Научиться играть на фортепиано было моим собственным желанием, глубинным, естественным. Но в моей жизни случались полтора года музыкальной школы и встреча не с тем педагогом. И, отдышавшись от переезда три года назад, я решила: «Нужно же когда-нибудь разобраться: то, что я узнала про себя в 10 лет правда или ложь?»
И я начала брать уроки фортепиано у ТОГО педагога. Целью занятий было излечиться страха и знания, что фортепиано не для меня. А еще в какой-то степени освоить язык музыки, когда червячки на нотном листе превращаются в осмысленные знаки, которые я могу перевести в звуки. Та еще задача, но я с ней справилась, пусть на начальном уровне, по слогам, но я протоптала для себя эту дорожку.
Следующим языком стал академический вокал, которым я занимаюсь почти год. Мотив тот же: «Когда-нибудь нужно научиться владеть своим голосом!» А оказалось и голосом, и телом, и состоянием, и, вообще, вполне себе оперное меццо-сопрано.
И вот очередное «Нужно же когда-нибудь...!» меня догнало. И это русский язык с которым у меня отношения «все сложно». В школе мои сочинения зачитывали перед классом, но обычной оценкой было 5/2. Зная о своей дисграфии, я стеснялась писать. Но настала пора ЖЖ, родился сын, я увлеклась материнством и не могла не писать, потому что это было необходимо: в самые трудные для меня времена я держалась и исцелялась словом. Вскоре оказалось, что слово мое интересно другим и я быстро стала тысячником.
Потом я открыла для себя глубину русской культуры и языка. Я узнала как важна ясность в словах. Если я могу ясно и просто изложить свои мысли, значит, я понимаю, что хочу сказать. Я стала проверять слова, действительно ли понимаю их смысл, или употребляю их потому что, со школы усвоила, что в этом месте говорят так. Если до увлечения русской культурой и этнопсихологией я любила ввернуть «умное словцо», желательно иностранное и малоизвестное, то сейчас я стараюсь говорить проще, а словарный запас стал меньше, но качественнее. А в результате мир вокруг меня стал яснее и проще и мне с ним легко.
На своих курсах я этому уделяю большое внимание, потому что нам же нужно понять свою душу, а как это сделать, если для проявления себя мы будем использовать малопонятные иностранные слова? За каждым словом стоит образ, или четкий и понятный, или размытый. Как говорю, так и мыслю. А ведь в русском языке есть все для описания души и что с ней происходит.
И слушательницы отмечают, что их отношения к словам и языку изменяются.
Но прицельно русским языком я не занималась, все идет стихийно и отрывочно. И вот знак. Курсы Тимура Акинина. (Мужчина. Опять мужчина. Спустя 10 лет погружения в женское, я готова учиться у мужчин :))
Тимур - мой коллега, он тоже указывает, где в живом прячется нежить. А ведь штампы как раз и возникают в ответ на душевную боль. Углубляться не нужно, налепил канцелярскую формулировку, как пластырь, и вроде живой.
Вот что пишет Тимур:
«Отличить живого человека от мертвого - проще простого. Понятна и разница между живыми и мертвыми языками: латынь и санскрит используют только ученые и священники, шумерскому и урартскому языкам повезло еще меньше.
Неразбериха начинается, когда приходят живые мертвецы.
... Давным-давно Корней Чуковский первым произнёс слово «канцелярит», уподобив чиновниче-канцелярский язык болезням вроде гайморита и бронхита. Канцелярит прикидывался «живыми словами», и угрозу недооценили. Великий переводчик Элеонора Гальперина (Нора Галь) выразилась жестче: "Канцелярит - это мертвечина. <...> Мертвый хватает живого».
http://writers.smartia.me/thewritingdead?utm_source Это же моя тема: мертвые не поют, не танцуют, не радуются, и еще в копилку, говорят мертвым языком! Кстати, сегодня в 10-00 по Москве, мы начнем гонять мертвечину на интенсиве "Проводы русалки".
*И тут она окинула взглядом обширный текст выше, тут же насчитав десяток «мертвых» оборотов. Срочно вычищать мертвое!*