Бойцы-каслинцы
...июнь как никогда выдался теплый, блистало ярко солнце приятно располагающей природе.
Кругом зелень, приятный запах черемухи, трели соловья в кустах, в облаках кружили жаворонки - все это так приятно, успокаивающе действует на человека.
...Суровую сибирскую зиму с метелями, сугробами, заносами - сменили первые весенние дни. Снег чернел, дороги набухали водой. Над пробуждающейся землей распластала солнечные крылья ранняя гостья этих краев - весна...
...Скатились в озеро весенние воды, омыв серые камни старых разрушенных гор. Шумят уральские вековые сосны, качаясь под буйным ветром… Быстро пришла весна… По иному, по-новому выглядит Урал в эти дни...
Вы думаете, это какое-то дешевое подражание Пришвину из школьных сочинений? Нет, это примеры из партийных воспоминаний участников гражданской войны, написанные в 1930-е. Почему-то ветераны любили начинать воспоминания таким лирическим задушевным тоном, а потом без перехода писать: "...Шла упорная борьба с надвигающейся с востока на Красную Москву новой опасностью - многотысячной армией «правителя Сибири» адмирала Колчака".
Вот некоторые отрывки из воспоминаний ветерана 2-го Горного (267-го стрелкового) полка 30-й дивизии А.Н. Захарова.
Бойцы 2 Горного стрелкового советского полка. 1918 г.
Как мотивировать бойцов на фронте
16/УШ - около 9 часов утра тревожно гудит паровозный гудок бронепоезда, прибывшего из Екатеринбурга. Обеспокоенные люди встают, злые, грязные, голодные и измученные. С бронепоезда слышен крик, - просят нас собраться. Подходят медленно, с неохотой и руганью: «не митинг, а хлеба давайте»… На площадку бронепоезда выходит несколько человек, среди них, [слово тщательно зачеркнуто]. Он поднимает руку для успокоения массы. Наконец смолкли все. Громко и отчетливо полетели слова, эхом разносившиеся среди соснового леса: «Екатеринбург о[т]дан. Сегодня ночью решение[м] Областного комитета партии Николай II и его семья расстреляны»… У этой, только что смотревшей изподлоб[ь]я, унылой и заспанной толпы, заходили желваки, оживились лица, движения, глаза заблестели и, как бомба разрываясь бурно зарокотало «ура». «Да здравствует революция», [«]Борьба за советы». Трудно было узнать людей, так подействовала на них весть о расстреле Николая «кровавого», со смертью которого стало как бы легче, что-то оборвалось, рухнуло и провалилось в вечность, чему нет никогда возврата. В эту минуту хотелось сделать что-то особенно выдающееся и героическое - «давайте патронов», зашумели голоса из толпы. М[и]тинг окончился. Дали патронов и хлеба; люди умылись, поели, встряхнулись, просмотрели и прочистили оружие и сменили сторожевое охранение мадьяр.
Как оперативно решать проблемы с неквалифицированным персоналом
Однажды, после ряда боев днем и ночью, чрезвычайно утомительного, когда мы отогнали белых я зашел в штаб полка в вагон и окончательно обессиленный упал и заснул. Сколько я спал - не помню, но проснулся от толчков и шума. Оказалось, что вагон, в котором я спал лежал на боку. Машинист, делая маневры с длинным составом, толкал его до тех пор, пока ряд вагонов, в том числе и тот, в котором я спал, свалились под откос. Как я остался жив - сказать трудно. Вылез я из вагона в окно и вижу, как начальник нашей группы громко спорит с высоким человеком в замасленной одежде. Оказалось, что это тот самый машинист, который столкнул ряд вагонов. После краткого выяснения он был лично расстрелян т. Зомбергом.
О тактике борьбы в тылу противника
Под Нижним Тагилом белые заняли монастырь, выставив на церкви наблюдателей они отлично видели станцию железной дороги, где у нас битком были набиты эшелоны людей и животных. Используя это обстоятельство, белые начали расстреливать из одного орудия прямой наводкой. Снаряды их быстро испортили рельсы и застопорили наши попытки по разгрузке станции. Поднялись шум, рев и крики раненых людей и животных, быстрой струей льется кровь из вагонов, где одним удачным снарядом убивало десятки людей. Под осколками снарядов падали, обливаясь кровью, рабочие, пытавшиеся исправить железную дорогу. Бросились мы на белых, захватили монастырь, их пушку и офицеров наблюдателей. Короткий допрос и суровая расправа. Ночью они снова заняли монастырь. Теперь были чехи. Мы утром снова ждали, как с рассветом белые будут расстреливать станцию, но этого не случилось.
Мы занимали оборону 2 и 3-м батальонами Горного полка от ж.д. станции до кладбища. Впереди редкий березовый лесок. Теплая ночь, тревожная обстановка. До утра взаимные развед. партии вели огонь. Обошел я цепи, подбодрил. Под утро часовые доносят, что «в лесу шорох». Все замерло. Шум слышится ближе. Еще темно. Вдруг по всему фронту на 2-3 км. зашумели, затрещали пулеметные и ружейные выстрелы…
Разразившаяся канонада и блес[к] выстрелов напоминали налетевшую громовую бурую [так в тексте]. Через несколько минут все смолкло, белые молчат. Выслали разведку. Начался рассвет. Оказалось, на нас шла цепь чехов и вследствие того, что они подошли, не ожидая нас так близко, метров на 80-100, и попали под такой губительный огонь, что никто из них не остался жив и никто не ушел обратно. Мы подобрали до 400-сот винтовок и до 8 станоквых [так в тексте] пулеметов. Цепь чехов распласталась в разных позах по всему фронту. /Население зарывало их целый день/. Велика была наша победа и радость. Мы им жестоко отомстили за вчерашний расстрел наших людей на станции. Ясно, что эта победа была сейчас же использована и мы угнали белых верст на 30. Забрали монастырь и не позволили стрелять по ж.д. станции.
О недоразумениях
В нашем Горном полку, бывший подпольщик рабочий Прокофьев Александр, пришедший с нами в боях из Каслинского завода, в эскадрон моего батальона, сначала был выделен председателем парторганизации, а вскоре был назначен комиссаром полка. Он был первым комиссаром 2-го Горного полка. /Позднее товарищ Прокофьев глупо погиб при отступлении нашем за рекой Камой при личном недоразумении с бойцами полка Стеньки Разина. Он был изрублен на смерть/.
Про пранк
По оплошности ли белых, или кто из них сознательно помогал нам, но факты остаются фактами, - мы на протяжении этого похода часто подслушивали по телеграфным проводам их распоряжения. Почти каждый день знали, где они хотят дать нам бой, куда отходят, какие части, где группируется их артиллерия.
Вспоминаю свой разговор с белым генералом на реке Чепце. Подслушивая его распоряжение об отходе, я вставил реплику: «все равно никуда не уйдете, лучше, генерал, бросайте оружие и сдавайтесь, этим спасете себя и людей, которые вам вверены». Белый генерал повышенным тоном спрашивает, кто вмешался, кто говорит. Я ему назвал свою должность. В ответ от «благородной крови» дворянина посыпалась самая отборная брань, хулиганские матерные слова, которые спокойно могла вынести лишь трубка микрофона. Не знаю, как много бы излил желчи по железным проводам белый генерал, но тут связь порвалась.
Про развлечения на фронте
Отбирая рубеж за рубежом у белых, мы подошли к реке Каме. Вот она течет многоводная, скатывая свои воды в Волгу… Знакомые места, знакомые люди, здесь мы дрались за Советскую власть… Белые на левом берегу Камы… Днем идет пустая перестрелка, как бы перекличка. Мы взаимно через реку охотились друг за другом. Это напоминает стрельбу нынешних снайперов.
Приехал как то ко мне на участок комбриг Н.Д. Томин - этот легендарный храбрец, беспартийный большевик, честнейший человек и действительный герой гражданской войны, о котором следовало бы его ближайшим соучастникам написать, рассказать всю эпопею и получился бы новый советский Чапаев.
Он, я и С. Кожевников пошли на «охоту». Лежим в окопах на берегу Камы за плетнем… парит июньское солнце… Ждем добычи… дождались… от дома на том берегу идет фигура, биноколь уточнил офицерское звание… фигура нагнулась к воде, моется, в стала. Навели винтовку, маячит фигура на мушке… раздался выстрел… белый офицер упал. Пытавшиеся утащить офицера два солдата - один получил ранение, другой убежал. Томин говорит: «Тоже трофеи, подумаешь»…
Часто белые платили нам тем же и выслеживали и наших людей.
Как разоружить противника без единого выстрела
1/ При отходе Малышевского полка к деревне Большой Отяж, разведчики доносят, что деревня занята белыми и у белых происходят учебные занятия. Колчаковский тыл, видно, никак не соглашался признать тот разлом, который происходил на фронте и поэтому нас не ждали.
Выезжаю вперед с командирами батальонов и эскадрона. Окружили деревню, расставили несколько пулеметов - Шоша. В деревне действительно происходят тактические занятия - перебежка цепей и т.п. В”езжаем человек 30-40 конных в деревню и спрашиваем: «Какая часть здесь стоит». Подходит уже немолодой штабс-капитан, на погонах которого отмечены знаки химическим карандашем и отвечает, что «это особая учебная команда какого-то колчаковского полка», номера я не запомнил. Я назвал свою должность и номер части, он не понял, но чувствовал, что я командир полка, - стоит вытянувшись по всем правилам военного искусства. Я вновь спрашиваю: «Где же стоит их полк», он отвечает, что по имеющимся у него сведениям полк стоит на станции Богдановичи. Когда я ему сообщил, что мы - красные, он сделался каким-то бледно-сизым, часто заморгал глазами и видно здорово напугался. Я предупредил его, что полк уже окружил деревню и лучшим исходом для них будет капитуляция. При малейшей попытке с их стороны оказать сопротивление - пленных брать не будем… Это подействовало. Приказал ему подать команду, положить оружие и собрать людей.
В это время в деревню входили головные заставы 1-го батальона товарища Петрова. Забрали пленных, которые были очень удивлены, орудие и их отправили в тыл. Надо было посмотреть на лица бойцов, на которых сияла какая-то особая радость - как же забрали пленных без единого выстрела.
Об ощущениях в кавалерии
Вспоминаю лихую атаку полка Красных гусар тов. Фандеева под общим руководством тов. Томина. Об этой атаке мне хочется рассказать несколько слов. Много порубили белых… Замечательный и лихой это был кавалерийский полк…
Лично я впервые участвовал в такой обстановке, когда на тебя летит кавалерийская лава с обнаженными шашками. Какое-то неприятное чувство охватило весь организм. Главная трудность заключалась в том, что я, будучи пехотным командиром, без шашки ехал с т. Фандеевым и с т. Томиным с полком «Красных гусар», а Малышевский полк двигался вслед за этим полком в 2-3 километрах.
Едем мы и обмениваемся эпизодами из прошлого… Подскакивает конный и докладывает т. Фандееву, что впереди по большаку двигается колонна кавалерии белых численностью до полка.
Т. Фандеев и т. Томин, что то быстро скомандовали полку и мы быстро выехали вперед на опушку березового лесочка. Впереди на возвышенности - пашня с небольшим перелеском. Белые уже заметили нас, у них поднялась пыль, заблестели на солнце шашки и с криком «ура» они мчатся на нас.
Вот тут-то я и пережил какое-то особенное состояние, из которого меня вывели застучавшие наши станковые пулеметы из под ближайших кустов.
В это же время как то особенно быстро выскочило наше орудие на открытые позиции и открыло частый огонь на шрапнели по наступавшей лаве белых.
Белые остановились и закрутились на места. В это время 3-й эскадрон Гусарского полка т. Франскевича с криком «ура» бросился в атаку на белых справа. Белые шарахнулись влево, откуда с криком «ура» в них врезался 2-й эскадрон Красноугсарского [так в тексте] полка и… началась рубка… Я стоял спешенный не далеко от станковых пулеметов под березой и наблюдал эту картину - лихой атаки Красногусарского полка. В эти минуты гусары казались мне какими-то особенным героями. Позднее, я много рассказывал бойцам и командирам Малышевского полка об этой атаке гусар, вносящих бодрость, храбрость и веру в нашу победу. Да, было чем гордиться… На пашне десятки изрубленных людей, десяток пленных… Лошади, взмыленные, часто дышат… Люди запыленные, фуражки козырьком назад, смеются и пускают злые шутки по адресу конницы белых.
После конной атаки мы задержались на этом месте. Выставили заставу и начали забирать по этому большаку, отходившие мелкие части белых одиночек офицеров, генералов и разных чинов, которые в первые минуты встречи даже пытались убедить нас, что это глубокий тыл Колчака, и нас здесь ни в коем случае не должно быть. А некоторые и прямо не хотели верить, что мы красные и думали, что мы зло над ними шутим и… горькое разочарование - бледные шли они под конвоем.
Ну и так далее, там много чего есть. Последний отрывок - о сражении в тылу.
БОЙ ЗА КУНГУР
/7 - 15-го ноября, 1919 года/.
В конце октября 1918 года 2-й Горный советский полк был переброшен в город Пермь, где несколько пополнившись и был отправлен на Кунгур.
…Отдохнули, вымылись, едем… Равномерно стучат колеса товарняка… Настроение у бойцов и командного состава бодрое… Роем гудит песня по вагонам.
Во 2-й Батальон в качестве пополнения получили финнов в количестве 200 человек. Организовали специальную из них 6-ю роту. Из финн по-русски почти никто не говорит, об”ясняемся с ними при помощи переводчиков, мимикой и жестами. Финны - это забота центра о Восточном фронте с эти тяжелые дни.
В это время белые крепко наступали на город Кунгур. Идут жестокие бои под Устькишертью.
В первых числах ноября высадившись из эшелонов полк походным порядком сосредоточился в селе Асове. В 5 бригаду, где комбригом был товарищ Филимонов, а комиссаром товарищ Ионов, через день - два после прибытия, через командира полка товарища Григорьева получаю задание от комбрига: - «С батальоном выйти в тыл белым Устькишерской группировкой в глубине на 30 - 40 километров порвать железную дорогу и наводить панику»… Точно число не помню, но как будто 7/XI, на рассвете батальон в сборе. Вспомнил Октябрьскую годовщину… Поздравлял ребят с праздником… Настроение приподнятое.
Конный эскадрон батальона в составе 60 сабель под командой храброго рубаки вахмистра царской армии Гриши Дунаева тронулся. Политсостава в это время у нас не было. Собрав командиров рот, наказал как и что рассказать бойцам об особенностях и трудностях предстоящей нашей задачи.
Закачались колонны рот… щетиной блестят штыки. Прошли сторожевые заставы. Свернули по узкой дороге, проходившей густым сосновным и еловым лесом. Прошедшей ночью тонким слоем выпал первый снег. Приятный и облегчающийся морозец… Выезжаю впереди к эскадрону, в забытье жгучих дум предстоящего… Время шло быстро и незаметно… Впереди поляна. Дозоры эскадрона остановились. На поляне деревня Первая Сосновка, где выяснилось, что белые были, но ушли. От местных жителей узнали, что во второй деревне, тоже Соснове, в 3 - 5 километрах обозы белых. Едем дальше лесом… Вновь поляна, на которой маячат 10-12 домов. Виден обоз и бродят серые фигуры. Охраны нет. Окружаю деревню эскадроном. Густота леса не везде позволяет проехать на лошади. Наиопушку леса выставил пару станоквых пулеметов [так в тексте], после чего человек 20 конных крупной рысью едем в деревню.
Встречи не ждали белые, бросились кто куда, раздались отдельные выстрелы. Зарубили на месте несколько чубатых казаков, 5 человек взяли в плен, остальные белые разбежались по густому лесу.
Из опроса оказалось, что это обоз какого-то казачьего полка. Прибрали трофеи и отправили в полк. Спешим дальше в третью Соснову, до которой тоже 5-6 километров и от которой в одном километре - цель - железная дорога, занимаемая противником. Подходим к деревне, белых нет. Удивляемся небрежности… Закрыдывается мысль - не подвох ли какой. Свистят гудки паровозов на раз”езде №59. Запаслись в деревне ломами, кирками, пилами и топорами. 4-ю роту, состоящую исключительно из каслинцев, отправляем занять раз”езд, 6-ю роту, состоящую из финн - на разрушение железной дороги, эскадрон - в разведку, 5-ю роту - резервом.
Вскоре на раз”езде застучали выстрелы и замолкли. Это стреляли по убегавшим белым. Рота финн уже рвет полотно железной дороги. Скрипит железо, визжат пилы, подрезая телеграфные столбы, издающие глухие стоны при падении. Надо было видеть картину, с каким остервенением 200 молодых, здоровых, раскрасневшихся человек, группами по 10-12 человек ломали железную дорогу, растаскивали рельсы и шпалы. Люди находились в каком-то экстазе… Все идет хорошо, но ничего не можем сделать с телеграфной проволокой - крутится и вьется, по-прежнему выполняя свое дело связи.
Усатый Кузнецов - слесарь Кыштымского завода, лет 45-ний, мучается над этой проволокой с группой финнов, вспоминая при этом чьих-то родителей.
Невдалеке виднеется будка железнодорожного сторожа. Скачу туда. Кроме нескольких ломов и других малозначущих инструментов у него нет ничего… Смотрю, на стене сторожки висят косы, снимаю пару кос и как-то машинально бью одну об другую в результате получились две ножовки, которые быстро расправились с непокорной проволокой. Связь была порвана. В течение часа, полтора, 200 человек много наломали.
Отошел от железной дороги на пол-километра, занял оборону по высотам, покрытым редким лесом и донес в штаб.
Вскоре со стороны фронта от Устькишеры первым показался бронепоезд белых. Под”ехал к разрушениям и стал, как бы в недоумении. Вылезают из бронепоезда несколько человек и идут по разрушенному пути, быстро жестикулируя руками, но сейчас же бегут обратно под огнем наших станковых пулеметов.
Раскатисто закашляли пушки из бронепоезда белых… Со свистом летят их снаряды за нас в лес и пашни, не причиняя нам никакого вреда, наоборот, ободряя. Жалели, что с нами не было ни одного орудия и нечем было угостить бронепоезд белых.
Стоит он на месте, как замер. Через час показался другой с запада. Обстановка сгущается и чувствуется, что будет жаркий бой. Под прикрытием огня двух бронепоездов белые пытались наступать на нас небольшими цепями силой до роты - двух, видно с задачей - отогнать нас и исправить дорогу. Однако, до вечера все их попытки легко нами отбивались и дорогу исправить мы им не дали.
Ночью послышались крики, шум и лязг железа. Стало ясно, что белые, используя ночное время, хотят исправить железную дорогу.
Открыли огонь по направлению шума, смолкло. Так до утра чередовались - шум на железной дороге с нашими выстрелами.
К утру следующего дня под[о]шел 3-й батальон товарища Луканина, которым я усилил фланги и резерв.
С рассветом белые снова повели наступление с фронта, силой до батальона. Их атаки снова отбиты и даже забрали пленных /какого полка сейчас не помню/. К полдню белые уже наседали с трех сторон - их атаки также были отбиты. Попытки белых исправить дорогу и днем не имели успеха… Однако, у нас появились одиночки раненые. Получаю записку лично от комбрига товарища Филимонова. Обещал выслать подкрепление - Василеостровский полк и 4 отдельный кавалерийский дивзиион и приказал стойко держаться.
И в следующую ночь железную дорогу исправить белым тоже не дали.
Настроение о бойцов бодрое. Пришли полк Василеостровский и 4 к[а]валерийский дивизион и очень ко времени прислали нам продовольствие. Крепко поели… Белые не на шутку испугались. Со слов пленных с фронта они подтягивают свои части. Эти сведения больше влили в нас бодрости и смелости.
В эту же прошедшую ночь на станции Кордон, значительно глубле [так в тексте] и западнее меня, произвел налет немногочисленный, но крепки[й] полк Малышева под руководством Н. Таланкина и С. Кожевникова. Подошли они с проводниками лесом, по замерзшему болотцу, тихо к самой станции, куда белые, в связи с их неудачей на фронте, сосредоточили несколько эшелонов чехов и где будто-бы в это время располагался штаб генерала Гайда.
Малышевцы, не дав опомниться белым, забросали станцию бомбами, навели панику в эшелонах, порвали связь, забрали аппараты и ночью же отошли.
Генерал Гайда спасся бегством - убежал в одном белье.
Наши налеты нанесли значительные потери белым, было много убитых, раненых и пленных.
По обстановке для выравнивания фронта раз”езд №59 пришлось им уступить, но и белые глубоко ответи [так в тексте] свои части от Устькишерты. Мы отделались несколькими ранеными. Финны, не зная русского языка, в первом крещении отлично понимали что от них требуется.
Задачу командира бригады товарища Филимонова мы выполнили хорошо - панику навели белым солидную.
Тепло встретили нас товарищи Филимонов и Ионов в селе Осов. Начали было разговоры о наградах и орденах, только что опубликованных в газете. Зашумела толпа, поднялись выкрики: «Кому служим. С орденов начнем, и до погон дойдем… ничего не надо»….
B. К. Блюхер (стоит четвертый слева) с соратниками: C. М. Глинским, Н. В. Барановым, (неизвестная), Э. С. Кадамцевым, В. С. Русяевым, Р. П. Ваньяном, (неизвестная), братьями Н. Д. Кашириным (сидит) и И. Д. Кашириным. Урал, Троицк.
Кругом зелень, приятный запах черемухи, трели соловья в кустах, в облаках кружили жаворонки - все это так приятно, успокаивающе действует на человека.
...Суровую сибирскую зиму с метелями, сугробами, заносами - сменили первые весенние дни. Снег чернел, дороги набухали водой. Над пробуждающейся землей распластала солнечные крылья ранняя гостья этих краев - весна...
...Скатились в озеро весенние воды, омыв серые камни старых разрушенных гор. Шумят уральские вековые сосны, качаясь под буйным ветром… Быстро пришла весна… По иному, по-новому выглядит Урал в эти дни...
Вы думаете, это какое-то дешевое подражание Пришвину из школьных сочинений? Нет, это примеры из партийных воспоминаний участников гражданской войны, написанные в 1930-е. Почему-то ветераны любили начинать воспоминания таким лирическим задушевным тоном, а потом без перехода писать: "...Шла упорная борьба с надвигающейся с востока на Красную Москву новой опасностью - многотысячной армией «правителя Сибири» адмирала Колчака".
Вот некоторые отрывки из воспоминаний ветерана 2-го Горного (267-го стрелкового) полка 30-й дивизии А.Н. Захарова.
Бойцы 2 Горного стрелкового советского полка. 1918 г.
Как мотивировать бойцов на фронте
16/УШ - около 9 часов утра тревожно гудит паровозный гудок бронепоезда, прибывшего из Екатеринбурга. Обеспокоенные люди встают, злые, грязные, голодные и измученные. С бронепоезда слышен крик, - просят нас собраться. Подходят медленно, с неохотой и руганью: «не митинг, а хлеба давайте»… На площадку бронепоезда выходит несколько человек, среди них, [слово тщательно зачеркнуто]. Он поднимает руку для успокоения массы. Наконец смолкли все. Громко и отчетливо полетели слова, эхом разносившиеся среди соснового леса: «Екатеринбург о[т]дан. Сегодня ночью решение[м] Областного комитета партии Николай II и его семья расстреляны»… У этой, только что смотревшей изподлоб[ь]я, унылой и заспанной толпы, заходили желваки, оживились лица, движения, глаза заблестели и, как бомба разрываясь бурно зарокотало «ура». «Да здравствует революция», [«]Борьба за советы». Трудно было узнать людей, так подействовала на них весть о расстреле Николая «кровавого», со смертью которого стало как бы легче, что-то оборвалось, рухнуло и провалилось в вечность, чему нет никогда возврата. В эту минуту хотелось сделать что-то особенно выдающееся и героическое - «давайте патронов», зашумели голоса из толпы. М[и]тинг окончился. Дали патронов и хлеба; люди умылись, поели, встряхнулись, просмотрели и прочистили оружие и сменили сторожевое охранение мадьяр.
Как оперативно решать проблемы с неквалифицированным персоналом
Однажды, после ряда боев днем и ночью, чрезвычайно утомительного, когда мы отогнали белых я зашел в штаб полка в вагон и окончательно обессиленный упал и заснул. Сколько я спал - не помню, но проснулся от толчков и шума. Оказалось, что вагон, в котором я спал лежал на боку. Машинист, делая маневры с длинным составом, толкал его до тех пор, пока ряд вагонов, в том числе и тот, в котором я спал, свалились под откос. Как я остался жив - сказать трудно. Вылез я из вагона в окно и вижу, как начальник нашей группы громко спорит с высоким человеком в замасленной одежде. Оказалось, что это тот самый машинист, который столкнул ряд вагонов. После краткого выяснения он был лично расстрелян т. Зомбергом.
О тактике борьбы в тылу противника
Под Нижним Тагилом белые заняли монастырь, выставив на церкви наблюдателей они отлично видели станцию железной дороги, где у нас битком были набиты эшелоны людей и животных. Используя это обстоятельство, белые начали расстреливать из одного орудия прямой наводкой. Снаряды их быстро испортили рельсы и застопорили наши попытки по разгрузке станции. Поднялись шум, рев и крики раненых людей и животных, быстрой струей льется кровь из вагонов, где одним удачным снарядом убивало десятки людей. Под осколками снарядов падали, обливаясь кровью, рабочие, пытавшиеся исправить железную дорогу. Бросились мы на белых, захватили монастырь, их пушку и офицеров наблюдателей. Короткий допрос и суровая расправа. Ночью они снова заняли монастырь. Теперь были чехи. Мы утром снова ждали, как с рассветом белые будут расстреливать станцию, но этого не случилось.
Мы занимали оборону 2 и 3-м батальонами Горного полка от ж.д. станции до кладбища. Впереди редкий березовый лесок. Теплая ночь, тревожная обстановка. До утра взаимные развед. партии вели огонь. Обошел я цепи, подбодрил. Под утро часовые доносят, что «в лесу шорох». Все замерло. Шум слышится ближе. Еще темно. Вдруг по всему фронту на 2-3 км. зашумели, затрещали пулеметные и ружейные выстрелы…
Разразившаяся канонада и блес[к] выстрелов напоминали налетевшую громовую бурую [так в тексте]. Через несколько минут все смолкло, белые молчат. Выслали разведку. Начался рассвет. Оказалось, на нас шла цепь чехов и вследствие того, что они подошли, не ожидая нас так близко, метров на 80-100, и попали под такой губительный огонь, что никто из них не остался жив и никто не ушел обратно. Мы подобрали до 400-сот винтовок и до 8 станоквых [так в тексте] пулеметов. Цепь чехов распласталась в разных позах по всему фронту. /Население зарывало их целый день/. Велика была наша победа и радость. Мы им жестоко отомстили за вчерашний расстрел наших людей на станции. Ясно, что эта победа была сейчас же использована и мы угнали белых верст на 30. Забрали монастырь и не позволили стрелять по ж.д. станции.
О недоразумениях
В нашем Горном полку, бывший подпольщик рабочий Прокофьев Александр, пришедший с нами в боях из Каслинского завода, в эскадрон моего батальона, сначала был выделен председателем парторганизации, а вскоре был назначен комиссаром полка. Он был первым комиссаром 2-го Горного полка. /Позднее товарищ Прокофьев глупо погиб при отступлении нашем за рекой Камой при личном недоразумении с бойцами полка Стеньки Разина. Он был изрублен на смерть/.
Про пранк
По оплошности ли белых, или кто из них сознательно помогал нам, но факты остаются фактами, - мы на протяжении этого похода часто подслушивали по телеграфным проводам их распоряжения. Почти каждый день знали, где они хотят дать нам бой, куда отходят, какие части, где группируется их артиллерия.
Вспоминаю свой разговор с белым генералом на реке Чепце. Подслушивая его распоряжение об отходе, я вставил реплику: «все равно никуда не уйдете, лучше, генерал, бросайте оружие и сдавайтесь, этим спасете себя и людей, которые вам вверены». Белый генерал повышенным тоном спрашивает, кто вмешался, кто говорит. Я ему назвал свою должность. В ответ от «благородной крови» дворянина посыпалась самая отборная брань, хулиганские матерные слова, которые спокойно могла вынести лишь трубка микрофона. Не знаю, как много бы излил желчи по железным проводам белый генерал, но тут связь порвалась.
Про развлечения на фронте
Отбирая рубеж за рубежом у белых, мы подошли к реке Каме. Вот она течет многоводная, скатывая свои воды в Волгу… Знакомые места, знакомые люди, здесь мы дрались за Советскую власть… Белые на левом берегу Камы… Днем идет пустая перестрелка, как бы перекличка. Мы взаимно через реку охотились друг за другом. Это напоминает стрельбу нынешних снайперов.
Приехал как то ко мне на участок комбриг Н.Д. Томин - этот легендарный храбрец, беспартийный большевик, честнейший человек и действительный герой гражданской войны, о котором следовало бы его ближайшим соучастникам написать, рассказать всю эпопею и получился бы новый советский Чапаев.
Он, я и С. Кожевников пошли на «охоту». Лежим в окопах на берегу Камы за плетнем… парит июньское солнце… Ждем добычи… дождались… от дома на том берегу идет фигура, биноколь уточнил офицерское звание… фигура нагнулась к воде, моется, в стала. Навели винтовку, маячит фигура на мушке… раздался выстрел… белый офицер упал. Пытавшиеся утащить офицера два солдата - один получил ранение, другой убежал. Томин говорит: «Тоже трофеи, подумаешь»…
Часто белые платили нам тем же и выслеживали и наших людей.
Как разоружить противника без единого выстрела
1/ При отходе Малышевского полка к деревне Большой Отяж, разведчики доносят, что деревня занята белыми и у белых происходят учебные занятия. Колчаковский тыл, видно, никак не соглашался признать тот разлом, который происходил на фронте и поэтому нас не ждали.
Выезжаю вперед с командирами батальонов и эскадрона. Окружили деревню, расставили несколько пулеметов - Шоша. В деревне действительно происходят тактические занятия - перебежка цепей и т.п. В”езжаем человек 30-40 конных в деревню и спрашиваем: «Какая часть здесь стоит». Подходит уже немолодой штабс-капитан, на погонах которого отмечены знаки химическим карандашем и отвечает, что «это особая учебная команда какого-то колчаковского полка», номера я не запомнил. Я назвал свою должность и номер части, он не понял, но чувствовал, что я командир полка, - стоит вытянувшись по всем правилам военного искусства. Я вновь спрашиваю: «Где же стоит их полк», он отвечает, что по имеющимся у него сведениям полк стоит на станции Богдановичи. Когда я ему сообщил, что мы - красные, он сделался каким-то бледно-сизым, часто заморгал глазами и видно здорово напугался. Я предупредил его, что полк уже окружил деревню и лучшим исходом для них будет капитуляция. При малейшей попытке с их стороны оказать сопротивление - пленных брать не будем… Это подействовало. Приказал ему подать команду, положить оружие и собрать людей.
В это время в деревню входили головные заставы 1-го батальона товарища Петрова. Забрали пленных, которые были очень удивлены, орудие и их отправили в тыл. Надо было посмотреть на лица бойцов, на которых сияла какая-то особая радость - как же забрали пленных без единого выстрела.
Об ощущениях в кавалерии
Вспоминаю лихую атаку полка Красных гусар тов. Фандеева под общим руководством тов. Томина. Об этой атаке мне хочется рассказать несколько слов. Много порубили белых… Замечательный и лихой это был кавалерийский полк…
Лично я впервые участвовал в такой обстановке, когда на тебя летит кавалерийская лава с обнаженными шашками. Какое-то неприятное чувство охватило весь организм. Главная трудность заключалась в том, что я, будучи пехотным командиром, без шашки ехал с т. Фандеевым и с т. Томиным с полком «Красных гусар», а Малышевский полк двигался вслед за этим полком в 2-3 километрах.
Едем мы и обмениваемся эпизодами из прошлого… Подскакивает конный и докладывает т. Фандееву, что впереди по большаку двигается колонна кавалерии белых численностью до полка.
Т. Фандеев и т. Томин, что то быстро скомандовали полку и мы быстро выехали вперед на опушку березового лесочка. Впереди на возвышенности - пашня с небольшим перелеском. Белые уже заметили нас, у них поднялась пыль, заблестели на солнце шашки и с криком «ура» они мчатся на нас.
Вот тут-то я и пережил какое-то особенное состояние, из которого меня вывели застучавшие наши станковые пулеметы из под ближайших кустов.
В это же время как то особенно быстро выскочило наше орудие на открытые позиции и открыло частый огонь на шрапнели по наступавшей лаве белых.
Белые остановились и закрутились на места. В это время 3-й эскадрон Гусарского полка т. Франскевича с криком «ура» бросился в атаку на белых справа. Белые шарахнулись влево, откуда с криком «ура» в них врезался 2-й эскадрон Красноугсарского [так в тексте] полка и… началась рубка… Я стоял спешенный не далеко от станковых пулеметов под березой и наблюдал эту картину - лихой атаки Красногусарского полка. В эти минуты гусары казались мне какими-то особенным героями. Позднее, я много рассказывал бойцам и командирам Малышевского полка об этой атаке гусар, вносящих бодрость, храбрость и веру в нашу победу. Да, было чем гордиться… На пашне десятки изрубленных людей, десяток пленных… Лошади, взмыленные, часто дышат… Люди запыленные, фуражки козырьком назад, смеются и пускают злые шутки по адресу конницы белых.
После конной атаки мы задержались на этом месте. Выставили заставу и начали забирать по этому большаку, отходившие мелкие части белых одиночек офицеров, генералов и разных чинов, которые в первые минуты встречи даже пытались убедить нас, что это глубокий тыл Колчака, и нас здесь ни в коем случае не должно быть. А некоторые и прямо не хотели верить, что мы красные и думали, что мы зло над ними шутим и… горькое разочарование - бледные шли они под конвоем.
Ну и так далее, там много чего есть. Последний отрывок - о сражении в тылу.
БОЙ ЗА КУНГУР
/7 - 15-го ноября, 1919 года/.
В конце октября 1918 года 2-й Горный советский полк был переброшен в город Пермь, где несколько пополнившись и был отправлен на Кунгур.
…Отдохнули, вымылись, едем… Равномерно стучат колеса товарняка… Настроение у бойцов и командного состава бодрое… Роем гудит песня по вагонам.
Во 2-й Батальон в качестве пополнения получили финнов в количестве 200 человек. Организовали специальную из них 6-ю роту. Из финн по-русски почти никто не говорит, об”ясняемся с ними при помощи переводчиков, мимикой и жестами. Финны - это забота центра о Восточном фронте с эти тяжелые дни.
В это время белые крепко наступали на город Кунгур. Идут жестокие бои под Устькишертью.
В первых числах ноября высадившись из эшелонов полк походным порядком сосредоточился в селе Асове. В 5 бригаду, где комбригом был товарищ Филимонов, а комиссаром товарищ Ионов, через день - два после прибытия, через командира полка товарища Григорьева получаю задание от комбрига: - «С батальоном выйти в тыл белым Устькишерской группировкой в глубине на 30 - 40 километров порвать железную дорогу и наводить панику»… Точно число не помню, но как будто 7/XI, на рассвете батальон в сборе. Вспомнил Октябрьскую годовщину… Поздравлял ребят с праздником… Настроение приподнятое.
Конный эскадрон батальона в составе 60 сабель под командой храброго рубаки вахмистра царской армии Гриши Дунаева тронулся. Политсостава в это время у нас не было. Собрав командиров рот, наказал как и что рассказать бойцам об особенностях и трудностях предстоящей нашей задачи.
Закачались колонны рот… щетиной блестят штыки. Прошли сторожевые заставы. Свернули по узкой дороге, проходившей густым сосновным и еловым лесом. Прошедшей ночью тонким слоем выпал первый снег. Приятный и облегчающийся морозец… Выезжаю впереди к эскадрону, в забытье жгучих дум предстоящего… Время шло быстро и незаметно… Впереди поляна. Дозоры эскадрона остановились. На поляне деревня Первая Сосновка, где выяснилось, что белые были, но ушли. От местных жителей узнали, что во второй деревне, тоже Соснове, в 3 - 5 километрах обозы белых. Едем дальше лесом… Вновь поляна, на которой маячат 10-12 домов. Виден обоз и бродят серые фигуры. Охраны нет. Окружаю деревню эскадроном. Густота леса не везде позволяет проехать на лошади. Наиопушку леса выставил пару станоквых пулеметов [так в тексте], после чего человек 20 конных крупной рысью едем в деревню.
Встречи не ждали белые, бросились кто куда, раздались отдельные выстрелы. Зарубили на месте несколько чубатых казаков, 5 человек взяли в плен, остальные белые разбежались по густому лесу.
Из опроса оказалось, что это обоз какого-то казачьего полка. Прибрали трофеи и отправили в полк. Спешим дальше в третью Соснову, до которой тоже 5-6 километров и от которой в одном километре - цель - железная дорога, занимаемая противником. Подходим к деревне, белых нет. Удивляемся небрежности… Закрыдывается мысль - не подвох ли какой. Свистят гудки паровозов на раз”езде №59. Запаслись в деревне ломами, кирками, пилами и топорами. 4-ю роту, состоящую исключительно из каслинцев, отправляем занять раз”езд, 6-ю роту, состоящую из финн - на разрушение железной дороги, эскадрон - в разведку, 5-ю роту - резервом.
Вскоре на раз”езде застучали выстрелы и замолкли. Это стреляли по убегавшим белым. Рота финн уже рвет полотно железной дороги. Скрипит железо, визжат пилы, подрезая телеграфные столбы, издающие глухие стоны при падении. Надо было видеть картину, с каким остервенением 200 молодых, здоровых, раскрасневшихся человек, группами по 10-12 человек ломали железную дорогу, растаскивали рельсы и шпалы. Люди находились в каком-то экстазе… Все идет хорошо, но ничего не можем сделать с телеграфной проволокой - крутится и вьется, по-прежнему выполняя свое дело связи.
Усатый Кузнецов - слесарь Кыштымского завода, лет 45-ний, мучается над этой проволокой с группой финнов, вспоминая при этом чьих-то родителей.
Невдалеке виднеется будка железнодорожного сторожа. Скачу туда. Кроме нескольких ломов и других малозначущих инструментов у него нет ничего… Смотрю, на стене сторожки висят косы, снимаю пару кос и как-то машинально бью одну об другую в результате получились две ножовки, которые быстро расправились с непокорной проволокой. Связь была порвана. В течение часа, полтора, 200 человек много наломали.
Отошел от железной дороги на пол-километра, занял оборону по высотам, покрытым редким лесом и донес в штаб.
Вскоре со стороны фронта от Устькишеры первым показался бронепоезд белых. Под”ехал к разрушениям и стал, как бы в недоумении. Вылезают из бронепоезда несколько человек и идут по разрушенному пути, быстро жестикулируя руками, но сейчас же бегут обратно под огнем наших станковых пулеметов.
Раскатисто закашляли пушки из бронепоезда белых… Со свистом летят их снаряды за нас в лес и пашни, не причиняя нам никакого вреда, наоборот, ободряя. Жалели, что с нами не было ни одного орудия и нечем было угостить бронепоезд белых.
Стоит он на месте, как замер. Через час показался другой с запада. Обстановка сгущается и чувствуется, что будет жаркий бой. Под прикрытием огня двух бронепоездов белые пытались наступать на нас небольшими цепями силой до роты - двух, видно с задачей - отогнать нас и исправить дорогу. Однако, до вечера все их попытки легко нами отбивались и дорогу исправить мы им не дали.
Ночью послышались крики, шум и лязг железа. Стало ясно, что белые, используя ночное время, хотят исправить железную дорогу.
Открыли огонь по направлению шума, смолкло. Так до утра чередовались - шум на железной дороге с нашими выстрелами.
К утру следующего дня под[о]шел 3-й батальон товарища Луканина, которым я усилил фланги и резерв.
С рассветом белые снова повели наступление с фронта, силой до батальона. Их атаки снова отбиты и даже забрали пленных /какого полка сейчас не помню/. К полдню белые уже наседали с трех сторон - их атаки также были отбиты. Попытки белых исправить дорогу и днем не имели успеха… Однако, у нас появились одиночки раненые. Получаю записку лично от комбрига товарища Филимонова. Обещал выслать подкрепление - Василеостровский полк и 4 отдельный кавалерийский дивзиион и приказал стойко держаться.
И в следующую ночь железную дорогу исправить белым тоже не дали.
Настроение о бойцов бодрое. Пришли полк Василеостровский и 4 к[а]валерийский дивизион и очень ко времени прислали нам продовольствие. Крепко поели… Белые не на шутку испугались. Со слов пленных с фронта они подтягивают свои части. Эти сведения больше влили в нас бодрости и смелости.
В эту же прошедшую ночь на станции Кордон, значительно глубле [так в тексте] и западнее меня, произвел налет немногочисленный, но крепки[й] полк Малышева под руководством Н. Таланкина и С. Кожевникова. Подошли они с проводниками лесом, по замерзшему болотцу, тихо к самой станции, куда белые, в связи с их неудачей на фронте, сосредоточили несколько эшелонов чехов и где будто-бы в это время располагался штаб генерала Гайда.
Малышевцы, не дав опомниться белым, забросали станцию бомбами, навели панику в эшелонах, порвали связь, забрали аппараты и ночью же отошли.
Генерал Гайда спасся бегством - убежал в одном белье.
Наши налеты нанесли значительные потери белым, было много убитых, раненых и пленных.
По обстановке для выравнивания фронта раз”езд №59 пришлось им уступить, но и белые глубоко ответи [так в тексте] свои части от Устькишерты. Мы отделались несколькими ранеными. Финны, не зная русского языка, в первом крещении отлично понимали что от них требуется.
Задачу командира бригады товарища Филимонова мы выполнили хорошо - панику навели белым солидную.
Тепло встретили нас товарищи Филимонов и Ионов в селе Осов. Начали было разговоры о наградах и орденах, только что опубликованных в газете. Зашумела толпа, поднялись выкрики: «Кому служим. С орденов начнем, и до погон дойдем… ничего не надо»….
B. К. Блюхер (стоит четвертый слева) с соратниками: C. М. Глинским, Н. В. Барановым, (неизвестная), Э. С. Кадамцевым, В. С. Русяевым, Р. П. Ваньяном, (неизвестная), братьями Н. Д. Кашириным (сидит) и И. Д. Кашириным. Урал, Троицк.