Копытце троянского коня

Aug 16, 2018 00:01



16.08.2018 00:01 | Павел Нерлер
Копытце троянского коня



Обмана нельзя перенести и копеечного. Джованни Доменико Тьеполо. Процессия с троянским конем. 1773. Национальная галерея (Лондон)

В последние годы обозначился и закрепился своеобразный эдиционный жанр - сборники памяти умершего человека. Назовем его условно «постшрифты» (по аналогии с «фестшрифтами» - сборниками в честь здравствующих людей, приуроченными к их юбилеям). В рецензируемой книге выстроились как бы две галереи. Первая, и численно небольшая, - портреты руки самого Вадима Борисова, которого друзья называли Димой: тут Николай Федоров, Георгий Федотов, Владимир Вернадский, Борис Биргер, Борис Пастернак. Другая галерея - это галерея «моих Дим Борисовых» - всего около 40 мемуаров и некрологов. В книге о Диме Борисове так или иначе присутствуют и главные кумиры его недолгой жизни - Осип Мандельштам (а точнее, он и Надежда Яковлевна с ним вместе) и Александр Солженицын.

Мандельштам в рецензируемой книге - это не только триумфальный и для него самого, и для его вдовы, и для третьекурсника Димы Борисова вечер памяти Мандельштама на мехмате МГУ в мае 1965 года, когда борисовское чтение потрясло весь зал (он, как и многие в его поколении, натаскал свою память на знание наизусть чуть ли не всего Мандельштама и Пастернака, да и других: а что делать, если книг не было?). Кульминационный эпизод - два упоительных летних месяца в 1967 году рядом с Надеждой Яковлевной в Верее. Только-только - в мае - мандельштамовский архив вернулся от Харджиева к Надежде Яковлевне, и уже в июне в число его разработчиков, как и в число ее законных наследников, вместе с Ириной Семенко и Александром Морозовым она ввела и Борисова.

Но на новой стадии бытия архива тотчас же возникли новые конфликты и новые подозрения, да еще и в том, чего пыталась избежать Надежда Яковлевна, - в интеллектуально-текстологическом «собственничестве». Первым, плача, посетовал на Ирину Михайловну Саша Морозов. В Верее же 15 июля (сразу же по возвращении Надежды Яковлевны из Ленинграда с суда о наследстве Ахматовой) солидаризировался с Морозовым и его опасениями и Борисов. А ведь еще в середине июня направления коллегиальной работы каждого над архивом - при равных правах и взаимоконтроле - были закреплены: проза и ранние (до «Камня») стихи - за Морозовым, остальные стихи - за Борисовым и письма - за Семенко; за ней же по просьбе Надежды Яковлевны - трудные поэтические комплексы («Грифельная ода», «Волчий цикл», «Армения»), которые она успешно разбирала.


А вот в датированном июнем завещании роль Ирины Михайловны поменялась: она стала своеобразным старшим в этом трио и повела себя соответственно. Уезжая в отпуск, она даже не попросила, а велела не трогать до ее приезда стихи 1930-х годов и вложенные в них ее собственные листки-записи. Вчерашние равноправные и ныне младшие партнеры восприняли это как «кандидатскую спесь», а к самой Семенко у них возникла претензия довольно странная: она, как им кажется, «по своему психическому складу к Мандельштаму никакого отношения не имеет... ее заинтересованность в работе - заинтересованность профессионала выгодным материалом... совместная работа с ней потребует громадных психических издержек... отталкивает печать духовного благополучия, лежащая на ней (то, что Саша называет «буржуазностью»)». Единственным, но весьма заметным, знаковым выходом этой работы стала публикация фрагментов «Записных книжек» Мандельштама в апрельском номере «Вопросов литературы» за 1968 год. Участница рецензируемого сборника Елена Мурина, искусствовед и одна из душеприказчиц Надежды Мандельштам, поняла, что та имела в виду, переписав завещание и выведя из числа душеприказчиков всех мандельштамоведов: «Надежда Яковлевна понимала, что текстологическая работа с психологической точки зрения требует полного погружения не только в текст, не только в поэтику и метод, но и в образ самого поэта - какого-то самоотождествления с ним. Но она уже знала по поведению Н.И. Харджиева, не отдававшего ей имевшихся у него архивных материалов, что от такого интимного погружения в рукописи поэта недалеко и до жажды обладания ими. По-видимому, ее насторожили амбиции таких горячих энтузиастов поэзии Мандельштама, как Саша и Дима, по отношению к И.М. Семенко, настаивавшей на своих правах профессионала».

В истории с Семенко и Морозовым на поверхность книги вырвался один из печально устойчивых признаков советской и, по нарастающей, постсоветской гуманитарной интеллигенции - ее непомерная и неисповедимая конфликтогенность. Искус скандала и бес ссоры ни на миг не отпускали ее, превращая давние и, казалось, прочнейшие отношения сначала в минное поле, а потом и в поле битвы Что же за этим стояло? Нравственный максимализм, не к месту примененный? Роковые, хоть и банальные, «тяга прочь» и «страсть к разрывам»? В постсоветские же годы чаще всего за этим пряталось нечто и вовсе: «Где деньги, Зин?» Деньги - вот обо что обламывалась и трескалась не только любовь и дружба, не только связки типа «ученик-учитель», но и вся российская демократия в целом.

В научно-гуманитарной сфере залоговых аукционов для крупных игроков и пирамид типа МММ для всех остальных не было, но свои соблазны были - соблазны и обломы! Классическим троянским конем, судя по книге, стали стартап русской версии «Британники», приплывший из Калифорнии: друзья из Поло-Альто нашли инвестора на этот проект, но инвестиций хватило лишь на несколько буквиц. Бесспорно, самое драматичное, что есть в книге, - даже не так: глубоко, по-шекспировски, трагичное! - это разрыв Солженицына с Борисовым. Собственно, это всего несколько страниц - борисовский ответ на обвинения в обмане и финансовой нечистоплотности, которые Солженицын бросил ему из далекого Вермонта в 1992 году: «Ошибку можно простить и миллионную. Обмана нельзя перенести и копеечного».

Глубоко оскорбленный, отказавшийся ради Солженицына и его книг от себя самого, Борисов собрался и обстоятельно на все ответил. А закончил так: «Но довольно. Остается последнее - наша дружба. Я ни на что ее не променивал. И в голову не могло прийти, что у этой дружбы может быть «меновой эквивалент». Это Вы отыскали его. Вы грубо рассекли ту - казалось мне - крепчайшую связующую нас нить, на которой памятными узелками навсегда останутся: крещение наших детей, работа над «Августом», архив Крюкова, травля 73-го года, выход «Архипелага», Ваша высылка, отъезд Н.Д., «Глыбы», Ирина Ивановна - да что там перебирать! Ото всего этого Вы отреклись. Во имя чего?»

Так лужица от троянского копытца засосала, затянула в себя все.

Оригинал: www.ng.ru

См. также:


- Борисов, Вадим Михайлович // Википедия
nbsp;    Вадим Михайлович Борисов (9 февраля 1945 - 29 июля 1997, Балтийское море под Апшуциемсом (латыш.)русск.) - российский историк, литературовед.
     Биография
     Выпускник исторического факультета МГУ. Специалист по истории Русской православной церкви XIV - XV веков. Во время газетной травли А. И. Солженицына в январе 1974 года выступил с открытым письмом в его защиту[1]. Будучи аспирантом, участвовал в сборнике «Из-под глыб» (1974), где опубликовал статью «Личность и национальное самосознание». А. И. Солженицын так оценил данную статью:
     "Это одна из центральных статей Сборника. Она большой философской и нравственной высоты. Она поднимается гораздо выше тех напряжённых споров по национальному вопросу, которые у нас сегодня в стране идут. Но я тем более затрудняюсь её вам пересказывать. Автор в самом общем виде исследует: является ли национальное самосознание атавизмом и нравственной неполноценностью, как это сейчас широко распространено понимать. Он исследует - откуда появилось вообще у человечества понятие личности? Оно появилось из христианства. Христианство знает иерархию личностей, начиная от личности Божества, и в этой иерархии нация есть тоже личность. И история народа есть как бы биография личности. В каждый данный момент никто из нас не есть весь “я” - мы себя проявляем как-то хуже, лучше, полнее или беднее, и только вся наша биография, вся наша жизнь выражает нашу личность. Так и народ в каждый данный момент не есть вся национальная личность, а только целой своей историей он выражает свою личность.
     Все эти проблемы Борисов ставит в той обстановке, когда напряжённый вопрос перед всеми нами в Советском Союзе: в нынешнем своём упадке Россия умирает или не умирает?[2]"
     Окончил аспирантуру Института истории Академии наук[3]. Московский университет не разрешил Борисову представить к защите диссертацию по истории Православной Церкви XIV и XV веков.[3]. Благодаря своим глубоким знаниям и обширному кругозору его консультациями пользовались многие историки и филологи. Участвовал в диссидентском движении, в результате чего был лишён возможности научной карьеры.
     Стал доверенным лицом А. И. Солженицына в Советской России. Борисов не только собирал для Солженицына материалы, он выполнял и семейные поручения. Например, он вывез из города Георгиевска на Кавказе парализованную тётю Солженицына, после чего она какое-то время жила у Борисовых в Москве, а потом её устроили под их же опекой в Подмосковье[4]. Солженицын же поддерживал большую семью Борисова, к этому времени в ней было уже четверо детей[3]. Борисов составитель самиздатовского сборника «Август Четырнадцатого» читают на родине»[5].
     В 1974 году вместе с И. Р. Шафаревичем, В. Ф. Турчиным, Леонидом Бородиным, Агурским, Сергеем Ковалёвым, Татьяной Великановой и другими подписал открытое письмо протеста против ареста Владимира Осипова, редактора рукописных журналов "Вече" и "Земля"[3].
     В 1975 вместе с Шафаревичем, Световым и Игорем Хохлушкиным открыто выступил в защиту о. Дмитрия Дудко, лишённого прихода под давлением властей[3].
     В июне 1976 года в числе двадцати семи христиан, принадлежащих к шести деноминациям, подписал самиздатское Обращение к Президиуму Верховного Совета СССР и Всемирному Совету Церквей, так называемое "Экуменическое обращение". В этом обращении анализировалась дискриминация верующих в СССР. Двенадцать из подписавших были члены Русской православной церкви, остальные - католики, баптисты, адвентисты и пятидесятники[3].
     В 1988-1991 годах заместитель главного редактора журнала «Новый мир». Борисов составил комментарии к роману «Доктор Живаго» Б. Л. Пастернака. Благодаря его инициативе этот роман, ранее запрещённый в СССР, был опубликован в "Новом мире", также были впервые опубликованы и многие произведения А. И. Солженицына, прежде всего «Архипелаг Гулаг», публикация которого была условием возвращения писателя на родину. В конце 1980-х - начале 1990-х Борисов был литературным агентом А. Солженицына в СССР[6]. Был обвинён Солженицыным (по мнению Л. Улицкой[7] и Г. Бакланова[8] ошибочно) в денежных злоупотреблениях[9].
     Летом 1997 во время отдыха Вадим Борисов погиб, утонув в Балтийском море под Апшуциемсом (латыш.)русск.[10].
     Семья
     • Дочь - Анна Карельская (в девичестве Борисова) (род. 1968), окончила романо-германское отделение филфака МГУ[10].
     • Дочь - Мария Карельская (в девичестве Борисова) (род. 1973), окончила филфак МГУ и отделение романо-германской литературы Кёльнского университета[10].
     • Сын - Дмитрий Борисов (род. 1976), автор идеи клуба «Проект ОГИ»[10].
     • Сын - Николай Борисов (род. 1980), экономический журналист[10].
     Работы
     • Борисов В. В поисках пропавшей истории. // Вестник РХД № 125 (II), 1978 г.
     • Борисов В. Книги Солженицына поднимут уровень духовности нашего общества // Книжное обозрение. - 1989. № 32;
     • Борисов В. У Солженицына, в Вермонте // Лит. газ. - М., 1989. - 29 нояб. - No 48. - С. 5.
     • Борисов В. М. «Архипелаг ГУЛАГ» читают на Родине: из писем в ред. «Нового мира», 1989 - 1990 / В. М. Борисов, Н. Г. Левитская // Новый мир. - 1991. - № 9. - С. 233.
     • Борисов В. [О рассылке Русским общественным фондом помощи преследуемым и их семьям книги «Архипелаг ГУЛАГ» бывшим политзаключенным] // Аргументы и факты. 1992. Апр. (№ 14). С. 8.
     Литература
     • Миряне. Борисов, Вадим Михайлович
     • Эллис Джейн. Русская Православная Церковь. Согласие и инакомыслие. Overseas Publications Interchange Ltd., Лондон, 1990; с. 78-79, 142, 195, 202, 223.
     • Парамонов Борис. Пегасы и клопы.
     • Улицкая Людмила. Возможно ли христианство без милосердия? // «Студия» 2004, № 8
     • Бакланов Григорий. Кумир. Избранные части из новой книги.
     Примечания
     1. Хроника текущих событий. Выпуск 32. 17 июля 1974 г. Архивная копия от 22 декабря 2010 на Wayback Machine
     2. Александр Солженицын. Пресс-конференция о сборнике “Из-под глыб”. Цюрих, 16 ноября 1974
     3. Миряне. Борисов, Вадим Михайлович Архивная копия от 24 сентября 2015 на Wayback Machine
     4. tey.com/?open_file=1269100468 Сараскина Л. Александр Солженицын (недоступная ссылка)
     5. Предисловие к статье: "В. М. Борисов". Река, распахнутая настежь. К творческой истории романа Б. Пастернака «Доктор Живаго» // Зарубежные задворки. № 6/1, 2010 (недоступная ссылка)
     6. Борисов, Вадим Михайлович
     7. Улицкая Людмила. Возможно ли христианство без милосердия? // Московские новости. № 44 (1.12). 2003.
     8. Бакланов Григорий. Кумир. Избранные части из новой книги.
     9. Геннадий Красухин «Круглый год с литературой. Квартал третий»
     10. Жирицкая Екатерина. Клуб для тебя и меню
     Эта страница последний раз была отредактирована 2 июня 2018 в 08:38.

- 17.07.2006 Екатерина Жирицкая. Клуб для тебя и меню // 2006.novayagazeta.ru
     Вообще-то клуб должен был называться «Ключи», потому что ключи здесь играют роль членской карточки. Члены клуба могут в любое время прийти в «Апшу» и открыть дверь, если она закрыта, личным ключом, как если бы они пришли к себе домой. Но «Ключи» звучали чересчур «водноминерально». И тогда они вспомнили про Апшу. Появление в их жизни Апшу, подарившего много лет спустя имя их клубу, имеет свою предысторию.
     Маша: Поскольку папа был тесно связан с Солженицыным (совсем молодым человеком Вадим Борисов опубликовался в сборнике «Из-под глыб», изданном А.И.Солженицыным за границей. - Е.Ж.), в 1970-е нам предлагали покинуть страну. Мы не покинули. И папу, к нашему удивлению, не посадили. Мы считались диссидентской семьей, но диссидентами в прямом смысле не были. Мы никогда не боролись с системой, скорее не участвовали в ней. Семья была православной. Наши родители жили так, как считали правильным, а восприятие этого образа жизни властью и миром им было безразлично.
     …Летом мы старались уехать из Москвы. В одну из таких поездок папа и набрел на Апшуциемс. Это за Юрмалой - череда рыбацких поселков, море, пляж, дорога. Однажды по этой дороге ехал отец, увидел из окна автобуса необычную сосну, сошел на остановке и снял для нас с мамой первый попавшийся дом. Апшуциемс - так назывался поселок.
     …В Апшу гуляли и говорили, не боясь «прослушки», читали свои и чужие стихи, играли в шарады и маджонг, устраивали карнавалы, ставили спектакли. И были счастливы. А летом 1997 года, через четыре дня после Машиного дня рождения, Вадим Борисов утонул в Балтийском море под Апшуциемсом.

воспоминания, книги, Борисов Вадим, Солженицын Александр

Previous post Next post
Up