Стенограмма допроса А.Солженицына у прокурора. Лубянка, 28 мая 1945 года
Александр Солженицын. Творческое наследие
04.06.2019
Стенограмма допроса А.Солженицына у прокурора. Лубянка, 28 мая 1945 года
«1945 года мая 28 дня Военный прокурор ГВП КА подполковник юстиции КОТОВ и помощник начальника 3 отделения XI отдела 2 Управления НКГБ СССР капитан государственной безопасности ЕЗЕПОВ допросили в качестве обвиняемого СОЛЖЕНИЦЫНА Александра Исаевича.
Вопрос: Всё ли Вы рассказали следствию о преступлениях своих и известных Вам лиц?
Ответ: О преступлениях своих и известных мне лиц я рассказал следствию всё правильно, и свои показания подтверждаю и сейчас.
Вопрос: В предъявленном Вам обвинении виновным себя признаете?
Ответ: Да, в предъявленном мне обвинении виновным я себя признаю.
Вопрос: В чём именно?
Ответ: В том, что, начиная с 1940 года при встречах и в переписке с другом детства, ВИТКЕВИЧЕМ Николаем Дмитриевичем, мы клеветали на вождя партии, отрицая его заслуги в области теории. В отдельных вопросах были убеждены, что Сталин не имеет ленинской глубины. Клеветали на ряд мероприятий внутренней политики Советского правительства, утверждая, что мы якобы не были полностью готовы к войне 1941 года. В этих же беседах мы клеветнически утверждали, что в Советском Союзе отсутствует свобода слова и печати и что её не будет и по окончании войны. В связи с этим мы пришли к выводам о необходимости в будущем создания антисоветской организации и эти свои выводы мы записали в так называемой Резолюции № 1. Мы действительно записались в так называемые революционеры. Мы считали, что создание антисоветской организации непосильно нам двоим и предполагали, что у нас могут найтись единомышленники в столичных литературных и студенческих кругах. Вот на все эти темы я вёл разговоры с друзьями детства, ещё кроме Виткевича - Симоняном К. С., Решетовской Н. А. и Власовым Л. В.
Вопрос: Что практически Вами сделано по вопросу создания антисоветской организации?
Ответ: Конкретных предложений о вступлении в антисоветскую организацию я никому не делал…
Вопрос: Хотите ли Вы дополнить свои показания?
Ответ: Дополнить свои показания мне нечем.
Вопрос: Какие заявления и ходатайства имеете к прокурору?
Ответ: Заявлений и ходатайств к прокурору я не имею…»
_______________
Последние два вопроса и ответы к ним были сильно отредактированы.
На протокольном языке Езепова показания подследственного выглядели грубо и брутально.
Прокурор, подполковник Котов, как описал его в «Архипелаге» Солженицын, был ленивым субъектом, не злым и не добрым, а лишь вялым и безразличным. Зевал, просматривая дело, зевал, спрашивая, имеет ли подследственный что-нибудь добавить к своим показаниям. «Его вялость, и миролюбие, и усталость от этих бесконечных глупых делкак-то передалась и мне. И я не поднял с ним вопросов истины. Я попросил только исправления одной нелепости: мы обвинялись по делу двое, но следовали нас порознь (меня в Москве, друга моего - на фронте), таким образом, я шёл по делу один, обвинялся же по 11-му пункту, то есть как группа. Я рассудительно попросил его снять этот добавок 11-го пункта». Котов, вздыхая и разводя руками, обронил: один человек - человек, а два - люди. Прокурорский надзор был исчерпан.
Вторая процедура называлась просмотром дела: согласно статье 206 УПК подследственный должен был подписать документ об итогах следствия. Тем же вечером 28 мая он узнал невероятную новость - оказывается, эти четыре месяца можно было жаловаться на неправильное ведение следствия. Он держал в руках толстую папку, видел фотокопии своих писем и чудовищный комментарий к ним, читал свои осторожные показания, дико перевранные Езеповым, и попытался, пусть не очень решительно, выразить несогласие. Но разговор с Езеповым был коротким: не нравится - начнем всё начала. «Закатаем тебя в такое место, где полицаев содержим». Протокол по итогам пришлось подписать вместе с пунктом 11-м («мне “организация” дала после восьми лет вечную ссылку, и, не произойди государственных изменений, я б через одиннадцать лет не освободился, а и по сегодня б там сидел», - напишет Солженицын в 1978-м).
Поскольку ничего пыточного во время следствия Езепов не применял («кроме бессонницы, лжи и запугивания - методов совершенно законных»), он не потребовал и подписки о неразглашении. «О любом сокамернике, - напишет Солженицын, - я могу вспомнить интересней и больше, чем о капитане госбезопасности Езепове, против которого я немало высидел в кабинете вдвоём». Что-то всё же было в этом следователе, который даже на всякий случай не взял у обвиняемого подписку о молчании: неколебимо был уверен лубянский чин, что сила и власть его непреходящи.
По книге Л.И.Сараскиной «Солженицын» (ЖЗЛ)
Оригинал: vk.com
Скриншот