдохновила меня на написание этой статьи, именуется «Между Сараем и Исакчей. Даниил Александрович (70-е гг. XIII в. - 1303)». В начале этого периода московский князь выступает в коалиции со своим старшим братом, великим князем Дмитрием, права которого на главный русский «стол» с переменным успехом оспаривает еще один их брат - Андрей. На это время приходится, пожалуй, первое после «Батыева погрома» успешное противостояние русских ордынцам: Дмитрий разбивает татар, которых «навел» на него Андрей, а Даниил Московский атаковал Рязанского князя, за которого выступал татарский отряд. Как пишет Горский: «…на рубеже XIII - XIV вв. (…) присутствие (татарского отряда) является несомненным свидетельством поддержки князя правящими кругами Орды. Тем не менее, Даниил нападает на такого князя на его земле и наносит удар по отряду ордынцев. Факт этот беспрецедентен: ранее только Дмитрий Александрович разбивал татарский воинский контингент (1285 г.), но, во-первых, это было действие, предпринятое в защиту своей территории, а во-вторых, за Дмитрем стоял Ногай».
Первый шаг к возвышению Москвы был предпринят в рамках коалиции русских князей, которая поддержала Ногая (его ставка была в районе Исакчи на Дунае) в противовес Сарайским ханам. И не смотря на то, что итоге сам Ногай потерпел поражение, Москва сумела завоеванные позиции удержать. Причем противостояние двух ордынских центров накладывалось на внутрирусское противостояние, и здесь, опять же далеко не всегда коалиция великого князя, которого поддерживал Даниил, выходила из него победителем. Прежде чем выдвинуться на первый план, Москва получила свое и от этого противостояния. При этом ни в одном, ни в другом случае нельзя упрекнуть Дмитрия в предательстве - «вовремя предать, это не придать, а предвидеть» это как раз не про него. Сочетание готовности к вооруженному противостоянию с любым противником с умелой дипломатией, которая позволяла удерживать основные завоеванные позиции, стало политическим фундаментом будущего московского успеха.
В конце правления Даниила Москва резко усиливается на общем фоне настолько, что уже его наследник станет первым в русской истории претендентом на великое княжение не имеющим на него формальных прав. Горский объясняет это усиление притоком военной аристократии с Юга - из Киева и Чернигова, который фиксируется автором благодаря тщательному анализу биографий отцов-основателей некоторых московских боярских родов. В общем, отток населения с Юга на Северо-Восток после монгольского нашествия, трудно назвать новой идеей, но здесь Горский каждому описанному в источниках случаю предлагает конкретное объяснение, помещая его в общий исторический контекст.
Антропология успеха.
Для меня этот сюжет имеет и специфическое, чисто политантропологическое измерение. Ведь формирование т.н. «русского централизованного государства», или «Московского царства» это и есть процесс политогенеза (генезиса государства) как такового. В XIII в. княжества северо-восточной Руси с точки зрения уровня общественного развития представляли собой набор довольно примитивных политических образований (политий). Каждое из них в отдельности и все они, вместе взятые, в строгом смысле, вряд ли могут считаться государством. Друг с другом они находились в сложных взаимоотношениях, которые не представляли собой простой вертикальной иерархии. Так, например, Новгород считался частью великокняжеского домена, но при этом, такие важные центры коммуникаций как, Волок или Торжок были разделен между Новгородом и собственно землями Великого князя пополам. Или, например, Рязанское и даже небольшое Муромское княжества были автономны и управлялись собственными династиями. Вся эта конструкция не обладала ни светским, ни духовным суверенитетом. Верховной властью была раздававшая ярлыки на княжение Орда, а духовным сюзереном был Константинопольский патриарх. И вот из всего этого цветущего разнообразия постепенно формируется раннее (феодальное), а затем и вполне развитое (абсолютистское) государство, которое проделывает этот путь практически параллельно с такой классической европейской державой как Франция.
В рамках традиционного национального нарратива этот процесс воспринимается как «собирание земель», т.е. склеивание разбитой чашки, которая мыслится как изначально целая. Но совершенно очевидно, что на первых этапах возвышения Москвы такого идеологического концепта у ее лидеров еще не было. Это был банальный экспансивный рост, и все отличие этой экспансии от аналогичной политики всех других русских политий (княжеств) заключается в том, что Москве удалось сделать этот процесс А) непрерывным Б) необратимым. Соответственно, вопрос состоит в том, «почему у Москвы получилось?».
Оказалось, что на стартовом этапе Москва могла наращивать военную силу, (да и в принципе человеческий потенциал) как бы «кредитуясь» за счет внешних заимствований - пришельцев из Южной Руси. В условиях весьма низкой эффективности аграрного хозяйства лесной зоны, т.н. «полосы нечерноземья», для того чтобы вырастить собственную элиту, количественно и качественно превосходящую элиту соседей, требовалось бы в разы больше времени и усилий. Согласно исследованиям антропологов, изучающих принципы функционирования экономических систем архаических обществ, предпосылкой политогенеза является не рост производительности труда, а усиление эксплуатации производителей. Но сама по себе слабая и малочисленная военно-феодальная элита Руси той эпохи (отсюда и бесконечные обращения за военной силой к татарам) просто не имела возможности усилить эксплуатацию, поскольку вследствие того самого Ига, значительная часть прибавочного продукта и так изымалась в Орду. Добавим сюда постоянные военные действия князей, регулярные ордынские «рати», которые должны были подрывать и без того далеко не самую эффективную хозяйственную систему Руси, и мы увидим что внутреннего ресурса для роста у Москвы (как и у всех остальных) попросту не существовало. В далеком будущем, для того, чтобы в тех же хозяйственно-экономических условиях все же повысить уровень эксплуатации крестьянства государству пришлось вводить крепостное право. Оказалось, что если раннее государство еще можно было строить без этого, то запустить по западному образцу сверхдорогую абсолютистскую машину эпохи раннего модерна без качественного усиления эксплуатации было уже не возможно.
По мнению А.А.Горского «…усиление военной мощи Московского княжества на рубеже XIII - XIV вв., во многом, по-видимому, было связано именно с приходом в это время на службу к Даниилу Александровичу значительного количества служилых людей из Южной Руси - Черниговского и Киевского княжеств. Численное увеличение двора московского князя и дало ему возможность вести активную внешнюю политику. Необходимость обеспечить содержание возросшего числа служилых людей, в свою очередь, явилась, очевидно, одной из причин активных экспансионистских устремлений Даниила (а позже и Юрия) в начале XIV в. (борьба за присоединение Коломны, Переяславского, а позже Нижегородского княжеств) - территории Московского княжества было недостаточно для расширения их потребностей».
Следовательно, экспансия стала возможна благодаря привлечению все новых аристократов, а, с другой стороны, содержание этой военной аристократии требовало непрерывной экспансии. Интересно, что в этих условиях между углублением эксплуатации и расширением круга эксплуатируемых выбирается второе. Это классическая для раннего государства модель, которую очень наглядно описывает в статье «Узловые проблемы социологии развития архаических обществ» один из отцов-основателей современной российской политантропологии А.В.Коротаев.
Коротаев уделяет особое внимание аргументации своего ключевого тезиса - процесс классообразования не связан с ростом производительности труда. Рост числа людей выведенных из процесса непосредственного производства и образующих элиту общества действительно нуждается в увеличении прибавочного продукта, однако если интенсификация хозяйственной деятельности способна, в самом лучшем случае, увеличить его объем в несколько раз, то экстенсивный способ роста - путем увеличения количества эксплуатируемого населения - способен увеличить объем прибавочного продукта на один или даже несколько порядков. Простейший путь к увеличению численности эксплуатируемого населения это территориальная экспансия. В этом коренится секрет огромности таких примитивных политические образований, как Империя Карла Великого или Русь Владимира Красно Солнышко. Этот путь роста объема прибавочного продукта, который поступает в распоряжение управляющей подсистемы, является основным для доиндустриальной эпохи. Интересно, что в современном мире неолиберальная модель расширения объема рынка за счет простого увеличения числа потребителей возобладала над моделью повышения покупательной способности отдельного потребителя в рамках внутренного национального рынка.
Однако, простой рост численности контролируемого населения недостаточен для обеспечения потребностей управляющей подсистемы. Потому что нужно добиться не просто общего валового роста, а роста в расчете на одного элитария, число которых в условиях роста и усложнения системы также возрастает. При таком тренде, по мнению Коротаева, «рост количества прибавочного продукта, поступавшего в распоряжение отдельного представителя управляющих слоев, должен был заметно отставать от роста абсолютных размеров поступающего в управляющую субсистему прибавочного продукта».
Рост сложности задач, которые стояли перед управляющей системой требовал роста доли каждого администратора. С другой стороны, как только подсистема получала минимальную автономию, она начинала работать не только на общество, но и на саму себя (т.н. «железный закон олигархии» Р.Михелса). В результате уровень потребления управляющего слоя вырастал даже выше, чем это требовалось для эффективной работы усложняющейся системы. Радикальный рост объема элитного потребления - обязательный спутник политогенеза. Этот механизм хорошо иллюстрирует известная история с гибелью князя Игоря. К сбору экстраординарной дани с древлян его подстрекали дружинники, пенявшие на то, что «отроки» воеводы Свенельда одеваются лучше и богаче. Для взимания этой дани Игорь специально использует малые силы, чтобы увеличить долю каждого из своих воинов. Чем закончился этот эпизод, едва не поставивший точку в еще толком не начавшейся русской истории, мы все хорошо знаем.
Русский дух и православная этика.
И вот тут мы подходим к самому интересному. Рост элитного потребления является серьезным тормозом для эффективной работы всей системы. В условиях дефицита ресурсов и высокой конкуренции только там можно добиться прорыва, где это престижное потребление искусственно ограничивается, купируется. Именно в этом можно увидеть принципиальное значение пресловутой «протестантской этики», формирование которой сопровождало трансформацию капитализма, из хозяйственного уклада присутствовавшего на Западе как минимум с XIII в. в способ производства, добившийся к рубежу XX - XXI вв. абсолютно господства в глобальном масштабе.
Когда говорят о роли Православной церкви в формировании Русского централизованного государства, то, как правило, ограничиваются упоминанием политической деятельности митрополитов всея Руси (в первую очередь Алексия) и благословения, которое Сергий Радонежский дал Дмитрию Донскому на войну с Мамаем. Но, на мой взгляд, роль Церкви, в первую очередь, состояла в том, что в нужный момент именно ее влияние блокировало обычное в подобных случаях сверхпотребление элит, не позволив захлебнуться в нем росту нарождающегося государства. Наиболее ярко этот тезис иллюстрирует фигура Сергия Радонежского.
Если посмотреть на Сергия как на социальный феномен, то, как представляется, он был возможен только при существовании в обществе мощнейшего запроса на аскезу. Фигура такого масштаба и такой силы воздействия (один из учеников, Сергий Нуромский, пришел к нему аж с Афона!) попросту не могла появиться в пустоте. Реальность такого запроса видна по семье самого Преподобного. Его отец был обедневшим ростовским боярином, из трех сыновей которого в монастырь ушли двое, да и сами они с супругой под конец жизни приняли постриг. Или можно вспомнить других учеников Сергия - Ослябю и Пересвета - представителей воинского сословия, стремление которых к аскезе привело их вначале в монастырь и только затем на Куликово поле.
Итак, князю Дмитрию Александровичу Московскому, удалось заложить основы политики сделавшей его потомков правителями мощного и независимого государства, которое вошло в Модерн практическим в одном ритме с остальной Европой. Князья этой династии, в условиях жесткой конкуренции, сумели сделать Москву более притягательной для светской и духовной элиты Южной Руси, чем такие центры «собирания земель» как Галичина или Литва. Опираясь на потенциал этой элиты, они сумели добиться военного и политического доминирования в землях Северо-Восточной Руси. Это доминирование позволяло им с самого начала заставить считаться с собою Орду, которая сперва вынуждена была пойти на признание этого лидерского статуса, а затем и полного суверенитета. Важнейшим фактором, который сделал московскую экспансию необратимой, стала православная аскеза. Влияние ее адептов на общественное сознание обусловило отказ московской элиты от избыточного роста престижного потребления, в пользу дальнейшей экспансии нарождающегося государства.
Автор Александр Васильев
http://www.rus-obr.ru/print/blog/28159
В последнее время в России обострился общественный интерес к теме «исторической политики», актуальных трактовок прошлого. То государство хочет ввести единый стандарт преподавания истории в школе, и создать на его основе новую линейку учебников, то популярный литератор Акунин, он же маститый либерал Чхартишвили, начинает выпуск серии научно-популярных и художественных книжек на ту же тему. Всё это бурно обсуждают и высшие чиновники, и академические ученые, и масса неравнодушных граждан. Одним из излюбленных сюжетов этого обсуждения стало «татаро-монгольское иго», которое теперь в учебниках, вероятно, закончится, уступив место «системе зависимости русских земель от ордынских ханов».
А потому, когда мне почти случайно попала в руки монография «Москва и Орда» известного современного российского историка А.А.Горского, то мимо пройти я не смог. Учитывая, что её первое издание увидело свет в 2000-м году, на автора никак не могли повлиять новейшие бурные и весьма политизированные дискуссии вокруг этой вечно актуальной для отечественной историографии темы. В этой статье я хотел бы поделиться своими впечатлениями даже не от книги в целом, а только от ее первой главы, поскольку именно в ней рассматриваются те малоизвестные события и процессы которые в дальнейшем сделали возможными «собирание земель» Иваном Калитой, Куликовскую битву и «Стояниена Угре».
Почему у Москвы получилось?
На вопрос о том, как затерявшемуся в лесах и болотах маленькому городку, удалось стать столицей огромного государства, существует две диаметрально противоположных точки зрения. Согласно первой из них, которую можно назвать традиционным национальным нарративом, Москва стала лидером многовековой борьбы русского народа с ордынским игом, из которой, в конце концов, вышла победителем. Вторая точка зрения состоит в том, что напротив, первопричиной возвышения Москвы стало то, что ее князьям удалось добиться самого тесного взаимодействия с Ордой, и в дальнейшем это взаимодействие оставила неизгладимый след на политической культуре и институтах России. Интересно, что эта точка зрения, в общем и целом, разделяется представителями двух таких противоположных идеологических лагерей как евразицы и либералы. Разница между ними заключается лишь в оценках предполагаемого московского коллаборационизма - там, где евразицы видят имперскую интеграцию, либералы говорят о главном историческом корне всех наших бед, губительной «азиатчине», навсегда вырвавшей русских из европейской семьи. Горский ставит своей задачей выйти за рамки обоих этих стереотипных моделей. В небольшом историографическом обзоре он обращает внимание на то, что, как это ни парадоксально, тема взаимоотношения Москвы и Орды (по которой буквально каждый имеет собственное мнение!), еще никогда не была предметом самостоятельного монографического исследования. Она всегда рассматривалась либо в общем контексте объемных исследований по русской истории, либо, напротив, в работах посвященных отдельным историческим эпизодам - в первую очередь Куликовской битве и освобождению от власти Орды.
А.А.Горский комплексно рассматривает весь период московско-ордынских взаимоотношений: начиная с первого московского князя, младшего сына Александра Невского, Даниила и до первого суверенного «Государя Всея Руси» Ивана III Васильевича. Периоду правления каждого из московских князей соответствует отдельная глава. Получается, что историк Горский прошел по стопам литератора Балашова с его циклом исторических романов «Государи московские». Случай, как мне кажется, уникальный, обычно бывает наоборот - литература идет по стопам историографии, даже литератор Акунин пропустил вперед историка Чхартишвили.
Младший сын.
Первая глава, которая собственно и вдохновила меня на написание этой статьи, именуется «Между Сараем и Исакчей. Даниил Александрович (70-е гг. XIII в. - 1303)». В начале этого периода московский князь выступает в коалиции со своим старшим братом, великим князем Дмитрием, права которого на главный русский «стол» с переменным успехом оспаривает еще один их брат - Андрей. На это время приходится, пожалуй, первое после «Батыева погрома» успешное противостояние русских ордынцам: Дмитрий разбивает татар, которых «навел» на него Андрей, а Даниил Московский атаковал Рязанского князя, за которого выступал татарский отряд. Как пишет Горский: «…на рубеже XIII - XIV вв. (…) присутствие (татарского отряда) является несомненным свидетельством поддержки князя правящими кругами Орды. Тем не менее, Даниил нападает на такого князя на его земле и наносит удар по отряду ордынцев. Факт этот беспрецедентен: ранее только Дмитрий Александрович разбивал татарский воинский контингент (1285 г.), но, во-первых, это было действие, предпринятое в защиту своей территории, а во-вторых, за Дмитрем стоял Ногай».
Первый шаг к возвышению Москвы был предпринят в рамках коалиции русских князей, которая поддержала Ногая (его ставка была в районе Исакчи на Дунае) в противовес Сарайским ханам. И не смотря на то, что итоге сам Ногай потерпел поражение, Москва сумела завоеванные позиции удержать. Причем противостояние двух ордынских центров накладывалось на внутрирусское противостояние, и здесь, опять же далеко не всегда коалиция великого князя, которого поддерживал Даниил, выходила из него победителем. Прежде чем выдвинуться на первый план, Москва получила свое и от этого противостояния. При этом ни в одном, ни в другом случае нельзя упрекнуть Дмитрия в предательстве - «вовремя предать, это не придать, а предвидеть» это как раз не про него. Сочетание готовности к вооруженному противостоянию с любым противником с умелой дипломатией, которая позволяла удерживать основные завоеванные позиции, стало политическим фундаментом будущего московского успеха.
В конце правления Даниила Москва резко усиливается на общем фоне настолько, что уже его наследник станет первым в русской истории претендентом на великое княжение не имеющим на него формальных прав. Горский объясняет это усиление притоком военной аристократии с Юга - из Киева и Чернигова, который фиксируется автором благодаря тщательному анализу биографий отцов-основателей некоторых московских боярских родов. В общем, отток населения с Юга на Северо-Восток после монгольского нашествия, трудно назвать новой идеей, но здесь Горский каждому описанному в источниках случаю предлагает конкретное объяснение, помещая его в общий исторический контекст.
Антропология успеха.
Для меня этот сюжет имеет и специфическое, чисто политантропологическое измерение. Ведь формирование т.н. «русского централизованного государства», или «Московского царства» это и есть процесс политогенеза (генезиса государства) как такового. В XIII в. княжества северо-восточной Руси с точки зрения уровня общественного развития представляли собой набор довольно примитивных политических образований (политий). Каждое из них в отдельности и все они, вместе взятые, в строгом смысле, вряд ли могут считаться государством. Друг с другом они находились в сложных взаимоотношениях, которые не представляли собой простой вертикальной иерархии. Так, например, Новгород считался частью великокняжеского домена, но при этом, такие важные центры коммуникаций как, Волок или Торжок были разделен между Новгородом и собственно землями Великого князя пополам. Или, например, Рязанское и даже небольшое Муромское княжества были автономны и управлялись собственными династиями. Вся эта конструкция не обладала ни светским, ни духовным суверенитетом. Верховной властью была раздававшая ярлыки на княжение Орда, а духовным сюзереном был Константинопольский патриарх. И вот из всего этого цветущего разнообразия постепенно формируется раннее (феодальное), а затем и вполне развитое (абсолютистское) государство, которое проделывает этот путь практически параллельно с такой классической европейской державой как Франция.
В рамках традиционного национального нарратива этот процесс воспринимается как «собирание земель», т.е. склеивание разбитой чашки, которая мыслится как изначально целая. Но совершенно очевидно, что на первых этапах возвышения Москвы такого идеологического концепта у ее лидеров еще не было. Это был банальный экспансивный рост, и все отличие этой экспансии от аналогичной политики всех других русских политий (княжеств) заключается в том, что Москве удалось сделать этот процесс А) непрерывным Б) необратимым. Соответственно, вопрос состоит в том, «почему у Москвы получилось?».
Оказалось, что на стартовом этапе Москва могла наращивать военную силу, (да и в принципе человеческий потенциал) как бы «кредитуясь» за счет внешних заимствований - пришельцев из Южной Руси. В условиях весьма низкой эффективности аграрного хозяйства лесной зоны, т.н. «полосы нечерноземья», для того чтобы вырастить собственную элиту, количественно и качественно превосходящую элиту соседей, требовалось бы в разы больше времени и усилий. Согласно исследованиям антропологов, изучающих принципы функционирования экономических систем архаических обществ, предпосылкой политогенеза является не рост производительности труда, а усиление эксплуатации производителей. Но сама по себе слабая и малочисленная военно-феодальная элита Руси той эпохи (отсюда и бесконечные обращения за военной силой к татарам) просто не имела возможности усилить эксплуатацию, поскольку вследствие того самого Ига, значительная часть прибавочного продукта и так изымалась в Орду. Добавим сюда постоянные военные действия князей, регулярные ордынские «рати», которые должны были подрывать и без того далеко не самую эффективную хозяйственную систему Руси, и мы увидим что внутреннего ресурса для роста у Москвы (как и у всех остальных) попросту не существовало. В далеком будущем, для того, чтобы в тех же хозяйственно-экономических условиях все же повысить уровень эксплуатации крестьянства государству пришлось вводить крепостное право. Оказалось, что если раннее государство еще можно было строить без этого, то запустить по западному образцу сверхдорогую абсолютистскую машину эпохи раннего модерна без качественного усиления эксплуатации было уже не возможно.
По мнению А.А.Горского «…усиление военной мощи Московского княжества на рубеже XIII - XIV вв., во многом, по-видимому, было связано именно с приходом в это время на службу к Даниилу Александровичу значительного количества служилых людей из Южной Руси - Черниговского и Киевского княжеств. Численное увеличение двора московского князя и дало ему возможность вести активную внешнюю политику. Необходимость обеспечить содержание возросшего числа служилых людей, в свою очередь, явилась, очевидно, одной из причин активных экспансионистских устремлений Даниила (а позже и Юрия) в начале XIV в. (борьба за присоединение Коломны, Переяславского, а позже Нижегородского княжеств) - территории Московского княжества было недостаточно для расширения их потребностей».
Следовательно, экспансия стала возможна благодаря привлечению все новых аристократов, а, с другой стороны, содержание этой военной аристократии требовало непрерывной экспансии. Интересно, что в этих условиях между углублением эксплуатации и расширением круга эксплуатируемых выбирается второе. Это классическая для раннего государства модель, которую очень наглядно описывает в статье «Узловые проблемы социологии развития архаических обществ» один из отцов-основателей современной российской политантропологии А.В.Коротаев.
Коротаев уделяет особое внимание аргументации своего ключевого тезиса - процесс классообразования не связан с ростом производительности труда. Рост числа людей выведенных из процесса непосредственного производства и образующих элиту общества действительно нуждается в увеличении прибавочного продукта, однако если интенсификация хозяйственной деятельности способна, в самом лучшем случае, увеличить его объем в несколько раз, то экстенсивный способ роста - путем увеличения количества эксплуатируемого населения - способен увеличить объем прибавочного продукта на один или даже несколько порядков. Простейший путь к увеличению численности эксплуатируемого населения это территориальная экспансия. В этом коренится секрет огромности таких примитивных политические образований, как Империя Карла Великого или Русь Владимира Красно Солнышко. Этот путь роста объема прибавочного продукта, который поступает в распоряжение управляющей подсистемы, является основным для доиндустриальной эпохи. Интересно, что в современном мире неолиберальная модель расширения объема рынка за счет простого увеличения числа потребителей возобладала над моделью повышения покупательной способности отдельного потребителя в рамках внутренного национального рынка.
Однако, простой рост численности контролируемого населения недостаточен для обеспечения потребностей управляющей подсистемы. Потому что нужно добиться не просто общего валового роста, а роста в расчете на одного элитария, число которых в условиях роста и усложнения системы также возрастает. При таком тренде, по мнению Коротаева, «рост количества прибавочного продукта, поступавшего в распоряжение отдельного представителя управляющих слоев, должен был заметно отставать от роста абсолютных размеров поступающего в управляющую субсистему прибавочного продукта».
Рост сложности задач, которые стояли перед управляющей системой требовал роста доли каждого администратора. С другой стороны, как только подсистема получала минимальную автономию, она начинала работать не только на общество, но и на саму себя (т.н. «железный закон олигархии» Р.Михелса). В результате уровень потребления управляющего слоя вырастал даже выше, чем это требовалось для эффективной работы усложняющейся системы. Радикальный рост объема элитного потребления - обязательный спутник политогенеза. Этот механизм хорошо иллюстрирует известная история с гибелью князя Игоря. К сбору экстраординарной дани с древлян его подстрекали дружинники, пенявшие на то, что «отроки» воеводы Свенельда одеваются лучше и богаче. Для взимания этой дани Игорь специально использует малые силы, чтобы увеличить долю каждого из своих воинов. Чем закончился этот эпизод, едва не поставивший точку в еще толком не начавшейся русской истории, мы все хорошо знаем.
Русский дух и православная этика.
И вот тут мы подходим к самому интересному. Рост элитного потребления является серьезным тормозом для эффективной работы всей системы. В условиях дефицита ресурсов и высокой конкуренции только там можно добиться прорыва, где это престижное потребление искусственно ограничивается, купируется. Именно в этом можно увидеть принципиальное значение пресловутой «протестантской этики», формирование которой сопровождало трансформацию капитализма, из хозяйственного уклада присутствовавшего на Западе как минимум с XIII в. в способ производства, добившийся к рубежу XX - XXI вв. абсолютно господства в глобальном масштабе.
Когда говорят о роли Православной церкви в формировании Русского централизованного государства, то, как правило, ограничиваются упоминанием политической деятельности митрополитов всея Руси (в первую очередь Алексия) и благословения, которое Сергий Радонежский дал Дмитрию Донскому на войну с Мамаем. Но, на мой взгляд, роль Церкви, в первую очередь, состояла в том, что в нужный момент именно ее влияние блокировало обычное в подобных случаях сверхпотребление элит, не позволив захлебнуться в нем росту нарождающегося государства. Наиболее ярко этот тезис иллюстрирует фигура Сергия Радонежского.
Если посмотреть на Сергия как на социальный феномен, то, как представляется, он был возможен только при существовании в обществе мощнейшего запроса на аскезу. Фигура такого масштаба и такой силы воздействия (один из учеников, Сергий Нуромский, пришел к нему аж с Афона!) попросту не могла появиться в пустоте. Реальность такого запроса видна по семье самого Преподобного. Его отец был обедневшим ростовским боярином, из трех сыновей которого в монастырь ушли двое, да и сами они с супругой под конец жизни приняли постриг. Или можно вспомнить других учеников Сергия - Ослябю и Пересвета - представителей воинского сословия, стремление которых к аскезе привело их вначале в монастырь и только затем на Куликово поле.
Итак, князю Дмитрию Александровичу Московскому, удалось заложить основы политики сделавшей его потомков правителями мощного и независимого государства, которое вошло в Модерн практическим в одном ритме с остальной Европой. Князья этой династии, в условиях жесткой конкуренции, сумели сделать Москву более притягательной для светской и духовной элиты Южной Руси, чем такие центры «собирания земель» как Галичина или Литва. Опираясь на потенциал этой элиты, они сумели добиться военного и политического доминирования в землях Северо-Восточной Руси. Это доминирование позволяло им с самого начала заставить считаться с собою Орду, которая сперва вынуждена была пойти на признание этого лидерского статуса, а затем и полного суверенитета. Важнейшим фактором, который сделал московскую экспансию необратимой, стала православная аскеза. Влияние ее адептов на общественное сознание обусловило отказ московской элиты от избыточного роста престижного потребления, в пользу дальнейшей экспансии нарождающегося государства.
Автор Александр Васильев
http://www.rus-obr.ru/print/blog/28159