О сбитом Ил-76
Оригинал взят у twower в О сбитом Ил-76
Версия украинских военных о том, как в июне 2014 года был сбит Ил-76 близ Луганского аэропорта:
*****
14 июня 2014 года возле села Красное Луганской области в 00:51 был сбит транспортный самолёт Ил-76 25-й мелитопольской бригады военно-транспортной авиации. На его борту находились 49 человек, из них 9 членов экипажа и 40 пассажиров (десантники 25-й ОАЭМБр, которых транспортировали в луганский аэропорт). Сбитый самолёт был вторым из трёх летевших в ЛАП транспортников в ту ночь, которые везли боеприпасы, продовольствие и пополнение группировке, находившейся там.
*****
Вадим Сухаревский, капитан 3-й роты 2-го батальона 80-й ОАЭМБр:
Мы загрузились в Чугуеве. Три самолёта, три группы десантников. В каждый Ил поместили по два БТРа. Я летел в первом из транспортников, что летели звеном. В том самолете, где я летел, был командир мелитопольской бригады транспортной авиации. Взлетаем. Летим. Все очень сильно волнуются. Летишь, видно с неба там Луганск, там Донецк, там Мариуполь… А все смотрят вниз, ожидают пуска с земли. Территория вокруг уже была «не наша». Нервничали все, пилоты нервничали, это было видно.
Мой друг Олег был на борту самолёта, который впоследствии сбили. И там была ситуация, когда он спросил у лётчиков: «А если выстрелят? Если подобьют? Какие будут ваши действия?».
Пилоты перекрестились, сплюнули (они народ суеверный), но сказали: «Если подобьют - мы с вами до конца. Мы не выпрыгнем».
Электрики и воды в ЛАП уже не было. Те, кто садились перед нами в аэропорту, запускали через какие-то дизельные генераторы.
Подлетаем к полосе. Огни на ней не включаются. Делаем круг, возвращаемся на повторный. Пробуем ещё раз. Опять не включаются. Поняв, что полосу не обозначить в данной ситуации, улетаем в Мелитополь. Спим меньше трёх часов. Нас отправляют назад, прилетаем около 08:00 утра. Садимся, разгружаемся, находим место, где можно разместиться и поставить технику. Разместились в складских помещениях возле ангара.
Ночью узнаём, что опять прилетают 3 борта, посадка ночью, десантирование посадочным способом. Те же 3 самолёта примерно в то же время, что мы в первый раз прилетали.
Порядок был следующий. Летели 3 транспортника один за другим. Садились они «по-афгански». Командир направлял самолёт резко вниз и тот стремительно падал с высоты к полосе, уменьшая длину глиссады. За ним с интервалом в минуту падал второй Ил. Ну и третий так же. Они готовились, ждали, что по ним может отработать ПЗРК.
- Значит, они были готовы к применению ПЗРК?
- После Славянска и тех потерь, что у нас были на тот момент в авиации, это ни для кого не было новшеством. И лётчики, и десантники понимали, что воздух небезопасен над теми территориями, которые мы не контролировали. Мы не контролировали их ни у Донецка, ни у Луганска. Но авиация работала, выполняла боевые задачи. А как по-другому?
Если говорить конкретно о луганском аэропорте, то там опасность состояла в следующем. Есть в авиации дальние световые маяки, есть ближние. Мы должны по всем канонам держать как минимум до дальних маяков, а это несколько километров. Сбили их между дальними и ближними, когда высота была минимальной. Что такое загруженный Ил? Когда эта вся «корова» начинает тормозить, она сбрасывает скорость минимально для того, чтобы сесть. И на этой высоте, порядка 200 метров, его и отрабатывают (два пуска), а потом крупнокалиберным пулемётом добивают. Просто порвали его бронебойно-зажигательными. Ловушки он отстреливал, но непонятно, поймал он на них ракету или нет. Но одно попадание ракеты точно было. А потом пулемёты… И он взорвался прямо в воздухе. Скорее всего, топливо взорвалось.
- Кто руководил обороной аэропорта в тот момент?
Наш офицер, позывной «Кобра».
- Почему не была выставлена охрана по световым маякам?
Не было возможности. Резервов на это не было. Недели за две до этих событий охрана стояла. Но потом ситуация начала накаляться, и было принято решение отойти назад и занять круговую оборону, дабы не терять людей. Потом мы заперлись на территории, и эти рубежи никто не контролировал. По нам и миномётами работали, и из ПТУРов стреляли.
- Сколько ещё было посадок после твоего прибытия?
- Одна. Тот Ил-76, что сел, управляемый командиром мелитопольской бригады.
- Твоя группа ходила за телами погибших?
Да, мы пошли к упавшему Илу. В первую очередь мы искали самописцы. Их там было два. Один был целый, один - разломанный. Этакие «глобусы». Говорят, что кабина лётчиков осталась целая, был такой вброс. Это вранье. Там ничего не осталось. Колёса были, лохмотья обшивки, остатки БМД. Хвост в поле ещё был. БМД - из алюминиевого сплава, они в пожаре вообще расплылись. Пособирали останки ребят, собрали неразорвавшийся боекомплект и подорвали его. А потом уже после нас туда приехали сепары, фотографировались там, выкладывали фото в интернет, хвастались своей работой. Нас они боялись, мы по прибытию заняли круговую оборону, они от нас держались на расстоянии.
Место с лёжкой и отстрелянные ПЗРК нашла гражданская машина - люди, которые нам помогали. То, что говорят, что там разведка какая-то нашла лёжку, это не так. Это люди «Кобры» были, местные, он с ними общался. Пока мы рылись у самолёта, они на своём жигулёнке нам привезли ПЗРК. Два выстрелянных и один необстрелянный.
- А сколько раз туда вообще летали самолёты Ил?
- Не знаю, я там не с самого начала был. Но транспортники летали часто; боекомплекты, продукты, оборудование, технику возили постоянно. Без этой логистики там ничего не было бы, удерживать позиции было бы невозможно. Нас там накапливали - мы понимали, что для какой-то операции, но ещё не знали, для какой. Но понимали, что скоро будем «выходить» из аэропорта, захватывать новые позиции. Для чего-то нас же там собирали.
- Ковальчук к вам с БТГр прорвался позже?
- Гораздо позже. Это уже было, когда мы там месились по полной. Прошло больше месяца. Ситуация там кардинально поменялась. После сбитого Ила там было ещё неделю спокойно, относительно спокойно. Ну, миномётные обстрелы - такое. Интенсивных боёв не было за неделю до сбитого самолёта и неделю после. А потом как понеслось, резко началась «мясорубка».
Понимаешь, мы были в полном окружении. Когда ты в окружении, то не знаешь, что происходит вокруг, какие силы противника там, что в километре от тебя происходит. Мы отрабатывали те позиции, о которых знали. Там сопка была, там у них танки стояли, БМП. Работали оттуда по нас миномёты, «Грады».
Ну и мы, соответственно, по ним работали, вызывали авиацию, она тоже их крошила.
- Как ты считаешь, вообще сама идея накопления группировки с целью последующего выхода навстречу подразделениям ВСУ, берущим под контроль границу, была правильная, здравая?
Теоретически идея была хорошая. Накопив нормальную группировку в ЛАП, мы могли бы натворить там делов. Это даже потом стало ясно, как мы там работали и с какой скоростью брали населённые пункты, причём даже в меньшем составе. Так что можно сказать, что идея была хорошая. Если бы российские военные не вмешались, то мы там всё зачистили бы. У сепаратистов уже ни боевого духа, ни боеприпасов не было, победа была близка. Но там очень быстро появились россияне. Под конец мы там крошили исключительно их. Сепаратистов не было вообще.
- Именно помощь российских военных изменила ситуацию в районе боевых действий?
Ну, там надо всё анализировать. Как у военного, у меня очень много негатива и по поводу некоторых военных частей, и некоторых подразделений и их боеспособности. Можно было там ещё больше натворить. Однако это война, стечения обстоятельств, очень непредсказуемые стечения обстоятельств. Там можно было наделать больше действий, которые положили бы под дёрн гораздо более внушительное количество наших «соседей». Но и так мы их там нормально положили.
*****
- Добрый день. Как вас зовут? Какое ваше звание?
- Дмитрий Викторович Мымриков. Командир 25-й мелитопольской бригады.
- Вы были одним из лётчиков, которые водили за собой транспортники в луганский аэропорт?
- Так точно.
- Сколько всего рейсов (и посадок) было сделано в луганский аэропорт?
- Там не только самолёты Ил летали тройками, там были и одиночные вылеты. А тройками мы ходили туда 3 раза. А в основном ходили по одному.
- Сколько посадок всего было?
- Примерно 27 посадок.
- Вы туда доставляли как живую силу, так и боеприпасы и оборудование?
- Да. Ещё продукты питания.
- Были ли ещё какие-то пути сообщения с этим районом, позволявшие использовать другие средства, не прибегая к транспортной авиации?
- Нет. Было полное окружение.
- Вас изначально информировали, что в зоне есть средства ПВО?
- О ПВО мы слышали, что она есть, но до этого случая под обстрел средствами ПВО не попадали. Под огнём мы там были и докладывали об этом. Обстреливали нас со стрелкового оружия. С автоматов. Накануне, когда мы прилетали, в корпусе были пробоины. Атаковали нас в районе Лутугино и перед посадочной прямой, на расстоянии 12-15 километров от аэропорта.
- Значит, вы понимали, что обстреливать вас могут?
- Да. Информацию об этом мы подавали командованию, там знали об этом.
- Когда я общался с одним из бойцов, который летал в аэропорт, он говорил, что в день трагедии вы делали «афганский заход», а остальные самолёты садились стандартно, по глиссаде.
- Да все крутили самолёты, как и я. Я просто немножко ближе подошёл к полосе. Чтобы вы понимали, «афганский заход» делается только днём и при визуальном контакте с землей. Мы летели ночью, потому о полноценном «афганском заходе» речи не могло быть. Любой самолёт при снижении беззащитен - что истребитель, что военно-транспортный. Но мы делали маневры, чтобы в пятне очага находиться как можно меньше времени, где территория была неподконтрольна.
И после посадки, когда ситуация ухудшилась, когда сбили моего ведомого, боевики вообще близко подошли. Они там в лёжках расположились, ждали нас. Невозможно было так близко подойти, чтобы не попасть в их зону поражения, с любых направлений. Они контролировали 3-километровую зону вокруг аэропорта. Там территория самой полосы контролировалась на 500 метров. Вокруг буераки и овраги, очень легко подобраться вплотную. Мы не повторялись, заходили каждый раз с разных сторон, с разных направлений; и сказать, что это была обычная глиссада, было бы неправильно. Самолёт вёз груз, технику, люди, потому посадку выполняли с повышенной вертикальной скоростью, не как обычно 3-4 метра в секунду, мы падали 12-15, а то и 20 метров в секунду. Вот так мы садились. Тем более, аэропорт был без электричества. Вы себе такую посадку представляете? Я в чёрное пятно падал. Даже фары не включал. Попросил десантников, чтобы они подсветили светом фар автомобилей торец взлётной полосы, и на этот торец я и сел.
Мой самолёт был серый, выкрашенный после капремонта. Его в небе было невидно. Садились без огней. Даже наши увидели самолёт, когда я его уже посадил. Но ночь была лунная, а Илы наши белые, их в небе видно было хорошо. Потому не успела та группа россиян нас сбить. Пропустили. Думали, что меня на взлёте возьмут. А по второму они свелись чётко.
Я сел и контролировал заход второго самолёта, давал ему команды. Он полосу увидел и на момент стрельбы по нему был в крене. Первая ракета ушла, не попала в него, вторая попала, и потом его просто разрезали огнём зенитных установок. Характерные трассирующие снаряды, их было видно хорошо. Работали ЗУ, от них такие характерные красные трассера. Работали, видимо, бронебойно-зажигательными. Там работали со всех видов вооружения, но ЗУ было очень видно. Самолёту перебило крыло, механизацию в нём (она там очень мощная). С одной стороны подъёмная сила была больше, с другой - меньше, и его перекинуло на спину - и сразу упали. Упали на удалении 6 км 666 м от КПП. Символично так, одни шестёрки…
- Этот крайний, трагический вылет был необходим?
- А иначе было никак. У ребят и продукты питания, и боекомплект уже заканчивались. Надо было всё равно выполнять эту задачу, вот в чём суть.
- Других вариантов доставить необходимое не было?
- Любой солдат, который берёт в руки оружие, понимает же, что его могут убить, правильно? Вот так же и мы. Мы все понимали. Мы на это шли…
- Какой очень важный груз был у вас, когда вы садились в луганском аэропорту?
- Груз у всех был практически одинаковый. По три БМД и по 40 человек личного состава, боеприпасы и продовольствие, а у Александра ещё была полевая кухня. Все были с 25-й бригады.
- Вы дали команду третьему самолёту уходить?
- Да, я. Помехи тогда ещё были сильные; связь прерывистая: глушили нам связь. Третий Ил шёл в удалении. Там ещё было безопасное расстояние. Километров 45-47 от луганского аэропорта он развернулся и ушёл.
- Это был последний полёт в луганский аэропорт?
- Да, после меня там начали сепаратисты полосу долбать и привели её в неработоспособное состояние. Самолёты, что там были, все сгорели. Там самолёты сельскохозяйственной авиации были, Ан-2. Приблизительно 20 судов сгорели. После того, как мы оттуда улетели, ЛАП, по сути, уже перестал быть аэропортом. Там был момент, когда десантники установили генераторы и запускали электроснабжение, чтобы хоть как-то включить освещение полосы, но потом и генераторы сдохли.
- Как вы считаете, после того обстрела из стрелкового оружия накануне руководство имело права ставить вам задачу лететь туда ещё раз, учитывая все условия?
- Мы понадеялись, что доклад приняли от того командира группы, который находился там, что они зону хоть подчистят. Но мы всё равно готовились. Понимали, что даже если мы один или два двигателя потеряем от ракет, то и приземлимся, и уйдём. Но того, что так вот смогли подтянуть зенитные установки… Деваться было некуда, надо было лететь - там хлопцев зажали очень сильно. Все три командира экипажей понимали, что им грозит. Но эту задачу всё равно надо было выполнять. Надо было доставлять вооружение и надо было доставлять боекомплект. Они там сидели почти без ничего.
- Десантники, которые летали в ваших самолётах, сказали, что за возможным пуском ракет наблюдали постоянно.
- Все члены экипажа наблюдают по секторам, особенно перед заходом на посадку. Передняя полусфера, задняя полусфера, где сидит стрелок. Мы были вооружены противоракетными отражателями. Но, чтобы не подсвечивать себя, ночью мы их не отстреливали. Нежелательно это. Днём использовали, конечно, и превентивно. А ночью отстрел идёт только при необходимых для этого условиях. При отстреле ночью самолёт виден в небе издалека, для зенитных установок это самый лучший вариант. Потому, когда они отстрелили ловушки, то зенитная установка по ним сразу свелась. Ракета всё равно попала, но принесла беду именно зенитная установка.
- Но ракета тоже попала?
- Одна ушла, одна попала. Удаление было небольшое, ракета практически не управлялась. Она вышла как снаряд, прямой наводкой. Высота-то была небольшая. Первый километр ракета идёт по прямой, потом начинает маневрировать. Вот в его так ракетой и попали.
- Мне передали диалог десантников 80-ки с экипажем сбитого Ила. Это было перед вылетом из Чугуева. Десантники спрашивали: а если собьют, то что? Экипаж сказал, что никто не прыгнет, мы с вами до конца.
- Так мы никогда и не прыгаем, если даже один человек, который не является членом экипажа на борт, то экипаж не покидает самолёт… Экипаж не покинет самолёт!!! Как вы себе это представляете, выйти с парашютами, оставить на смерть? Экипаж не покинет самолёт! Мы не покидаем никогда. Обнялись в небе лётчик с десантником - и до конца. Они до конца и были.
- Ясно… Скажите, как вам после всего удалось уйти?
- Трудно. Обстановку на месте мы начали анализировать, десантники поехали за погибшими… забрали останки тел. Местные были до нас, там даже была съёмочная группа российского телеканала. Они ждали, были готовы. Десантники забрали останки членов экипажа, вернулись. Мы начали думать, как уходить из аэропорта. Приняли решение не взлетать сразу, так как очень опасно, да и были в состоянии шока от происшедшего. Начали определять, где враг находится. Наши группы выдвигались и собирали информацию, где его базы, где снайперы. Приучали сепаратистов, каждый день запускали и выключали двигатели, чтобы они привыкали к шуму. Самолёт мы подтащили поближе к терминалу, закрыли его всей наземной техникой, что была в распоряжении. Вызывали авиацию, чтобы прикрыли, разрабатывали операцию по нашему выходу. Мы похоронили в аэропорте пацанов, яму там вырыли. Тела стали разлагаться, лето. Мы договорились через Красный Крест, что тела наших парней вывезут к Константиновке и передадут нашему командованию с учётом того, что они позабирают по посадкам тела своих сепаратистов. Восемь машин они вывезли своих трупов, но это они даже до середины ВПП тела не пособирали, по посадкам. Восемь забитых машин. Представляете, как их там десантники чистили? Вывезли их, в общем; увезли тела наших бойцов. А мы ждали плохую погоду. Ясные дни стояли, а в ясном небе такой большой самолёт, как мой, - это слишком хорошая мишень. Погода через неделю испортилась, дождь, ветер… Мы приняли решение выходить, никого не ставя в известность, взяв ответственность на себя.
Переговорщики, с которыми шёл диалог по сбору тел, говорили нам, что они не могут на сепаратистов влиять. Цена за мой самолёт и экипаж была объявлена очень высокая, так что они не уйдут.
- А кто это был? Местные или «приезжие»?
- Местные. И бывшие ВДВэшники там были. Некоторых мы ещё знали по училищам. Руслан Козинец с 25-й бригады даже узнал людей, с которыми учился. И вот они там нас и ждали. Мы их радиоперехваты ловили, они там нервничали, чего я жду, почему не взлетаем. И потом утром пошёл дождь, я принял решение, запустил двигатели, и потом от момента запуска до взлёта прошло три минуты. Когда я был в воздухе, они меня устали, видимо, ждать, вот и упустили. Самолёт я крутанул так… свечой ушёл в небо, выполняя противозенитные маневры. Ушёл сразу в облачность, опасаясь ракеты. Она, конечно, не помеха, ракета бы по теплу к нам шла, но всё равно навестись было бы труднее. И они меня ждали правее, а я пошёл прямо на их базу. Предположил, что по периметру меня будут ждать, а на базе выставлять расчёты с ПЗРК не будут. Они не ожидали, конечно, что я пойду прямо на них, а мне в воздухе надо был 40-45 секунд, чтобы меня никто не трогал. Набрал максимальную высоту и кривой, ломаной линией, обходя населённые пункты, где, как я предполагал, находилась техника сепаратистов, шёл на безопасную территорию, меняя скорость и высоту. Вот так через семь дней, 21 числа, вылетел я и сел. Вернулся в Мелитополь.
- Скажите, а погибшие ребята награждены посмертно?
- Да, все они награждены орденами Богдана Хмельницкого. Семьям выплатили денежное пособие, и квартиры они получили. Я сам этот процесс контролировал. Кроме семьи Александра Белого, командира экипажа. Но там процесс идёт, ей скоро должны выделить квартиру.
- А вы и ваш экипаж были награждены?
- Ну, нам жизнь досталась, это самая большая награда… А так, конечно, лётчики были награждены орденами Богдана Хмельницкого, часть членов экипажа - орденами «За мужество».
- А лично вы?
- А я орденом Богдана Хмельницкого.
- Сколько вы и ваша бригада осуществили вылетов за время войны?
- Мой экипаж сделал порядка 50-ти боевых вылетов. А, в общем, надо посмотреть по документам, конечно, чтобы точно… Но где-то в районе 85-90 вылетов. Это не только самолётами Ил, но и Ан-26.
Версия украинских военных о том, как в июне 2014 года был сбит Ил-76 близ Луганского аэропорта:
*****
14 июня 2014 года возле села Красное Луганской области в 00:51 был сбит транспортный самолёт Ил-76 25-й мелитопольской бригады военно-транспортной авиации. На его борту находились 49 человек, из них 9 членов экипажа и 40 пассажиров (десантники 25-й ОАЭМБр, которых транспортировали в луганский аэропорт). Сбитый самолёт был вторым из трёх летевших в ЛАП транспортников в ту ночь, которые везли боеприпасы, продовольствие и пополнение группировке, находившейся там.
*****
Вадим Сухаревский, капитан 3-й роты 2-го батальона 80-й ОАЭМБр:
Мы загрузились в Чугуеве. Три самолёта, три группы десантников. В каждый Ил поместили по два БТРа. Я летел в первом из транспортников, что летели звеном. В том самолете, где я летел, был командир мелитопольской бригады транспортной авиации. Взлетаем. Летим. Все очень сильно волнуются. Летишь, видно с неба там Луганск, там Донецк, там Мариуполь… А все смотрят вниз, ожидают пуска с земли. Территория вокруг уже была «не наша». Нервничали все, пилоты нервничали, это было видно.
Мой друг Олег был на борту самолёта, который впоследствии сбили. И там была ситуация, когда он спросил у лётчиков: «А если выстрелят? Если подобьют? Какие будут ваши действия?».
Пилоты перекрестились, сплюнули (они народ суеверный), но сказали: «Если подобьют - мы с вами до конца. Мы не выпрыгнем».
Электрики и воды в ЛАП уже не было. Те, кто садились перед нами в аэропорту, запускали через какие-то дизельные генераторы.
Подлетаем к полосе. Огни на ней не включаются. Делаем круг, возвращаемся на повторный. Пробуем ещё раз. Опять не включаются. Поняв, что полосу не обозначить в данной ситуации, улетаем в Мелитополь. Спим меньше трёх часов. Нас отправляют назад, прилетаем около 08:00 утра. Садимся, разгружаемся, находим место, где можно разместиться и поставить технику. Разместились в складских помещениях возле ангара.
Ночью узнаём, что опять прилетают 3 борта, посадка ночью, десантирование посадочным способом. Те же 3 самолёта примерно в то же время, что мы в первый раз прилетали.
Порядок был следующий. Летели 3 транспортника один за другим. Садились они «по-афгански». Командир направлял самолёт резко вниз и тот стремительно падал с высоты к полосе, уменьшая длину глиссады. За ним с интервалом в минуту падал второй Ил. Ну и третий так же. Они готовились, ждали, что по ним может отработать ПЗРК.
- Значит, они были готовы к применению ПЗРК?
- После Славянска и тех потерь, что у нас были на тот момент в авиации, это ни для кого не было новшеством. И лётчики, и десантники понимали, что воздух небезопасен над теми территориями, которые мы не контролировали. Мы не контролировали их ни у Донецка, ни у Луганска. Но авиация работала, выполняла боевые задачи. А как по-другому?
Если говорить конкретно о луганском аэропорте, то там опасность состояла в следующем. Есть в авиации дальние световые маяки, есть ближние. Мы должны по всем канонам держать как минимум до дальних маяков, а это несколько километров. Сбили их между дальними и ближними, когда высота была минимальной. Что такое загруженный Ил? Когда эта вся «корова» начинает тормозить, она сбрасывает скорость минимально для того, чтобы сесть. И на этой высоте, порядка 200 метров, его и отрабатывают (два пуска), а потом крупнокалиберным пулемётом добивают. Просто порвали его бронебойно-зажигательными. Ловушки он отстреливал, но непонятно, поймал он на них ракету или нет. Но одно попадание ракеты точно было. А потом пулемёты… И он взорвался прямо в воздухе. Скорее всего, топливо взорвалось.
- Кто руководил обороной аэропорта в тот момент?
Наш офицер, позывной «Кобра».
- Почему не была выставлена охрана по световым маякам?
Не было возможности. Резервов на это не было. Недели за две до этих событий охрана стояла. Но потом ситуация начала накаляться, и было принято решение отойти назад и занять круговую оборону, дабы не терять людей. Потом мы заперлись на территории, и эти рубежи никто не контролировал. По нам и миномётами работали, и из ПТУРов стреляли.
- Сколько ещё было посадок после твоего прибытия?
- Одна. Тот Ил-76, что сел, управляемый командиром мелитопольской бригады.
- Твоя группа ходила за телами погибших?
Да, мы пошли к упавшему Илу. В первую очередь мы искали самописцы. Их там было два. Один был целый, один - разломанный. Этакие «глобусы». Говорят, что кабина лётчиков осталась целая, был такой вброс. Это вранье. Там ничего не осталось. Колёса были, лохмотья обшивки, остатки БМД. Хвост в поле ещё был. БМД - из алюминиевого сплава, они в пожаре вообще расплылись. Пособирали останки ребят, собрали неразорвавшийся боекомплект и подорвали его. А потом уже после нас туда приехали сепары, фотографировались там, выкладывали фото в интернет, хвастались своей работой. Нас они боялись, мы по прибытию заняли круговую оборону, они от нас держались на расстоянии.
Место с лёжкой и отстрелянные ПЗРК нашла гражданская машина - люди, которые нам помогали. То, что говорят, что там разведка какая-то нашла лёжку, это не так. Это люди «Кобры» были, местные, он с ними общался. Пока мы рылись у самолёта, они на своём жигулёнке нам привезли ПЗРК. Два выстрелянных и один необстрелянный.
- А сколько раз туда вообще летали самолёты Ил?
- Не знаю, я там не с самого начала был. Но транспортники летали часто; боекомплекты, продукты, оборудование, технику возили постоянно. Без этой логистики там ничего не было бы, удерживать позиции было бы невозможно. Нас там накапливали - мы понимали, что для какой-то операции, но ещё не знали, для какой. Но понимали, что скоро будем «выходить» из аэропорта, захватывать новые позиции. Для чего-то нас же там собирали.
- Ковальчук к вам с БТГр прорвался позже?
- Гораздо позже. Это уже было, когда мы там месились по полной. Прошло больше месяца. Ситуация там кардинально поменялась. После сбитого Ила там было ещё неделю спокойно, относительно спокойно. Ну, миномётные обстрелы - такое. Интенсивных боёв не было за неделю до сбитого самолёта и неделю после. А потом как понеслось, резко началась «мясорубка».
Понимаешь, мы были в полном окружении. Когда ты в окружении, то не знаешь, что происходит вокруг, какие силы противника там, что в километре от тебя происходит. Мы отрабатывали те позиции, о которых знали. Там сопка была, там у них танки стояли, БМП. Работали оттуда по нас миномёты, «Грады».
Ну и мы, соответственно, по ним работали, вызывали авиацию, она тоже их крошила.
- Как ты считаешь, вообще сама идея накопления группировки с целью последующего выхода навстречу подразделениям ВСУ, берущим под контроль границу, была правильная, здравая?
Теоретически идея была хорошая. Накопив нормальную группировку в ЛАП, мы могли бы натворить там делов. Это даже потом стало ясно, как мы там работали и с какой скоростью брали населённые пункты, причём даже в меньшем составе. Так что можно сказать, что идея была хорошая. Если бы российские военные не вмешались, то мы там всё зачистили бы. У сепаратистов уже ни боевого духа, ни боеприпасов не было, победа была близка. Но там очень быстро появились россияне. Под конец мы там крошили исключительно их. Сепаратистов не было вообще.
- Именно помощь российских военных изменила ситуацию в районе боевых действий?
Ну, там надо всё анализировать. Как у военного, у меня очень много негатива и по поводу некоторых военных частей, и некоторых подразделений и их боеспособности. Можно было там ещё больше натворить. Однако это война, стечения обстоятельств, очень непредсказуемые стечения обстоятельств. Там можно было наделать больше действий, которые положили бы под дёрн гораздо более внушительное количество наших «соседей». Но и так мы их там нормально положили.
*****
- Добрый день. Как вас зовут? Какое ваше звание?
- Дмитрий Викторович Мымриков. Командир 25-й мелитопольской бригады.
- Вы были одним из лётчиков, которые водили за собой транспортники в луганский аэропорт?
- Так точно.
- Сколько всего рейсов (и посадок) было сделано в луганский аэропорт?
- Там не только самолёты Ил летали тройками, там были и одиночные вылеты. А тройками мы ходили туда 3 раза. А в основном ходили по одному.
- Сколько посадок всего было?
- Примерно 27 посадок.
- Вы туда доставляли как живую силу, так и боеприпасы и оборудование?
- Да. Ещё продукты питания.
- Были ли ещё какие-то пути сообщения с этим районом, позволявшие использовать другие средства, не прибегая к транспортной авиации?
- Нет. Было полное окружение.
- Вас изначально информировали, что в зоне есть средства ПВО?
- О ПВО мы слышали, что она есть, но до этого случая под обстрел средствами ПВО не попадали. Под огнём мы там были и докладывали об этом. Обстреливали нас со стрелкового оружия. С автоматов. Накануне, когда мы прилетали, в корпусе были пробоины. Атаковали нас в районе Лутугино и перед посадочной прямой, на расстоянии 12-15 километров от аэропорта.
- Значит, вы понимали, что обстреливать вас могут?
- Да. Информацию об этом мы подавали командованию, там знали об этом.
- Когда я общался с одним из бойцов, который летал в аэропорт, он говорил, что в день трагедии вы делали «афганский заход», а остальные самолёты садились стандартно, по глиссаде.
- Да все крутили самолёты, как и я. Я просто немножко ближе подошёл к полосе. Чтобы вы понимали, «афганский заход» делается только днём и при визуальном контакте с землей. Мы летели ночью, потому о полноценном «афганском заходе» речи не могло быть. Любой самолёт при снижении беззащитен - что истребитель, что военно-транспортный. Но мы делали маневры, чтобы в пятне очага находиться как можно меньше времени, где территория была неподконтрольна.
И после посадки, когда ситуация ухудшилась, когда сбили моего ведомого, боевики вообще близко подошли. Они там в лёжках расположились, ждали нас. Невозможно было так близко подойти, чтобы не попасть в их зону поражения, с любых направлений. Они контролировали 3-километровую зону вокруг аэропорта. Там территория самой полосы контролировалась на 500 метров. Вокруг буераки и овраги, очень легко подобраться вплотную. Мы не повторялись, заходили каждый раз с разных сторон, с разных направлений; и сказать, что это была обычная глиссада, было бы неправильно. Самолёт вёз груз, технику, люди, потому посадку выполняли с повышенной вертикальной скоростью, не как обычно 3-4 метра в секунду, мы падали 12-15, а то и 20 метров в секунду. Вот так мы садились. Тем более, аэропорт был без электричества. Вы себе такую посадку представляете? Я в чёрное пятно падал. Даже фары не включал. Попросил десантников, чтобы они подсветили светом фар автомобилей торец взлётной полосы, и на этот торец я и сел.
Мой самолёт был серый, выкрашенный после капремонта. Его в небе было невидно. Садились без огней. Даже наши увидели самолёт, когда я его уже посадил. Но ночь была лунная, а Илы наши белые, их в небе видно было хорошо. Потому не успела та группа россиян нас сбить. Пропустили. Думали, что меня на взлёте возьмут. А по второму они свелись чётко.
Я сел и контролировал заход второго самолёта, давал ему команды. Он полосу увидел и на момент стрельбы по нему был в крене. Первая ракета ушла, не попала в него, вторая попала, и потом его просто разрезали огнём зенитных установок. Характерные трассирующие снаряды, их было видно хорошо. Работали ЗУ, от них такие характерные красные трассера. Работали, видимо, бронебойно-зажигательными. Там работали со всех видов вооружения, но ЗУ было очень видно. Самолёту перебило крыло, механизацию в нём (она там очень мощная). С одной стороны подъёмная сила была больше, с другой - меньше, и его перекинуло на спину - и сразу упали. Упали на удалении 6 км 666 м от КПП. Символично так, одни шестёрки…
- Этот крайний, трагический вылет был необходим?
- А иначе было никак. У ребят и продукты питания, и боекомплект уже заканчивались. Надо было всё равно выполнять эту задачу, вот в чём суть.
- Других вариантов доставить необходимое не было?
- Любой солдат, который берёт в руки оружие, понимает же, что его могут убить, правильно? Вот так же и мы. Мы все понимали. Мы на это шли…
- Какой очень важный груз был у вас, когда вы садились в луганском аэропорту?
- Груз у всех был практически одинаковый. По три БМД и по 40 человек личного состава, боеприпасы и продовольствие, а у Александра ещё была полевая кухня. Все были с 25-й бригады.
- Вы дали команду третьему самолёту уходить?
- Да, я. Помехи тогда ещё были сильные; связь прерывистая: глушили нам связь. Третий Ил шёл в удалении. Там ещё было безопасное расстояние. Километров 45-47 от луганского аэропорта он развернулся и ушёл.
- Это был последний полёт в луганский аэропорт?
- Да, после меня там начали сепаратисты полосу долбать и привели её в неработоспособное состояние. Самолёты, что там были, все сгорели. Там самолёты сельскохозяйственной авиации были, Ан-2. Приблизительно 20 судов сгорели. После того, как мы оттуда улетели, ЛАП, по сути, уже перестал быть аэропортом. Там был момент, когда десантники установили генераторы и запускали электроснабжение, чтобы хоть как-то включить освещение полосы, но потом и генераторы сдохли.
- Как вы считаете, после того обстрела из стрелкового оружия накануне руководство имело права ставить вам задачу лететь туда ещё раз, учитывая все условия?
- Мы понадеялись, что доклад приняли от того командира группы, который находился там, что они зону хоть подчистят. Но мы всё равно готовились. Понимали, что даже если мы один или два двигателя потеряем от ракет, то и приземлимся, и уйдём. Но того, что так вот смогли подтянуть зенитные установки… Деваться было некуда, надо было лететь - там хлопцев зажали очень сильно. Все три командира экипажей понимали, что им грозит. Но эту задачу всё равно надо было выполнять. Надо было доставлять вооружение и надо было доставлять боекомплект. Они там сидели почти без ничего.
- Десантники, которые летали в ваших самолётах, сказали, что за возможным пуском ракет наблюдали постоянно.
- Все члены экипажа наблюдают по секторам, особенно перед заходом на посадку. Передняя полусфера, задняя полусфера, где сидит стрелок. Мы были вооружены противоракетными отражателями. Но, чтобы не подсвечивать себя, ночью мы их не отстреливали. Нежелательно это. Днём использовали, конечно, и превентивно. А ночью отстрел идёт только при необходимых для этого условиях. При отстреле ночью самолёт виден в небе издалека, для зенитных установок это самый лучший вариант. Потому, когда они отстрелили ловушки, то зенитная установка по ним сразу свелась. Ракета всё равно попала, но принесла беду именно зенитная установка.
- Но ракета тоже попала?
- Одна ушла, одна попала. Удаление было небольшое, ракета практически не управлялась. Она вышла как снаряд, прямой наводкой. Высота-то была небольшая. Первый километр ракета идёт по прямой, потом начинает маневрировать. Вот в его так ракетой и попали.
- Мне передали диалог десантников 80-ки с экипажем сбитого Ила. Это было перед вылетом из Чугуева. Десантники спрашивали: а если собьют, то что? Экипаж сказал, что никто не прыгнет, мы с вами до конца.
- Так мы никогда и не прыгаем, если даже один человек, который не является членом экипажа на борт, то экипаж не покидает самолёт… Экипаж не покинет самолёт!!! Как вы себе это представляете, выйти с парашютами, оставить на смерть? Экипаж не покинет самолёт! Мы не покидаем никогда. Обнялись в небе лётчик с десантником - и до конца. Они до конца и были.
- Ясно… Скажите, как вам после всего удалось уйти?
- Трудно. Обстановку на месте мы начали анализировать, десантники поехали за погибшими… забрали останки тел. Местные были до нас, там даже была съёмочная группа российского телеканала. Они ждали, были готовы. Десантники забрали останки членов экипажа, вернулись. Мы начали думать, как уходить из аэропорта. Приняли решение не взлетать сразу, так как очень опасно, да и были в состоянии шока от происшедшего. Начали определять, где враг находится. Наши группы выдвигались и собирали информацию, где его базы, где снайперы. Приучали сепаратистов, каждый день запускали и выключали двигатели, чтобы они привыкали к шуму. Самолёт мы подтащили поближе к терминалу, закрыли его всей наземной техникой, что была в распоряжении. Вызывали авиацию, чтобы прикрыли, разрабатывали операцию по нашему выходу. Мы похоронили в аэропорте пацанов, яму там вырыли. Тела стали разлагаться, лето. Мы договорились через Красный Крест, что тела наших парней вывезут к Константиновке и передадут нашему командованию с учётом того, что они позабирают по посадкам тела своих сепаратистов. Восемь машин они вывезли своих трупов, но это они даже до середины ВПП тела не пособирали, по посадкам. Восемь забитых машин. Представляете, как их там десантники чистили? Вывезли их, в общем; увезли тела наших бойцов. А мы ждали плохую погоду. Ясные дни стояли, а в ясном небе такой большой самолёт, как мой, - это слишком хорошая мишень. Погода через неделю испортилась, дождь, ветер… Мы приняли решение выходить, никого не ставя в известность, взяв ответственность на себя.
Переговорщики, с которыми шёл диалог по сбору тел, говорили нам, что они не могут на сепаратистов влиять. Цена за мой самолёт и экипаж была объявлена очень высокая, так что они не уйдут.
- А кто это был? Местные или «приезжие»?
- Местные. И бывшие ВДВэшники там были. Некоторых мы ещё знали по училищам. Руслан Козинец с 25-й бригады даже узнал людей, с которыми учился. И вот они там нас и ждали. Мы их радиоперехваты ловили, они там нервничали, чего я жду, почему не взлетаем. И потом утром пошёл дождь, я принял решение, запустил двигатели, и потом от момента запуска до взлёта прошло три минуты. Когда я был в воздухе, они меня устали, видимо, ждать, вот и упустили. Самолёт я крутанул так… свечой ушёл в небо, выполняя противозенитные маневры. Ушёл сразу в облачность, опасаясь ракеты. Она, конечно, не помеха, ракета бы по теплу к нам шла, но всё равно навестись было бы труднее. И они меня ждали правее, а я пошёл прямо на их базу. Предположил, что по периметру меня будут ждать, а на базе выставлять расчёты с ПЗРК не будут. Они не ожидали, конечно, что я пойду прямо на них, а мне в воздухе надо был 40-45 секунд, чтобы меня никто не трогал. Набрал максимальную высоту и кривой, ломаной линией, обходя населённые пункты, где, как я предполагал, находилась техника сепаратистов, шёл на безопасную территорию, меняя скорость и высоту. Вот так через семь дней, 21 числа, вылетел я и сел. Вернулся в Мелитополь.
- Скажите, а погибшие ребята награждены посмертно?
- Да, все они награждены орденами Богдана Хмельницкого. Семьям выплатили денежное пособие, и квартиры они получили. Я сам этот процесс контролировал. Кроме семьи Александра Белого, командира экипажа. Но там процесс идёт, ей скоро должны выделить квартиру.
- А вы и ваш экипаж были награждены?
- Ну, нам жизнь досталась, это самая большая награда… А так, конечно, лётчики были награждены орденами Богдана Хмельницкого, часть членов экипажа - орденами «За мужество».
- А лично вы?
- А я орденом Богдана Хмельницкого.
- Сколько вы и ваша бригада осуществили вылетов за время войны?
- Мой экипаж сделал порядка 50-ти боевых вылетов. А, в общем, надо посмотреть по документам, конечно, чтобы точно… Но где-то в районе 85-90 вылетов. Это не только самолётами Ил, но и Ан-26.