про Ляо
Закончился заячий день рождения.
За 15 минут до Благовещения, шестого апреля восемь лет назад родился мой старший сын. Он был медно-рыжий и лежал за стеклом в реанимации, среди трубок и с иголками, воткнутыми в лоб и кисть руки снаружи, в желтоватую кожу. Мне разрешили посмотреть на него через почти пять суток после рождения; сказали, что можно зайти и с ним о чем-нибудь поговорить, он меня слышит и все понимает, я могу рассказать ему о том, как сильно я его люблю.
Когда медсестра тактично вышла, я сказала ему, что мы купили ему синюю кроватку, а он ничего не ответил. Тогда я уточнила, что на ней нарисованы желтые медведи, а затем попыталась завести разговор о том, что у него в палате очень просторно, но и эти темы он не поддержал. Больше говорить было особо не о чем, я попыталась запомнить его внешность и выделенное время как раз кончилось. Через два дня мне разрешили его потрогать, а потом перевели в Матрешку, где я могла держать его на руках каждые три часа. Он был бледный, рыжий и потный.
А теперь ему 8, у него есть знакомые девушки, почитающие за счастье с ним сфотаться, он умеет танцевать вальс лучше, чем я, и по-прежнему не всегда поддерживает светские беседы. Он зеленоглазый, с длинными ресницами, и видит все-все вокруг очень хорошо, порой лучше, чем ему было бы полезно. По ночам иногда он приходит подоткнуть мне одеяло, и еще бывает так, что у него есть очень вкусная конфетка, которую он совсем-совсем не хочет и исключительно поэтому отдает мне.
Они с друзьями сегодня ходили пострелять в Лазертаг, было 2 больших торта, свистки-пищалки, теперь все вокруг кровати завалено подарками; похоже, сегодня он был совершенно счастлив. Я тоже.
За 15 минут до Благовещения, шестого апреля восемь лет назад родился мой старший сын. Он был медно-рыжий и лежал за стеклом в реанимации, среди трубок и с иголками, воткнутыми в лоб и кисть руки снаружи, в желтоватую кожу. Мне разрешили посмотреть на него через почти пять суток после рождения; сказали, что можно зайти и с ним о чем-нибудь поговорить, он меня слышит и все понимает, я могу рассказать ему о том, как сильно я его люблю.
Когда медсестра тактично вышла, я сказала ему, что мы купили ему синюю кроватку, а он ничего не ответил. Тогда я уточнила, что на ней нарисованы желтые медведи, а затем попыталась завести разговор о том, что у него в палате очень просторно, но и эти темы он не поддержал. Больше говорить было особо не о чем, я попыталась запомнить его внешность и выделенное время как раз кончилось. Через два дня мне разрешили его потрогать, а потом перевели в Матрешку, где я могла держать его на руках каждые три часа. Он был бледный, рыжий и потный.
А теперь ему 8, у него есть знакомые девушки, почитающие за счастье с ним сфотаться, он умеет танцевать вальс лучше, чем я, и по-прежнему не всегда поддерживает светские беседы. Он зеленоглазый, с длинными ресницами, и видит все-все вокруг очень хорошо, порой лучше, чем ему было бы полезно. По ночам иногда он приходит подоткнуть мне одеяло, и еще бывает так, что у него есть очень вкусная конфетка, которую он совсем-совсем не хочет и исключительно поэтому отдает мне.
Они с друзьями сегодня ходили пострелять в Лазертаг, было 2 больших торта, свистки-пищалки, теперь все вокруг кровати завалено подарками; похоже, сегодня он был совершенно счастлив. Я тоже.