О книге Александра Солженицына «Угодило зёрнышко промеж двух жерновов»
Опубликовано в журнале: Новый Мир 2001, 3
Ричард Пайпс
О книге Александра Солженицына «Угодило зёрнышко промеж двух жерновов»
Уважаемый господин редактор:
Я хотел бы воспользоваться возможностью, чтобы ответить на заявления г. Александра Солженицына, опубликованные в сентябрьском 2000 года номере журнала «Новый мир», касающиеся моей роли в его запланированной встрече с президентом Рональдом Рейганом.
Г-н Солженицын - писатель, поэтому он, как и любой писатель, обладает богатым воображением. Подобное воображение, являющееся, несомненно, добродетелью писательского таланта, может стать помехой в обращении с фактами, так как писатели зачастую обладают тенденцией приписывать и придумывать факты, когда сами факты неизвестны или туманны.
Пренебрежение г. Солженицына фактами очевидно в самом первом предложении (стр. 176) его пересказа событий, когда он пишет, что ранней зимой 1981-го до него дошли слухи от «двух сенаторов - Кемпа и Джексона», что официальное приглашение в Белый дом уже лежало на столе. На самом деле Джэк Кемп был не сенатором, а конгрессменом, и скорее всего это был не демократ Генри Джэксон, а республиканец Роджер Джепсон, который пытался организовать подобный визит. Это, по сути, тривиальности, но они симптоматичны.
Как старшего советника Белого дома по советским делам в то время, меня попросили высказать свое мнение по поводу предложения Кемпа - Джепсона. Позвольте мне добавить, что я был в негодовании в 1975 году, когда я узнал, что Киссинджер посоветовал президенту Форду не принимать г. Солженицына, так как сама акция была явной попыткой не раздражать Москву. Но с тех времен многое изменилось. Г-н Солженицын, который в 1975 году был известен лишь как писатель и смелый борец за свободу, после приезда на Запад сделал ряд важных политических заявлений, в особенности в своей речи перед выпускниками Гарварда в 1978 году, где он критически высказался по поводу демократии и западных концепций свободы. Если г. Солженицыну позволили бы лично встретиться с президентом, сам факт подобной встречи мог бы означать, что г. Рейган придерживается подобных мнений.
Складывается впечатление, что г. Солженицын не осознает в полной мере, для чего подобного рода встречи с президентом планируются. Встреча не была семинаром для глубокого обмена мнениями. Последнее редко бывает предлогом для встречи с президентом, и в особенности с г. Рейганом, который не был любителем серьезных бесед. Он был человеком великолепного суждения, но не являлся интеллектуалом. Как это свойственно людям солидного возраста, у Рейгана были свои давно сложившиеся мнения по всем важным вопросам. Цель встречи имела символический характер, а именно - публичная ассоциация с политической оппозицией советского правительства давала еще один сигнал Москве, что дни уступок и умиротворения закончились.
После получения директивы с просьбой высказать свои рекомендации по поводу встречи я проконсультировался с несколькими моими коллегами из Государственного Совета Безопасности. Один из них предложил пригласить вместе с г. Солженицыным представителей других политических течений, а также представителей других, нерусских народов СССР, которые составляли половину населения страны. Мне показалось это вполне приемлемым решением, и я передал это предложение по необходимым каналам. Мое предложение было одобрено. Я связался с домом г. Солженицына и имел довольно прохладный разговор с его женой, которая хотела знать, будет ли еще кто-либо присутствовать при встрече, и если будет, то кто именно.
Перед тем как приглашения были разосланы, мы узнали через каналы русской общины, что г. Солженицын был против приглашения на встречу в компании. Чтобы успокоить его и смягчить ситуацию, поскольку г. Солженицын рассматривал свой статус равноценно статусу главы государства и (как показывают его воспоминания) считал свой визит в Белый дом оказанием услуги президенту, мы предложили организовать короткую, один на один, встречу г. Солженицына с президентом перед обедом. Его ответом послужило письмо, которое он сам опубликовал в журнале «Новый мир». Письмо поражало своей грубостью, г. Рейган, добродушный человек по своей натуре, прочитав письмо, вместо ожидаемого мною (и очевидно, вопреки ожиданиям автора письма) гнева ограничился лишь следующим комментарием: «Мне кажется, что он рассматривает других приглашенных нами гостей как предателей». Это была очень точная оценка.
Кто же были те приглашенные вместе с г. Солженицыным люди, кого он отстранил в качестве «отставных диссидентов»? Среди них были Андрей Синявский, который был приговорен к 7 годам строгого лагерного режима; Петр Григоренко, кто был заключен в психиатрической больнице; баптистский пастор отец Георгий Винс, отсидевший 3 года в трудовом лагере; Валерий Чалидзе, основатель в 1970 году Комитета по Правам Человека в СССР, где г. Солженицын являлся почетным членом. Это были не менее смелые люди, чем сам г. Солженицын, которые не побоялись отстаивать человеческие права и выступить против советского режима, отчего все они соответственно пострадали. Для меня было честью сидеть рядом с ними. Следует добавить, что ни один из них не сделал столько денег и не жил так комфортно в эмиграции, как г. Солженицын.
Я не собираюсь опровергать дотошно многие вымышленные события, упомянутые г. Солженицыным, за исключением тех двух фактов, что я никогда не разговаривал о нем с Робертом Кайзером из газеты «Вашингтон пост» и что я также не уведомлял Государственный департамент после получения отказа о встрече от него о том, что он согласен на встречу. Это плоды воображения. И утверждение того, что г. Рейган не произнес речь во время обеда, тоже неправда. Он выступил с речью. И тот факт, что на обеде не присутствовало телевидение и что после обеда не состоялась пресс-конференция, был не потому, как намекает г. Солженицын, что он отсутствовал, а потому, что один из советников президента, а именно Майкл Дивер, который в то время являлся менеджером по «имиджу» президента, опасался того, что широкое освещение события могло привести к росту репутации Рейгана как «воинствующего рыцаря └холодной войны”». На самом деле Дивер был целиком против затеи обеда с русскими диссидентами и предложил вместо этого озаглавить обед как встречу с «этническими американцами»! После того как его предложение было отклонено, Дивер отдал распоряжение, запрещающее какие-либо съемки и официальные заявления, касающиеся обеда, чтобы не раздражать союзников и советское правительство.
Факт остается фактом, что обед, на котором г. Солженицын отказался присутствовать, стал первым и единственным событием, когда президент Соединенных Штатов Америки принял в Белом доме представителей преследуемой в СССР политической оппозиции. Не удивительно, что радио «Москва» в своем комментарии по поводу обеда заявило, что Рейган испытывает удовольствие, встречаясь с людьми, «которые за американские доллары клевещут на свою родину».
Г-н Солженицын утверждает, что я «испытывал к нему личную ненависть и проявлял ее последовательно и всюду». Подобное утверждение является результатом его буйного воображения. Это он, кто неоднократно совершал нападки на мои работы и на меня лично. В своей речи в Стэнфордском университете в 1976 году, например, он охарактеризовал мою книгу «Россия при старом режиме», копия которой с личным посвящением была отправлена мною ему в Цюрих, как «псевдоакадемическая книга... полная ошибок, преувеличений и, возможно, преднамеренных (!) искажений». (В советские времена меня просто называли «фальсификатором истории».) Я никогда не отзывался подобным образом ни об одной работе, написанной им самим. Я не согласен с его интерпретацией русской истории: он полагает, что коммунизм не имеет корней в прошлом России, а я думаю, что имеет. Но я не сторонник перерастания интеллектуальных разногласий в личную неприязнь. Несмотря на всю ненависть г. Солженицына к коммунизму, к сожалению, он привил в себе самые худшие черты коммунистической ментальности, а именно, что любой инакомыслящий ему человек становится автоматически его врагом.
Я не питаю личных чувств ненависти к г. Солженицыну. Мне просто жаль, что он не в состоянии понять, что у каждого человека есть право думать иначе. Мне кажется, что его интеллектуальная нетерпимость была весомым фактором в несостоявшихся надеждах сыграть решающую роль в эволюции посткоммунистической России.
С уважением
Ричард ПАЙПС.
США.
____________________
Уважаемый г-н редактор!
Опять1 я вынужден защищать свою честь и достоинство от посягательств на них А. И. Солженицына. «Не кто иной, как Давид Бург, благосклонно комментировал книгу Флегона», - пишет Солженицын в последней публикации своих мемуаров (2000, № 12, стр. 127). Книга Флегона - месиво из мерзостей и пошлости. Благосклонный комментарий к ней свидетельствовал бы о низости, да и просто о непроходимой глупости его автора. Я вообще не помню, чтобы я публично высказывался по поводу этой вонючей стряпни (было противно). А любая благосклонность совершенно исключена. Было бы интересно узнать, на чем Солженицын основывает свое высказывание.
Злосчастная тема Давида Бурга нет-нет да и всплывает мутным пятном в солженицынском повествовании. Автору невдомек, что облыжный и безответственный оговор самого незначительного, с его возвышенности, человека ставит под сомнение достоверность повествования в целом. Вопроса о нравственности подобного поведения я здесь не ставлю. Он был бы, очевидно, не по адресу.
С уважением
А. Дольберг (Давид Бург).
Англия.
Источник: magazines.russ.ru
См. также:
- Ричард Пайпс. О книге Александра Солженицына «Угодило зёрнышко промеж двух жерновов» // www.nm1925.ru
Уважаемый господин редактор:
Я хотел бы воспользоваться возможностью, чтобы ответить на заявления г. Александра Солженицына, опубликованные в сентябрьском 2000 года номере журнала «Новый мир», касающиеся моей роли в его запланированной встрече с президентом Рональдом Рейганом.
Г-н Солженицын - писатель, поэтому он, как и любой писатель, обладает богатым воображением. Подобное воображение, являющееся, несомненно, добродетелью писательского таланта, может стать помехой в обращении с фактами, так как писатели зачастую обладают тенденцией приписывать и придумывать факты, когда сами факты неизвестны или туманны. <...>
- Александр Солженицын. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания. Часть вторая (1979 - 1982) // Новый Мир 2000, 9
...И зима, в самом деле, была ко мне милостива. А суета со встречей взорвалась в начале апреля. Сперва - окольные телефонные слухи из Вашингтона: якобы вместо предполагавшейся личной встречи с Президентом (а уж за ней многолюдного ужина) - планируется ланч, где я - в числе десятка приглашённых, кажется, отставных диссидентов.
Мы не поверили, тут что-то не так: я же заранее всем “разведчикам” ясно ответил, что ни для какой церемонии в Вашингтон не поеду, - тем более для символики компанейского ланча. Затем сообщили нам, что Ричард Пайпс, ныне - советник в Белом доме, и на важном месте, - не может разыскать наш телефон (его нет в справочниках), и просит ему позвонить. Странно, телефон наш Белому дому известен. Аля позвонила, это было 7 апреля. Пайпс торопливо объявил, что Солженицына приглашают 11 мая на президентский завтрак с семью-восемью “представителями национальностей”, о чём официальное письмо придёт через неделю. Ничего сверх того не объяснял, ничего встречно не спрашивал, - и Аля, разумеется, разговор не длила.
Ну что же, вот и очевидная ясность: не ехать. Придёт обещанное приглашение - и пошлём отказ.
Куда там! На следующий день в “Вашингтон пост” статья - и сразу трезвон повсюду - Президент собирался встречаться с Солженицыным, но его отговорили, будет только завтрак с группой диссидентов.
Вот как? - отговорили?
Это - особенность организации всех высших американских учреждений: в них никакие секреты не задерживаются. Да даже, кажется, нельзя отказать, если приходит представитель прессы: о чём бы ни спросил - на всё нужно отвечать. А к Пайпсу хаживает такой маститый журналист, как наш знакомец Роберт Кайзер. И Пайпс сам рад открыть ему свою проницательность, как он сорвал реакционную встречу Президента с Солженицыным. А Роберт Кайзер рад всё это напечатать, показать свою осведомлённость:
“Некоторые чиновники рейгановской администрации посоветовали Белому дому не устраивать частной встречи с Солженицыным теперь, так как он стал символом крайнего русского национализма, который ненавистен многим советским правозащитникам”.
(Так это они и есть - “представители национальностей”? Как будто какие нации их выбирали. Обыкновенные прежде диссиденты, нынче эмигрантские политики.)
Ай да пресса! Кайзер выдавал подлинную причину, как и почему была подменена встреча с Президентом. Конечно, Пайпс испытывал ко мне личную ненависть и проявлял её последовательно, и всюду, - он не мог простить мне критики его извращённой Истории России, принимал её как личное оскорбление (в “Форин Эффэрс” я и правда не слишком галантно уподобил его “волку с виолончелью”). Но и сам Пайпс действовал не как отдельность, а выражал настроения американской “элиты”, её густой струи, - и я был лишь физическим символом отвратительной им России - России, которая была растоптана в Семнадцатом году, и кажется навсегда, и не смела возродиться ни в какой, даже духовной, форме, ни даже мысль о ней, исторической, - а в моих книгах возрождалась, и как будто живо. Подменной процедурой президентского завтрака не только меня унижали, это бы на здоровье, - но указывали, каково отведут место и чаемой нами России, будущей. До какого же глубокого падения докатилось русское имя на Западе, если над нами тут устраивают такие балаганные номера?
Однако спасибо за выболт, без вашей бы болтовни вас и за хвост не схватить.
Так, ещё за месяц до встречи, не только было нам ясно, что я не еду, но и складывалось отказное письмо. Аля, взволнованная всем событием намного больше меня, да ещё всевременно будоражимая телефоном, - то и дело приносила мне варианты отказных фраз, многие и вошли в письмо, это мы вместе составили. Задача письма была - представить весь расклад сжато, но в его подлинном не-личном масштабе. И при том - не обидеть Президента, жалко, что его втянули в игру против воли и против его собственного видения. Отделить Рейгана от советников. И чтоб это внятно звучало для соотечественников. И внушительно для Старой Площади. <...>
- 24.12.2017 Юрий Горбунов. Александр Солженицын: "Письмо президенту Рейгану" // voiks
Спустя 9 лет после "Письма Вождям", Александр Солженицын написал лично "Письмо Президенту Рейгану" (3 мая 1982). Оно писалось в соответствии с первым правилом САМОЗВАНЦА: "выдавать себя за интеллигента, принадлежащего к особой касте духовно-избранных людей мира. Эта элита стоит над президентами, правительствами, генсеками и подчиняется только казначеям". Солженицын не то, что был не доволен, но посчитал себя униженным и оскорбленным каким-то... американским президентом США. История этого письма такова.
- 30.05.2018 09:46 Егор Холмогоров. Солженицын и нападчики: кто лжет? // sevastopol.su
Подлинное отношение Солженицына к угрозе войны США и России ясно из следующих фактов. В 1982 году он демонстративно отказался от встречи с президентом Рейганом, указав в своем письме на то, что «некоторые американские генералы предлагают уничтожать атомным ударом - избирательно русское население. Странно: сегодня в мире русское национальное самосознание внушает наибольший страх: правителям СССР - и Вашему окружению. Здесь проявляется то враждебное отношение к России как таковой, стране и народу, вне государственных форм, которое характерно для значительной части американского образованного общества, американских финансовых кругов и, увы, даже Ваших советников».