Франс Де Вааль (Де Валь) «Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?»
Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное - об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных.
Знаю, что ты знаешь
Утверждение, что только люди мысленно запрыгнули в поезд времени, оставив все остальные виды стоять на платформе, связано с фактом, что наше сознание может перемещаться в прошлое и будущее. Нам трудно признать, что другие виды обладают чем-то похожим на сознание. Но это противодействие создает проблемы: не из-за того, что мы намного больше узнали о сознании, а потому, что мы получаем все новые данные о событийной памяти, планировании будущего и самоконтроле у других видов. Нам следует либо отказаться от представления, что эти способности нуждаются в сознании, либо согласиться с тем, что животным также может быть присуще сознание.
Помехой в решении этих вопросов служит метапознание, которое буквально означает «знание о знании» или «мышление о мышлении». Когда соперникам в игровом развлекательном представлении разрешается выбрать тему, они, разумеется, называют ту, с которой знакомы лучше всего. Это и есть метапознание в действии, потому что означает, что они знают, что они знают. Точно так же я могу сказать: «Погодите, это вертится у меня на языке!»
Другими словами, я знаю, что мне известен ответ, но нужно время, чтобы его вспомнить. Студент, поднимающий руку в ответ на заданный вопрос, также полагается на метапознание, потому что думает, что знает решение. Метапознание основано на организующей функции мозга, позволяющей контролировать собственную память. Мы связываем эту способность с сознанием, и именно поэтому метапознание расценивается как уникальная способность человека.
Изучение этой способности у животных началось с неопределенного ответа, замеченного Толменом в 1920-х гг. Крысы, которых он исследовал, судя по всему, сомневались в решении сложного задания. Это выражалось в том, что они «оглядывались и бегали из стороны в сторону». Такое поведение было примечательно, потому что в то время считалось, что животные просто реагируют на стимулы. При отсутствии внутреннего мира откуда взяться сомнениям в принятии решения?
Десятилетия спустя американский психолог Дэвид Смит дал бутылконосому дельфину задание различать высокие и низкие звуки. Дельфин, восемнадцатилетний самец по имени Натуа, содержался в бассейне в Центре исследования дельфинов во Флориде. Как и у крыс Толмена, степень уверенности дельфина была очевидна. Он плыл с разной скоростью, чтобы ответить на вопрос, в зависимости от того, насколько сложно было различить два звука. Если они сильно отличались, дельфин приплывал на такой скорости, что поднимаемая им волна грозила затопить электронную аппаратуру, которую пришлось покрыть пластиком.
Если же звуки были похожи, Натуа замедлял ход, тряс головой и плескался между двумя педалями, которые он должен был нажать, чтобы определить низкий и высокий звуки. Он не знал, какую педаль выбрать. Смит решил подробно изучить проявление неуверенности у дельфина, учитывая предположение Толмена, что это качество может быть связано с сознанием. Исследователь создал для дельфина условия, при которых он мог выйти из игры. Была поставлена третья педаль, которую Натуа мог нажать, если он нуждался в новой попытке с более четким различием звуков.
Чем сложнее был выбор, тем чаще дельфин прибегал к третьей педали, очевидно понимая, когда у него возникает проблема с правильным ответом. Так появилась область изучения метапознания у животных.
Ученые обычно использовали два подхода. Один состоял в том, чтобы изучать состояние неуверенности, как в случае с дельфином, а другой предполагал выяснить, понимают ли животные, что им не хватает информации. Первый подход оказался успешным с крысами и макаками. Роберт Хэмптон, в настоящее время сотрудник Университета Эмори, давал макакам задание на запоминание с помощью сенсорного экрана. Обезьяны видели сначала один рисунок, например розовый цветок, затем делалась пауза, после которой им предлагалось несколько изображений, включая розовый цветок.
Пауза продолжалась разное время. Перед каждым показом изображений у макак был выбор, соглашаться на выполнение задания или нет. Если они соглашались и правильно указывали изображение, то получали арахис. Но если они отказывались, то им доставался ежедневный скучный обезьяний корм. Чем дольше была пауза, тем чаще обезьяны отказывались от выполнения задания, несмотря на щедрое вознаграждение. По-видимому, они сознавали, что изображение стирается в их памяти.
Периодически макакам давали задание, не предполагавшее возможности отказа. В этом случае их результаты были посредственными. Другими словами, у обезьян была причина отказываться от заданий, которая состояла в том, что они не могли положиться на свою память. Подобный тест с крысами дал сходные результаты: грызунам лучше всего удавались задания, которые они намеренно решили выполнять. Таким образом, как макаки, так и крысы вызывались выполнять тесты, только когда чувствовали себя уверенно, а это предполагает, что они знали, что они знают.
Второй подход связан с поиском информации. Например, сойки наблюдали через смотровые отверстия, как прячут пищу - мучных червей, а затем птиц впускали в помещение, чтобы они могли их найти. Через одну смотровую щель сойки могли видеть, как экспериментатор кладет мучного червя в одну из четырех открытых чашек, а через другую - другого экспериментатора с одной открытой чашкой и тремя закрытыми. Во втором случае было очевидно, где окажется мучной червь. Прежде чем попасть в помещение, чтобы найти червей, сойки проводили больше времени, наблюдая за первым экспериментатором. Видимо, птицы понимали, что эта информация для них важнее.
С обезьянами проводились тесты, в которых экспериментатор прятал пищу в одной из нескольких горизонтальных трубок. Конечно, приматы помнили, где он спрятал пищу, и уверенно выбирали нужную трубку. Но если пищу прятали втайне от обезьян, они сомневались, на какой трубке остановить свой выбор. Обезьяны заглядывали в трубки, наклоняясь, чтобы лучше видеть, прежде чем принять решение. Они осознавали, что нуждаются в дополнительной информации для успеха.
В результате этих исследований было признано, что некоторые животные способны оценивать собственные знания и понимать, когда они недостаточны. Все это соответствует убеждению Толмена, что животные активно перерабатывают поступающую к ним информацию, формируя представления, ожидания и, возможно, даже сознание. Когда появилась такая точка зрения, я обратился к своему коллеге Робу Хэмптону, чтобы выяснить, каково состояние дел в этой области.
Мы оба работаем на одном этаже помещения психологического факультета Университета Эмори. Сначала, сидя в моем кабинете, мы посмотрели в видеозаписи, как Лисала несет свой огромный камень. Как настоящий ученый, Роб немедленно начал придумывать, как превратить эту ситуацию в контролируемый эксперимент, меняя местоположение орехов и орудий. Однако для меня красота последовательности действий Лисалы состояла именно в их спонтанности. Нам нечего было к этому добавить. Роб был очень впечатлен.
Макака-резус знает, какая пища спрятана в одной из четырех трубок, но не знает в какой. Ей не разрешается проверять все трубки, поэтому у нее есть только одна попытка. Наклоняясь, чтобы сначала заглянуть в трубки, обезьяна показывает, что она знает, что она не знает, - это признак метапознания
Я спросил Роба, послужило ли побудительной причиной его работы изучение дельфинов, но он сказал, что это скорее совпадение интересов. Исследование дельфинов стало первым, но оно не было связано с памятью, которая увлекала Роба. Его вдохновили идеи Аластера Инмена, сотрудника лаборатории Сары Шеттлуорт, где Роб в то время работал. Аластера интересовала стоимость памяти. Каковы затраты на хранение информации в мозге? Он провел исследования памяти голубей, сходные с тестами на метапознание, которые разработал Роб.
Когда я спросил Роба, каково его мнение о людях, которые проводят четкую границу между людьми и животными, как, например, Тулвинг в своих смещенных определениях, он воскликнул: «Тулвинг! Да он в восторге от этого. Он оказал большую услугу этологической братии». Роб уверен, что Тулвинг высказывается подобным образом, потому что ему доставляет удовольствие задирать планку как можно выше. Тем самым он побуждает ученых проводить хорошо продуманные эксперименты. В своей первой статье об обезьянах Роб поблагодарил Тулвинга за это «побуждение». Когда вскоре после этого они встретились, Тулвинг сказал: «Я видел, что вы написали, спасибо!»
Что касается Роба, то для него самый сложный вопрос, связанный с сознанием, - для чего оно нам нужно? Какую роль сознание играет на самом деле? В конце концов, существует множество вещей, которые мы делаем бессознательно. Например, больные, страдающие амнезией, способны учиться, не зная, чему они выучились. Они могут научиться рисовать перевернутые изображения с помощью зеркала.
Они обладают зрительной координацией движения рук примерно в той же степени, что и любой другой человек, но каждый раз, когда их спрашивают об этом, они утверждают, что раньше никогда ничего подобного не делали. Все это ново для них. Тем не менее поведение страдающих амнезией показывает, что у них есть опыт выполнения этих заданий и они обладают соответствующими навыками.
Притом что сознание возникло как минимум один раз, неясно - по каким причинам и при каких обстоятельствах. Роб считает «сознание» таким затасканным словом, что старается его не употреблять. Он добавляет: «Каждый, кто утверждает, что решил проблему сознания, не думал об этом достаточно серьезно».
Сознание
Когда в 2012 г. группа известных ученых опубликовала «Кембриджскую декларацию о сознании» (The Cambridge Declaration on Consciousness), я отнесся к этому скептически. Средства массовой информации описывали это как окончательное признание, что животные - существа, обладающие сознанием. Как и большинство ученых, изучающих поведение животных, я на самом деле не знаю, что на это сказать. Учитывая, насколько неопределенно понятие «сознание», это не тот случай, когда можно принять решение большинством голосов или просто бросив на ходу: «Конечно, они сознательные. Я это вижу по выражению их глаз». Субъективные ощущения нам не помогут. Наука основывается на точном знании.
Однако, прочитав текст декларации, я успокоился, потому что это разумный документ. В действительности в нем не утверждается, что животные обладают сознанием, чем бы оно ни было. Декларация всего лишь признает, что, учитывая сходство в поведении и устройстве нервной системы у животных, обладающих большим мозгом, и человека, нет оснований считать, что только человек обладает сознанием. Согласно декларации, «множество данных показывает, что человек не уникален в обладании неврологической основой, которая формирует сознание».
Я могу это пережить. Как видно из этой главы, существуют убедительные доказательства, что мыслительные процессы, связанные с сознанием у людей, например обращение к прошлому и будущему, осуществляются также у других видов. Строго говоря, это не доказывает наличия сознания, однако наука постоянно склоняется в сторону единства всего живого. Это совершенно справедливо при сравнении человека и других приматов, но подобный подход распространяется и на остальных млекопитающих, а также птиц, в связи с тем что мозг птиц больше напоминает мозг млекопитающих, чем считалось раньше. Структура мозга у всех позвоночных гомологична.
Хотя мы не можем непосредственно установить наличие сознания у других видов, у них обнаруживаются способности, которые обычно рассматриваются как показатели сознания. Доказательство того, что они обладают этими способностями в отсутствие сознания, требует излишнего усложнения ситуации. Оно предполагает, что животные могут делать то же, что и человек, но совершенно другим способом. С точки зрения эволюции в этом нет логики, а логика - одна из тех особых способностей, которыми мы гордимся.
Источник
Знаю, что ты знаешь
Утверждение, что только люди мысленно запрыгнули в поезд времени, оставив все остальные виды стоять на платформе, связано с фактом, что наше сознание может перемещаться в прошлое и будущее. Нам трудно признать, что другие виды обладают чем-то похожим на сознание. Но это противодействие создает проблемы: не из-за того, что мы намного больше узнали о сознании, а потому, что мы получаем все новые данные о событийной памяти, планировании будущего и самоконтроле у других видов. Нам следует либо отказаться от представления, что эти способности нуждаются в сознании, либо согласиться с тем, что животным также может быть присуще сознание.
Помехой в решении этих вопросов служит метапознание, которое буквально означает «знание о знании» или «мышление о мышлении». Когда соперникам в игровом развлекательном представлении разрешается выбрать тему, они, разумеется, называют ту, с которой знакомы лучше всего. Это и есть метапознание в действии, потому что означает, что они знают, что они знают. Точно так же я могу сказать: «Погодите, это вертится у меня на языке!»
Другими словами, я знаю, что мне известен ответ, но нужно время, чтобы его вспомнить. Студент, поднимающий руку в ответ на заданный вопрос, также полагается на метапознание, потому что думает, что знает решение. Метапознание основано на организующей функции мозга, позволяющей контролировать собственную память. Мы связываем эту способность с сознанием, и именно поэтому метапознание расценивается как уникальная способность человека.
Изучение этой способности у животных началось с неопределенного ответа, замеченного Толменом в 1920-х гг. Крысы, которых он исследовал, судя по всему, сомневались в решении сложного задания. Это выражалось в том, что они «оглядывались и бегали из стороны в сторону». Такое поведение было примечательно, потому что в то время считалось, что животные просто реагируют на стимулы. При отсутствии внутреннего мира откуда взяться сомнениям в принятии решения?
Десятилетия спустя американский психолог Дэвид Смит дал бутылконосому дельфину задание различать высокие и низкие звуки. Дельфин, восемнадцатилетний самец по имени Натуа, содержался в бассейне в Центре исследования дельфинов во Флориде. Как и у крыс Толмена, степень уверенности дельфина была очевидна. Он плыл с разной скоростью, чтобы ответить на вопрос, в зависимости от того, насколько сложно было различить два звука. Если они сильно отличались, дельфин приплывал на такой скорости, что поднимаемая им волна грозила затопить электронную аппаратуру, которую пришлось покрыть пластиком.
Если же звуки были похожи, Натуа замедлял ход, тряс головой и плескался между двумя педалями, которые он должен был нажать, чтобы определить низкий и высокий звуки. Он не знал, какую педаль выбрать. Смит решил подробно изучить проявление неуверенности у дельфина, учитывая предположение Толмена, что это качество может быть связано с сознанием. Исследователь создал для дельфина условия, при которых он мог выйти из игры. Была поставлена третья педаль, которую Натуа мог нажать, если он нуждался в новой попытке с более четким различием звуков.
Чем сложнее был выбор, тем чаще дельфин прибегал к третьей педали, очевидно понимая, когда у него возникает проблема с правильным ответом. Так появилась область изучения метапознания у животных.
Ученые обычно использовали два подхода. Один состоял в том, чтобы изучать состояние неуверенности, как в случае с дельфином, а другой предполагал выяснить, понимают ли животные, что им не хватает информации. Первый подход оказался успешным с крысами и макаками. Роберт Хэмптон, в настоящее время сотрудник Университета Эмори, давал макакам задание на запоминание с помощью сенсорного экрана. Обезьяны видели сначала один рисунок, например розовый цветок, затем делалась пауза, после которой им предлагалось несколько изображений, включая розовый цветок.
Пауза продолжалась разное время. Перед каждым показом изображений у макак был выбор, соглашаться на выполнение задания или нет. Если они соглашались и правильно указывали изображение, то получали арахис. Но если они отказывались, то им доставался ежедневный скучный обезьяний корм. Чем дольше была пауза, тем чаще обезьяны отказывались от выполнения задания, несмотря на щедрое вознаграждение. По-видимому, они сознавали, что изображение стирается в их памяти.
Периодически макакам давали задание, не предполагавшее возможности отказа. В этом случае их результаты были посредственными. Другими словами, у обезьян была причина отказываться от заданий, которая состояла в том, что они не могли положиться на свою память. Подобный тест с крысами дал сходные результаты: грызунам лучше всего удавались задания, которые они намеренно решили выполнять. Таким образом, как макаки, так и крысы вызывались выполнять тесты, только когда чувствовали себя уверенно, а это предполагает, что они знали, что они знают.
Второй подход связан с поиском информации. Например, сойки наблюдали через смотровые отверстия, как прячут пищу - мучных червей, а затем птиц впускали в помещение, чтобы они могли их найти. Через одну смотровую щель сойки могли видеть, как экспериментатор кладет мучного червя в одну из четырех открытых чашек, а через другую - другого экспериментатора с одной открытой чашкой и тремя закрытыми. Во втором случае было очевидно, где окажется мучной червь. Прежде чем попасть в помещение, чтобы найти червей, сойки проводили больше времени, наблюдая за первым экспериментатором. Видимо, птицы понимали, что эта информация для них важнее.
С обезьянами проводились тесты, в которых экспериментатор прятал пищу в одной из нескольких горизонтальных трубок. Конечно, приматы помнили, где он спрятал пищу, и уверенно выбирали нужную трубку. Но если пищу прятали втайне от обезьян, они сомневались, на какой трубке остановить свой выбор. Обезьяны заглядывали в трубки, наклоняясь, чтобы лучше видеть, прежде чем принять решение. Они осознавали, что нуждаются в дополнительной информации для успеха.
В результате этих исследований было признано, что некоторые животные способны оценивать собственные знания и понимать, когда они недостаточны. Все это соответствует убеждению Толмена, что животные активно перерабатывают поступающую к ним информацию, формируя представления, ожидания и, возможно, даже сознание. Когда появилась такая точка зрения, я обратился к своему коллеге Робу Хэмптону, чтобы выяснить, каково состояние дел в этой области.
Мы оба работаем на одном этаже помещения психологического факультета Университета Эмори. Сначала, сидя в моем кабинете, мы посмотрели в видеозаписи, как Лисала несет свой огромный камень. Как настоящий ученый, Роб немедленно начал придумывать, как превратить эту ситуацию в контролируемый эксперимент, меняя местоположение орехов и орудий. Однако для меня красота последовательности действий Лисалы состояла именно в их спонтанности. Нам нечего было к этому добавить. Роб был очень впечатлен.
Макака-резус знает, какая пища спрятана в одной из четырех трубок, но не знает в какой. Ей не разрешается проверять все трубки, поэтому у нее есть только одна попытка. Наклоняясь, чтобы сначала заглянуть в трубки, обезьяна показывает, что она знает, что она не знает, - это признак метапознания
Я спросил Роба, послужило ли побудительной причиной его работы изучение дельфинов, но он сказал, что это скорее совпадение интересов. Исследование дельфинов стало первым, но оно не было связано с памятью, которая увлекала Роба. Его вдохновили идеи Аластера Инмена, сотрудника лаборатории Сары Шеттлуорт, где Роб в то время работал. Аластера интересовала стоимость памяти. Каковы затраты на хранение информации в мозге? Он провел исследования памяти голубей, сходные с тестами на метапознание, которые разработал Роб.
Когда я спросил Роба, каково его мнение о людях, которые проводят четкую границу между людьми и животными, как, например, Тулвинг в своих смещенных определениях, он воскликнул: «Тулвинг! Да он в восторге от этого. Он оказал большую услугу этологической братии». Роб уверен, что Тулвинг высказывается подобным образом, потому что ему доставляет удовольствие задирать планку как можно выше. Тем самым он побуждает ученых проводить хорошо продуманные эксперименты. В своей первой статье об обезьянах Роб поблагодарил Тулвинга за это «побуждение». Когда вскоре после этого они встретились, Тулвинг сказал: «Я видел, что вы написали, спасибо!»
Что касается Роба, то для него самый сложный вопрос, связанный с сознанием, - для чего оно нам нужно? Какую роль сознание играет на самом деле? В конце концов, существует множество вещей, которые мы делаем бессознательно. Например, больные, страдающие амнезией, способны учиться, не зная, чему они выучились. Они могут научиться рисовать перевернутые изображения с помощью зеркала.
Они обладают зрительной координацией движения рук примерно в той же степени, что и любой другой человек, но каждый раз, когда их спрашивают об этом, они утверждают, что раньше никогда ничего подобного не делали. Все это ново для них. Тем не менее поведение страдающих амнезией показывает, что у них есть опыт выполнения этих заданий и они обладают соответствующими навыками.
Притом что сознание возникло как минимум один раз, неясно - по каким причинам и при каких обстоятельствах. Роб считает «сознание» таким затасканным словом, что старается его не употреблять. Он добавляет: «Каждый, кто утверждает, что решил проблему сознания, не думал об этом достаточно серьезно».
Сознание
Когда в 2012 г. группа известных ученых опубликовала «Кембриджскую декларацию о сознании» (The Cambridge Declaration on Consciousness), я отнесся к этому скептически. Средства массовой информации описывали это как окончательное признание, что животные - существа, обладающие сознанием. Как и большинство ученых, изучающих поведение животных, я на самом деле не знаю, что на это сказать. Учитывая, насколько неопределенно понятие «сознание», это не тот случай, когда можно принять решение большинством голосов или просто бросив на ходу: «Конечно, они сознательные. Я это вижу по выражению их глаз». Субъективные ощущения нам не помогут. Наука основывается на точном знании.
Однако, прочитав текст декларации, я успокоился, потому что это разумный документ. В действительности в нем не утверждается, что животные обладают сознанием, чем бы оно ни было. Декларация всего лишь признает, что, учитывая сходство в поведении и устройстве нервной системы у животных, обладающих большим мозгом, и человека, нет оснований считать, что только человек обладает сознанием. Согласно декларации, «множество данных показывает, что человек не уникален в обладании неврологической основой, которая формирует сознание».
Я могу это пережить. Как видно из этой главы, существуют убедительные доказательства, что мыслительные процессы, связанные с сознанием у людей, например обращение к прошлому и будущему, осуществляются также у других видов. Строго говоря, это не доказывает наличия сознания, однако наука постоянно склоняется в сторону единства всего живого. Это совершенно справедливо при сравнении человека и других приматов, но подобный подход распространяется и на остальных млекопитающих, а также птиц, в связи с тем что мозг птиц больше напоминает мозг млекопитающих, чем считалось раньше. Структура мозга у всех позвоночных гомологична.
Хотя мы не можем непосредственно установить наличие сознания у других видов, у них обнаруживаются способности, которые обычно рассматриваются как показатели сознания. Доказательство того, что они обладают этими способностями в отсутствие сознания, требует излишнего усложнения ситуации. Оно предполагает, что животные могут делать то же, что и человек, но совершенно другим способом. С точки зрения эволюции в этом нет логики, а логика - одна из тех особых способностей, которыми мы гордимся.
Источник